Железом по белому

Глава 60

5

Насколько помнил Ксавье, лесные призраки-линьгуи носили маски демонов. Чтобы дополнительно напугать своих жертв. Пусть те потратят несколько лишних секунд на то, чтобы прийти в себя, чем на то, чтобы подготовиться к отражению атаки. Но, скорее всего, это была все же легенда: опыт вервольфа говорил о том, что бродить ночью по лесу в маске, которая закрывает тебе половину обзора и норовит сползти при резком движении — не самая лучшая идея.

Кэтсхилл не слышал о линьгуях, но использовал тот же подход, предложив Ксавье разрисовать лицо под утопленника — юноша все же рассказал о том, что именно Младший был тем, кто пытался убить его, сбросив в реку — дословно сказав, что это позволит выиграть несколько секунд, пока жертва придет в себя. Возражения, что грима у них нет, Кэтсхилл не принял, за полчаса пройдя по комнатам рабочего общежития, порывшись в своих вещах и смешав добытое в нескольких крохотных мисочках, он получил несколько красок для лица, каковые с энтузиазмом принялся наносить на Ксавье. При посильном участии остальных членов своей команды, которые, разумеется, не согласились упустить такой аттракцион.

— Ну как? — Кэтсхилл протянул своей жертве овальное зеркальце.

Ксавье посмотрел на свой новый облик. Изжелта-белое лицо, темные круги вокруг глаз, ярко-красные губы, растянувшиеся в нарисованной зловещей ухмылке… Темные волосы юноши отливали зеленым. Будь времени чуть побольше — Кэтсхилл наверняка придумал бы, как нацепить на него водоросли и пиявок.

— Похож на утопленника?

— На шута я похож. Только колпака с бубенцами не хватает.

— Так… Колпак мы сейчас быстро сошьем, а вот бубенцы… У нас лишних нет.

— Стоп-стоп! Не надо колпака, я пошутил.

— Да? А может все же — с колпаком? Шут-утопленник — да твой Младшенький помрет от испуга раньше, чем успеет сказать «мяу».

— Мне как раз нужно, чтобы он не помер, пока не промяукает все, что мне нужно знать. Стирай красную помаду, рисуй черную.

6

Облик бледного утопленника с черными губами и черными пятнами вокруг глаз получился настолько убедительным, что Младший замер в дверях, как будто пронзенный ударом молнии. Оно и понятно: заходишь в свою спальню, в которой были закрыты окна и двери, да и находится он на четвертом этаже, а там медленно распрямляется, как будто вырастая из пола, черная фигура с белым лицом…

Лицом человека, которого ты собственноручно утопил.

Нет, через несколько секунд Младший пришел в себя и начал действовать, выхватывая из кармана револьвер. Но эти несколько секунд…

Ох уж, эти несколько секунд. Казалось бы — крошечный промежуток времени, а сколько всего успевает произойти за него. Например, Ксавье успел подскочить к своей жертве и резко ударить в лоб рукояткой ножа, так и зажатого в руке.

Глаза Младшего закатились, и он опустился на пол.

7

Очнулся фальшивый сотник Черной сотни быстро. И понял, что он влип в крупные неприятности.

Младший был привязан к собственной кровати, растянутый на ней, как лягушка, которую мучает жестокий ребенок. Рот завязан, так, что остается только мычать. А над ним нависает жуткое лицо мертвеца.

— Ну здравствуй, Ксавье.

— М? Ммм! Ммммм!!

— Что ты там говоришь? Ты не Ксавье?

Быстрые кивки.

— Правильно. Ксавье — это я.

— Мммм! Ммммм!

— Да, ты верно понимаешь, если я смогу доказать, что настоящий Ксавье — это я, то у тебя будут большие неприятности. Да, еще большие, чем сейчас. Хотя и сейчас, знаешь ли, тебя ждет мало приятного.

Ксавье поудобнее уселся на стул и закинул ногу на ногу, рассматривая свою жертву и поигрывая ножом. Рассказывать Двойнику о том, что, случись чудо и ворвись сюда охранники Штальштадта, то проблемы обрел бы он, Ксавье, а никак не его Двойник. Просто потому, что Двойника знают и для охранников он — свой. Можешь не успеть доказать, что ты настоящий…

— Видишь ли, я знаю, что вы собираетесь здесь устроить…

— Мммм!

— Да, знаю. Но, к сожалению, не во всех подробностях и не всех вовлеченных. Вот ты мне об этом и расскажешь.

— Мммм!

— Нет, «расскажешь», в данном случае — фигура речи. Я не обладаю научным складом ума и не хочу проводить эксперименты, чтобы узнать, будешь ли ты послушным мальчиком и станешь ли кричать и звать на помощь, стоит мне освободить твой рот. Вот твоя рука, которой я оставил некоторую свободу, вот карандаш, вот бумага, вот книжка какая-то… «Прелестная Гвендолин или томление плоти»? Серьезно?! Ладно, сейчас я положу рядом с тобой прелестную Гвендолин, положу сверху бумагу — и начну задавать вопросы. А ты будешь на них отвечать. Но перед этим, чтобы сэкономить нам обоим время, я расскажу тебе кое-что о себе. Видишь ли, я — из Драккена. Слыхал о таком? А о драккенских вервольфах? Вижу, что тоже слышал. Догадываешься, к чему я клоню? Все верно, я — один из вервольфов. А знаешь ли ты, что делают вервольфы Драккена с теми, кто не отвечает на их вопросы? Ничего страшного, я сейчас расскажу…

И Ксавье начал рассказывать.

Спокойным, несколько даже скучающим голосом он рассказывал вещи настолько ужасные, что кровь застыла в жилах даже и у более смелого человека, а от омерзения стошнило бы даже смотрителя анатомического театра. Упомянутый когда-то давным-давно в быстром допросе брандского извозчика «драккенский галстук» на фоне того, что сейчас выслушивал Младший, был вещью практически безобидно и где-то даже гуманной. И самым страшным в этом рассказе было то, что выражение лица Ксавье при этом без всяких угроз говорило о том, что он знает, как ЭТО сделать, делал ЭТО раньше, и, самое пугающее — готов сделать ЭТО со связанной жертвой в случае необходимости.

— …итак, выбор за тобой. Либо ты рассказываешь мне все, что я хочу узнать, либо ты испытываешь на себе вервольфовские придумки и все равно все рассказываешь. Только во втором варианте в этой комнате, залитой кровью и воняющей горелым мясом и содержимым кишечника, наутро останется твое мертвое тело.