Железом по белому

Глава 56

5

Вольфа жарили на костре. Вернее, варили, потому что он явственно чувствовал, как его тело плавает в кипящей жидкости. Кто именно занимался такой кулинарией — он не видел, потому что глаза юноши залепило каким-то жирным пластом, то ли куском мяса, то ли листом капусты. Ведь если варят — значит, собираются делать суп. А что ж за суп без капусты?

От ненормальности этой пришедшей в голову мысли Вольф даже очнулся.

Разумеется, никто его не варил. Он варился сам, в собственном поту, под толстенным пуховым одеялом…

Одеялом?

Последнее, что он смог вспомнить — улица, по которой он брел в поисках убежища. Там точно не было никаких одеял. Где он?

Вольф осторожно потянул одеяло вниз, морщась от боли в правой руке.

Белый потолок. Ну, по крайней мере, он не там, где жарят и варят тех, кто плохо себя вел при жизни. Там, наверное, нет белых потолков, они должны быть закопчены… И еще там пахнет…

Он принюхался. Здесь пахло травам и лекарствами. Точно — он не в преисподней.

А где?

Белый потолок, белые стены, голубые глаза…

Глаза?

На Вольфа смотрела женщина. Уже в возрасте, лет двадцати пяти — двадцати семи, золотисто-пшеничные волосы скручены в круглый узел на макушке, лицо, белое, гладкое, на розовой щеке — две черные родинки. И огромные голубые глаза…

— Вы очнулись! — радостно произнесли глаза. Вернее, произнесли, конечно, губы, круглые, алые, коралловые… Она ему точно не кажется?

— Да… — прошептал Вольф, чувствуя себя так, как будто его прожевал и выплюнул дракон. Причем выплюнул — это в лучшем случае. Ощущения все же больше походили на те, что должны возникнуть, если тебя проглотили и переварили.

— Кто… вы…

— Я Мадлен Саамс! — радостно сообщило прекрасное видение.

— Где… я…

— Вы в моей постели! То есть… — очаровательная Мадлен мило порозовела, — не в моей, конечно, а в постели в моем доме.

— Как… я…

— Вы потеряли сознание на улице, и мы перенесли вас сюда. Вы были ранены. Вас ограбили? Я промыла и обработала раны.

Вольф почувствовал, что на месте ран ощущаются толстые повязки. Еще он осознал, что видит окружающее только одним глазом. Что с глазом…? Стоп. МЫ?

— Кто… вы…

— Я Мадлен Саамс!

— Нет…

Скрипнула дверь, и послышались шаркающие шаги. Вольф наклонил голову и скосил единственный глаз.

Комнату пересек маленький человечек, сгорбленный и сморщенный так, как будто ему уже лет сто, не меньше. Не обращая внимания ни на Вольфа, ни на Мадлен человечек прошаркал через помещение и скрылся из поля зрения юноши. Хлопнула дверь и все стихло.

— Это мой слуга, старый Ламмерт. Он помог перенести вас в аптеку.

Аптека… Точно. Вольф вспомнил. Он собирался найти аптеку, и даже нашел ее, но позорно потерял сознание. И еще он, кажется…

— Я… грозил вам… оружием…

— Ой, вы сказали, что застрелите меня, если я пикну, — отмахнулась женщина, — Но я не пищала, так что все в порядке. Но вы не сказали: вас ограбили? Или вас похитили?

— Да, — Вольф пошевелился, — Ограбили.

Солгал, конечно. Нет, если немножко подумать, то он мог бы сказать, что его похитили злодеи и это, в принципе, было бы правдой, но в своем нынешнем состоянии Вольф не смог бы сплести ложь из нитей правды.

Да и в обычном — тоже.

Словесные кружева — это не его, он человек… мм… прямолинейный.

— А вы кто? — в голубых глазах горели жизнерадостность и любопытство, — Говорите по-нашему, но с каким-то чужим выговором…

6

Когда великий Айслебен решил приблизить церковь к народу, он столкнулся с одной серьезной проблемой: священная книга Картис была написана на древнем языке Эстской империи, на котором говорили священники, ученые, но не простые люди. Впрочем, если бы великого Айслебена останавливали трудности, он не стал бы основателем новой церкви, а так и прожил бы всю жизнь священником в маленьком городке.

Великий Айслебен решил перевести Картис на язык Белых земель.

Проблема была в том, что никакого языка Белых земель тогда не существовало. На огромных просторах, раскинувшихся от Янтарного до Изумрудного моря, люди говорили на дикой мешанине наречий, так, что иногда жители одного села с трудом понимали то, что говорят в соседнем.

Но отношение великого Айслебена к трудностям вы уже знаете.

Он не просто смог перевести Картис, он фактически создал язык Белых земель, единый и одинаковый для всех. Люди читали Картис, люди учились по Картис, и, в конце концов, они заговорили на одном языке. Вернее, слова, которые они употребляли, были одинаковыми, а вот выговор у каждого оставался свой.

Выговор не переведешь.

Так что фюнмаркская женщина могла с легкостью понять айнштайнского юношу, но совершенно точно не могла понять, откуда он. И это хорошо: кто его знает, стала бы она, при всем ее дружелюбии, помогать шнееландцу…