Страница 11 из 49
Сейчас или никогда!
Запрыгнула на стул, потом по скатерти забралась на стол. Изысканная посуда, начищенные до блеска столовые приборы, салфетки на ажурной подставке. Очень красиво, но мне было не до красоты.
Я выбрала самую большую тарелку, стоящую во главе стола и, со всех ног, бросилась к ней.
Еда!!!
Уткнулась носом в кашу и начала жадно, не жуя, глотать, блаженно жмурясь и трясясь всем тельцем, от макушки до пяток. Даже крякать начала от удовольствия.
О, Луна! Как же вкусно! Это самая лучшая каша в моей жизни!
Я не могла остановиться и была готова залезть в нее всеми лапами. И вообще, забраться целиком, и никогда больше не вылезать!
Но не тут-то было!
Я так увлеклась едой, что не заметила, как хозяин со своим выводком подошел к столу. Жесткая ладонь привычно сомкнулась на моем загривке и подняла в воздух. У меня даже не было сил сопротивляться. Болталась, свесив лапки, и блаженно облизывалась. Оно того стоило!
— Надо же, — усмехнулся Честер, — мы ждали, что она будет червяков и фарш уплетать, а ей кашу подавай. Какой-то неправильный моран.
Как ни странно, но мужчина совершенно не рассердился за то, что я залезла в его тарелку. Напротив, он довольно улыбался, и даже почесал меня по раздутому животику.
— Эйла Варна, — позвал он домохозяйку и та, словно только этого и ждала, тут же оказалась рядом, — кормите ее теперь тем же, что даете нам на завтрак.
— Как скажите, — она угодливо склонила голову,
— И помойте ее, а то своими грязными лапами весь дом перепачкает, — Кьярри передал меня в руки женщины, и уже через пару минут я оказалась в тазу с теплой водой.
Меня отмыли, вытерли и снова выпустили в гостиной. После бессонной, полной разочарования ночи и сытного завтрака мне очень хотелось спать. Я немного постояла, повздыхала, подумала о том, что надо бы искать путь спасения, а потом махнула на все лапой и отправилась под свой любимый шкаф.
***
Это был самый отвратительный день в моей жизни. Когда на каждом шагу, на каждом повороте поджидал провал. Я еще раз прошлась по дому, теша себя надеждой, что ночью в потемках что-то пропустила и выход все-таки есть. Даже в комнату Честера, наконец, смогла забраться. Эффекта никакого. Его окна, как и все остальные, не выпускали меня наружу. Так же удалось пробежаться по кухне, проверить черный выход и дымоходы. Тоже бесполезно. Этот дом действительно превратился в мою тюрьму.
Тогда я попыталась обратиться к своим ведьмовским силам, но и здесь меня ждал провал. Магия не откликалась, даже простейшее плетение вызвать не удалось, не говоря уже о чем-то серьезном.
Хорошо мы с девочками постарались. Качественно подготовились. Маскировка выше всяких похвал. Только теперь из-за нее мне грозило навсегда остаться комнатной зверюшкой у Честера Кьярри в этом проклятом доме. Сколько мораны живут? Лет пять-семь? Если я не найду выход, то это будут последние годы моей никчемной жизни.
Следующим пунктом плана по спасению самой себе стало зеркало связи. Если бы мне только удалось пробраться в кабинет и активировать зеркало Честера! Тогда бы я смогла связаться с девочками, и они бы вытащили меня из этой передряги!
Подходящего момента пришлось ждать долго. Кьярри, как назло, вернулся с работы пораньше и засел в кабинете, перебирая бумаги. Вдобавок, из летней школы вернулась Лилу и снова попыталась втянуть меня в свои игры. Мне пришлось туго: и от пиявки мелкой уворачиваться, и за Честером присматривать. Да еще и Эдвард сегодня дома остался, и при возможности старался пихнуть меня ногой, если попадалась на пути. Гадкий парень!
— Пап! Пойдем ужинать, — позвала девочка, бесцеремонно ворвавшись к отцу.
— Иду, — он отложил в сторону красивое темно-серое перо, — я как раз закончил. Кстати, сегодня, вечером должен зайти Стефан…
— Ура, дядя Стеф придет! — завопила малышка, и запрыгала, как дикий козленок, — подарок принесет.
— Насчет подарка я не уверен…
— Конечно принесет, — убежденно сказала Лилу, — он всегда приходит с подарками.
— Балует он тебя, — проворчал грозный отец и пошел следом за дочерью, которая уже ускакала в столовую.
Дядя Стеф? Вот только еще одного Кьярри мне не хватало.
Дверь осталась приоткрытой, и я без труда проскользнула с просторный кабинет Честера. Здесь было сумрачно и солидно, очень по-дознавательски. Шкафы с бумагами, книги, большой стол из красного дерева, на котором стояло зеркало вызова в строгой бронзовой оправе.
Я проворно забралась на тяжелое кожаное кресло, потом перескочила на стол и бросилась к зеркалу. Приложила к нему лапку, настраиваясь на нужного человека и…ничего не произошло. Я приложила еще раз, пытаясь связаться с домом, но снова в пустую. Зеркало предназначалось для людей и не реагировало на прикосновение морана.
— Да что такое! — в сердцах шлепнула по нему лапой и повалила на стол.
Хорошо, хоть не разбила! Но на шум появился Честер. Я едва успела улизнуть под шкаф, как он ворвался в кабинет и ястребиным взором огляделся по сторонам.
Пока дознаватель ставил зеркало и поправлял документы, мне удалось выбраться в коридор и благополучно убежать в гостиную.
Как же вырваться из этой западни? Пока на мне этот проклятый ошейник я не смогу покинуть дом!
Я решительно потопала к зеркалу и начала рассматривать ошейник, поворачивая его из стороны в сторону. Ни стыка не видать, ни застежки. Гладкая кожаная полоса, которую не разорвать.
Грустно крякнув, я с тоской посмотрела туда, где сидел Честер. Похоже, пора смириться с тем, что это дело я провалила и признаться ему во всем. Представляю, как он будет смеяться надо мной и говорить «я так и знал, что от этой пигалицы не будет прока».
Мне было очень обидно и совершенно не хотелось признавать поражение, но оставаться маленьким беспомощным мораном хотелось еще меньше, поэтому я решилась на признание.
Только как это сделать? Языка моранов он не знает. Придется писать письмо. Просто и без прикрас: Я-Вивьен. А дальше пусть, что хочет, то и делает. Хочет — сам расколдовывает, хочет — везет домой. Мне все равно.
Преисполненная мрачной решимости я вытолкала из-под дивана альбом, который забыла Лилу, оттуда же выкатила карандаш.
И вот тут начались проблемы.
Карандаш оказался слишком толстым для лапки морана. Я его и так, и эдак, и все в пустую. Он чиркал по листу, падал, откатывался. Я снова его хватала, снова пыталась писать и снова с тем же результатом.
Даже букву «я» не удалось накарябать, не то, что все остальное.
Я пробовала левой лапой, правой, обеими. Даже ртом. Никакого результата. В том нагромождении бледных черточек, что у меня получилось, при всем желании невозможно было рассмотреть хоть какую-то букву.
— Ну же, давай! — шипела я на свои неуклюжие лапы. — что может быть проще! Я Вивьен! И все! Пиши давай!
— Что ты там раскрякалась? — проворчал Эдвард, оторвавшись от книги.
— Иди ты к черту! — в сердцах рявкнула я, опять стараясь провести карандашом по листу. И снова он выехал из неуклюжих морановых лап.
Тут меня прорвало. От обиды, от усталости, от страха я заревела.
Совсем некрасиво, не по-ведьмински.
Сидела на полу и горько вопила, вслух высказывая все что думаю и о дознавателе, и об этом деле, и о питомнике, и обо всем остальном.
— Цыц! — раздраженно цыкнул Эдвард, которому мои вопли мешали читать, — сейчас получишь!
Я ревела пуще прежнего.
— Ну почему у меня такие маленькие лапки? Такие маленькие пальчики! — надрывалась я во весь голос, — я хочу домой. Хочу в свое тело.
— Она меня бесит! — процедил сквозь зубы, обращаясь к отцу, — ты не мог принести что-то не такое шумное!
— Не обращай внимания, — меланхолично отозвался Кьярри.
Ему-то хорошо.
Сидит у камина, читает газету, листает страницы НОРМАЛЬНЫМИ пальцами, а не маленькими зелеными пампушками, а несчастная королевская гончая сидит на полу и горько рыдает. Магии нет! Дом не выпускает! Даже дураку Кьярри не получается написать!