Страница 24 из 27
Я притянул её к себе за руку. Прошло уже несколько седмиц, почти два месяца, как она сказала мне о беременности, как мы говорили и перестали вспоминать о женитьбе, Эрик сказал, что все считают, и будут считать здесь, что она замужем, и ребёнок наш вполне законный. А что, это вполне может удасться, мы приехали в Вавилон мужем и женой для всех… Даже Зигалит не сомневается, что мы женаты. Всё будет хорошо, всё будет как надо, уговаривал я себя. Я боялся, что слух об Аяе дойдёт отсюда до Кратона, и он узнает, что она живёт здесь, что она беременна и возможно его ребёнком… Вавилон не так далёк от Кемета, а слово человеческое катится по земле быстрее ветра…
Мне хотелось знать, как бы она отнеслась к тому, что ребёнок, которого она носит, это дитя Кратона. Но я не решался спросить её об этом, а что если она по теперешнему простодушию, скажет, что ей безразлично, его или мой? Я не мог не думать об этом, как ни уговаривал себя вначале, что мне безразлично. Нет, я хотел, чтобы ребёнок был именно моим. Мне это казалось знаком начала настоящей новой жизни и для меня и для Аяи. Словно я загадал, что тогда мне удасться уйти от моей госпожи, едва наш с Аяей малыш появится на свет…
Мы приблизились к башне.
– Смотри, готова почти… – проговорила Аяя, задирая голову. Ткань покрывала соскользнула с её волос.
Действительно, верхушка башни терялась в облаках, как они будут взбираться на неё? Это же идти по этим бесконечным ступеням только час… Это строение пугало меня, как что-то чудовищное. Легко понять, почему, я едва не умер здесь, забитый до полусмерти в вонючем тюремном дворе. Мне стало не по себе от этого воспоминания.
– Вот это да… Сколько они строили её? – спросила Аяя.
Я пожал плечами. Я не знаю, когда они начали это безумное строительство, когда я сам впервые побывал здесь, работа была в разгаре, а это было… сколько лет? Кто теперь вспомнит?..
– Может, за звёздами наблюдать будут, как думаешь? А что? Там облаков-то над ними нет, небось… – продолжила Аяя, но я заметил, что около нас прислушиваются и, памятуя, чем кончились в прошлый раз разговоры об этой проклятой башне, потянул её уйти.
Аяя качнулась, опираясь на меня.
– Ох, голова-то… закружилась, – проговорила она, повисая на моей руке.
– Идём, сядем где-нибудь, – сказал я, обняв её за талию. Талия её всё ещё остаётся тонкой, но животик уже стал проступать, когда она обнажена, в одежде пока не заметно ничего.
Мы сели на груде камней, ещё не убранных здесь, хотя площадь вокруг башни уже начали постепенно расчищать. Скоро порядок наведут, и тогда… что будет тогда? Я не мог этого представить. Вот башня, уже готовая, а я по-прежнему не могу представить, как это будет, когда всё будет здесь полностью окончено. Странно…
– Ну как ты? – спросил я Аяю, она приклонила голову к моему плечу и даже прикрыла глаза.
– Пошли домой, а? – сказала Аяя. – Что-то я сегодня… не очень… И вообще, возле башни энтой, как-то… не по себе мне…
Надо же, как и мне, хотя она ничего не знает о моих злоключениях здесь…
По дороге Аяя немного развеялась, бледность сошла с её щёк, мы постояли на мосту, глядя Евфрат, быстро несущий свои «сладкие» воды к югу, в морские пределы.
– Орсег отсюда к тебе приплывал? – спросил я.
– Да, – кивнула Аяя. – Позабыл уж, поди, давно не появлялся. Эрик говорит, это потому что он знает теперь, что жениться ему на мне нельзя.
– Я не могу жениться, а он мог бы, не жалеешь, что меня выбрала, а не его?
– Ничего я не выбирала, Арюшка, – сказала она так, что мои ревнивые червячки тут же все сдохли и испарились. – Просто… люблю тебя, да и всё. Как будто… как будто вот только, так и могло быть. Не пойму про то ничего, когда и как ты мне в сердце проник, почему, но… Странно, нет?
Она повернулась ко мне, переставая смотреть на воду.
– Может и странно… – сказал я. – Я и сам так люблю тебя так сильно и так долго, что… не знаю, будто меня нет за пределами этой любви.
Аяя улыбнулась и протянула мне руку, а потом и вся прижалась ко мне, обнимая:
– Хорошо, а? как хорошо это, правда?
Мимо прогромыхала повозка, и нам пришлось посторониться, прижавшись к ограде моста, пропуская её. Дома Аяя всё же сразу ушла в спальню и легла на кровать. И совсем скоро позвала меня.
– Арюшка…
– Что ты? Тебе плохо? – обеспокоился я.
– Нет, – сказала она, улыбаясь, и протянула руку мне. – Иди сюда?..
Я улыбнулся, прежняя Аяя никогда не звала меня так, хотя я знаю, что любила, но, может быть не так, как теперь?.. Теперь Аяя не стыдилась сама притягивать меня к себе, желая, когда хотела поцеловать, и ни разу ещё я не увидел и не почувствовал, что она не хочет меня или ей досаждает моё вожделение, ни разу. Сколько месяцев прошло с того дня, как мы соединились снова?.. почти пять? Четыре с половиной?..
И губы её слаще с каждым днём, и руки горячее… День меж тем догорел, уступая место душной ночи, но мы не замечали этого, как не замечали наступления утра, ничего, кроме друг друга. Звёзды заглядывали в окна, влетали ночные ветерки, мотыльки, повертеться у светильников, и стрекот цикад, равномерный и неумолчный.
– Дай руку, Арюшка, – сказала Аяя, и взяла меня за руку.
Я протянул её сам к её груди, но она стянула мою ладонь со своего немного потемневшего соска.
– Погоди… погоди, сейчас… покажу кое-что…
Она повернулась на спину и положила мою руку себе под пупок над лоном, на уже хорошо заметную выпуклость.
– Подержи руку… он… он шевелится, ты… ты почувствуешь, – шепотом произнесла она, словно опасалась вспугнуть его, маленького и пока невидимого. – Вот!.. Вот! Чувствуешь?!
Я не мог сказать, что не чувствую, потому что я не был уверен, что ничего такого не почувствовал, но и сказать точно, что это был некий толчок, я тоже не могу. Однако, видя её сияющее лицо, я не мог сказать, что не почувствовал.
– Здорово, правда, Огнюшка? Значит и правда там ребёночек у меня…
Я засмеялся:
– Ты до сих пор сомневалась? – сказал я, обнимая её, совершенно обнажённую, с завившимися от пота волосами.
– Да… нет, но… это так… удивительно, ведь, правда? Так удивительно… Эрик сказал, мальчик.
Я приподнялся, глядя на неё.
– Эрик? Ты и ему давала потрогать? – спросил я, пугаясь. Она ведь в его доме, что тут происходит, пока меня нет?.. мне стало страшно…
– Да нет, – легко сказала Аяя. – Что ему трогать, он и так видит. Чего другого не замечает, а такие вещи видит, словно сквозь глядит.
– Чего другого, это чего? – заинтересовался я.
– Да… какая разница? Не хочу я говорить, ты ему скажешь, получится, что я изветничаю, нехорошо.
– Ты о Зигалит что-то знаешь? – я сел.
– Ничего я не знаю! – Аяя тоже села. – Ничего не знаю, а показалось… Но… Огник, я… она недолюбливает меня, я не люблю её, так что, чего и нет увижу. Так ты не пытай, нет, ничего я не знаю. И Эрику ничего не говори, они…
– Тебе кажется, они счастливы? – спросил я.
– Откуда мне такое знать, Огнь? Ежли Эрик женат на ней, стало быть, выбрал и любит её, а нам какое дело? Если она что-то дурное станет обо мне говорить, ты поверишь? Вот и он не должен верить ни в какие мои вымыслы. Противная она, вот и всё…
– Думаешь, она неверна ему? У неё другой, по-твоему? – не отступал я.
– Да ты что?! – ахнула Аяя. – Разве можно так думать?! Страсть какая… не знаю я такого, просто она его… но она, наверное, вообще никого не любит. Он такой славный, добрый, а она… он и с ней добрый, ласковый, а она только, когда он глядит, улыбается, а стоит ему отвернуться, у неё стразу другое делается лицо, словно она маску снимает.
– Почему ты ему не скажешь?
– Что ты!.. И ты не говори! – испугалась Аяя. – Нехорошо промеж мужа и жены мешаться, они всё одно поладят, а мы врагами станем, не надо, Огник!
– Ну ладно, как прикажешь, – согласился я.
Эрик и сам всё преотлично чувствует и понимает, не раз мне говорил, мешаться и верно, не след, сами разберутся. Сейчас меня интересовало совсем другое.