Гильдия Чёрных Кинжалов

— Ой, не надо, пожалуйста! — не выдержала я. — Если ты сам сказал, что понял, кто я, то вряд ли дело было в этом.

— В этом тоже, — не отступил Каус. — Но ещё, конечно… Ещё, конечно, я понял, что если не заберу тебя в Дельсун, то обреку на смерть. Они ведь уже посылали за тобой наёмного убийцу. И не остановились бы, разумеется. А ты… ты была такой живой. Ты была как ребёнок. Требовательный. Непосредственный. Искренний. Ранимый. И я подумал…

— Да у нас с тобой разница всего-то в два года, — обиделась я.

Каус усмехнулся:

— И тем не менее… Ты чем-то напоминала мне мою сестру. Ты мне сразу очень понравилась… Ты расплёскивала вокруг себя жизнь. Была такой энергичной, такой упрямой. У тебя было то, чего мне не хватало — и не хватает — в себе самом. И ещё в тебе была… надежда. Надежда на то, что всё изменится… Я увидел её… — Каус болезненно поморщился, снова попытавшись переменить положение. — И мне стало жутко от мысли, что ты можешь умереть. Я вообще, знаешь… После того, что случилось с Аргеллой, в тот самый миг, когда я сделал это и увидел её лицо, я вдруг остро ощутил, насколько это хрупкое создание — человек. Особенно женщина. Одно движение — и всё… Была бабочка — и нет. И такое ведь про каждого сказать можно… Нельзя убивать бабочек ради порядка, каким бы он ни был… А тут и порядка никакого и нет. Одна видимость. Есть только кучка трусов — ещё больших трусов, чем я… Очень умных, предусмотрительных. Для которых дряхлый миф и мягкое кресло дороже жизни беззащитной, невинной и, на свою беду, очень умной девочки. Так не должно продолжаться… Всё это — не должно продолжаться… — Каус перевёл дыхание и прикрыл глаза. Лицо его было бледнее обычного, на лбу выступила испарина. Если бы он попросил, я бы, наверное, развязала путы. Я почему-то не сомневалась, что он ничего мне не сделает и не попытается сбежать. Но Каус не просил. — Столько народу погибло во имя их вранья, во имя их благополучия. Можешь не верить, но именно ты вдохновила меня сделать… хоть что-то. Глядя на тебя, я подумал, что убив одну, просто обязан спасти вторую. Сказал Тормуру, что присмотрю за тобой. Что ты ценный сотрудник и грех такими разбрасываться. Кроме того, оказавшись в Дельсуне, ты бы лишилась возможности продолжать ковыряться в деле Аргеллы… по крайней мере, я так думал. Если бы ты не справлялась с испытаниями, я бы как-то подсказывал, или даже подтасовывал результаты письменных вопросов — но ты оказалась молодцом… А потом ты продолжала меня восхищать. Ты шла вперёд, ты поступала так, как хотела, независимо от обстоятельств, независимо от того, что тебе говорили и чего от тебя ожидали. И в конце концов мне стало казаться, что ты — действительно тот самый человек, который что-то изменит в этой жизни… Во всей этой ситуации… Я тогда решил, что не буду больше вешать тебе на уши ту лапшу, которую вешали мне. И что если ты пойдёшь дальше — я пойду за тобой. И плюну на всё. Мне казалось, ты своим упорством можешь добиться многого, можешь пробить любую стену, даже самую безнадёжную, а я буду помогать тебе, чем смогу… Но потом вдруг…

— Потом ты понял, что я не железная, — угрюмо отозвалась я, вспомнив разговор в моей комнате.

— Прости, — вздохнул Каус. — Я чувствовал такое разочарование от того, что ты пошла у кого-то на поводу, что не мог сдерживаться. А когда я не сдерживаюсь, то способен наговорить много неприятных вещей.

— Ты виртуозно умеешь выводить из себя, — согласилась я. — Так же было и с Рейтегом, верно?

— Теперь сложно сказать… Может быть. С Рейтегом, конечно, вышло некрасиво… И сейчас тоже. Понятно же было, что без доказательств ему ничего не грозит, но я так боялся… нет, не того, что меня отправят на виселицу — а того, что ты почувствуешь, когда узнаешь, каков я на самом деле. И каждый раз… то ты обмолвишься о призраке своей однокурсницы, то ещё что… каждый раз, иногда почти неосознанно, я пытался навести тебя на мысль, что это всё он, он — не я! Глупо, конечно. Этим, полагаю, я в конце концов и выдал себя.

— В основном, да, — кивнула я. — Но потом я стала вспоминать и другие разные мелочи, которым не придавала значения в своё время. Например, когда я сказала тебе про то, что у меня была подруга из пригорода Штатбурта, ты не уточнил, почему я говорю о ней в прошедшем времени. Не хотел заострять на этом внимание, чтобы разговор не сошёл к неприятной для нас обоих теме, не говоря уже о том, что ты бы начал ходить по тонкому льду…

— Разве я не мог решить, что она, например, уехала?

— Мог, но обычно люди всё-таки уточняют. Плюс ты тогда сказал, что не слышал её имени, но совсем недавно дал мне понять, что читал о её смерти в газетах. А у тебя память профессиональная, ты даже имя Тантара вспомнил, хотя я произносила его при тебе один раз. Ты не мог просто взять и забыть, как её звали. Я молчу о том, что ты ни разу не заводил об этом разговор.

— Ты тоже, — сказал Каус. — А ведь здесь, в Дельсуне, тебе больше не с кем было обсудить смерть своей подруги. Ты как будто чувствовала, что не стоит со мной разговаривать об этом. Хотя неопределённость и беспомощность раздирали тебя изнутри, и я это прекрасно видел… Но может, оно и к лучшему, что ты так и не начала мне доверять. Тебе было бы гораздо больнее. А сейчас… я уверен, ты справишься.

— Куда ж я денусь.

Мы молча смотрели друг на друга. Мне вспоминался скрученный синий передник, фляжка у губ, апельсин в ладонях.

— Прощай, Каус, — сказала я наконец.

— Прощай. И… спасибо. Из тебя бы вышел отличный следователь Эстина. Жаль, что ты попала сюда.

Я подумала о кинжале, которому совсем недавно придавала столько значения, и который сейчас торчал из пола моей комнаты. Абсолютно бесполезная, как выяснилось, вещь. Слишком их много — бесполезных вещей. И бесполезных слов, и бесполезных действий. Слишком много мишуры, скрывающей чёрную сердцевину Гроуса.

— Нет, — сказала я. — Хорошо, что я сюда попала.

Я хотела было повернуться к выходу, но Каус остановил меня:

— Подожди… Я никому не скажу о том, что ты была у меня, но ты ведь понимаешь, что после твоего исчезновения вместе с Тантаром за вами вышлют погоню… Возьми моих лошадей. С магией ты без проблем отвлечёшь внимание конюха, а потом вас никто не сможет догнать.

Я презрительно усмехнулись.

— Лошадей, которых тебе подарили за то, что ты расправился с Аргеллой? Нет уж, уволь.

— Не глупи, — сказал Каус. Опровергать мою догадку он не стал, что заставило мои губы скривиться ещё больше. — Если их не возьмёшь ты, возьмут другие. А Аргелла была твоей подругой. Эти лошади на твоей стороне.

Как ни прискорбно, но он в очередной раз был прав.

— Я найду способ отослать их тебе обратно, — сказала я. — Надеюсь, они будут жить долго. И ты тоже.

С этими словами я ушла, оставив его одного в холодном доме — ждать исчезновения невидимых пут.

***

— Всё-таки это неправильно, — хмуро говорил Тантар, когда мы ехали прочь от городской библиотеки, опустошив его тайник. — Он должен понести наказание.

Улица спала, подкованные копыта неторопливо цокали по брусчатке — мы решили, что пошлём лошадей в галоп уже на выезде из города.

— Он сам себя наказывает, — отозвалась я. — И он всего лишь исполнитель.

— По-твоему, это его оправдывает?

— Нет, конечно. Но определять, кто должен понести наказание, а кто нет, я лично больше не хочу. Пусть с ним разбирается Горна — в конце концов, это её дело. Если она придёт к тем же выводам, что и я, то значит, такая судьба у Кауса — быть повешенным.

Последние слова дались мне с трудом, хотя я и пыталась придать своему тону беспечность. Я могла сколько угодно рассказывать о том, что Каус куда полезнее живой, чем мёртвый, и что его совесть — худший для него палач. Всё это было бы правдой, но… но я ещё и очень не хотела, чтобы его повесили.

— Горна думает, что это я, — сказал Тантар.

— Нет, мне так не кажется. Она не зря была лучшей на нашем курсе. Она понимает, что если твои магические следы обнаружили на месте преступления, то это означает, что ты там был и колдовал. А то, что ты ударил Аргеллу кинжалом — ещё нужно доказать.