Страница 22 из 27
– Ты… Анпу, ты знаешь, как нам спастись?
Я в который раз пожалел, что я не Эрик, кудесник, способный победить даже моровую язву одним дуновением, но кое-что и я могу всё же.
– Я помогу вам. Смерть – не зло и не наказание, она ждёт всех в своё время, но не след идти до времени. Слушайте меня, и я научу вас, как поступать, чтобы спасти город от вымирания.
Я был прекрасен собой и убедителен, так что люди беспрекословно слушали меня и с восторгом исполняли всё, что я велел. Быстро усвоили всё, чему я учил лекарей, что велел городским властям, и простым жителям.
Они быстро сладили со страхом и растерянностью, и закипела работа. Я рассказал и показал, как и что нужно сделать, чтобы остановить, а после и победить заразу. И воодушевились люди и выполняли всё: отделили больных от здоровых, подрядили всех, кто был способен на уборку и мытьё домов и даже улиц, на сжигание всего, что принадлежало больным, и уже через седмицу здесь умирать стали меньше, а после и вовсе справились с напастью.
О, как негодовала моя Повелительница! Она рычала и ругалась хуже рыночной торговки, которую объегорила товарка, я терпеливо сносил Её гнев, ожидая, когда же Она выдохнется и умолкнет. Наконец, Повелительница Тьмы замолчала.
– Позволь сказать, Царица Тьмы?
– Оправдываться станешь, негодный раб, мерзавец! Червём могильным тебя следовало бы сделать, а не Ангелом Смерти! Паршивый прихвостень Жизни, раб Любви и прислужник людишек, всей этой тщивой ерунды! Как смел ослушаться и вылечить этот проклятый городишко? Моим именем исцелял, это что?! Я за златом послала тебя, а ты что принёс мне?
– Славу, Повелительница! – не смущаясь, произнёс я. – Честь, восторг и уважение! То, что стоит дороже злата в веках. Ты хотела победить Аяю, стать сильнее Любви, так зачем тогда пугать людей собой? Ты должна быть справедлива. Ты должна стать добра, чтобы люди со счастливыми улыбками шли к тебе, а не с ужасом и отвращением. Ненависть всегда слабее уважения, восторга и любви. Не мешай мне, и уважать тебя станут не меньше, но больше, чем всех прочих Богов. Не бояться, но уважать и чтить в веках, воспевая и воздавая почести не из страха, но по велению сердец, потому что сильнее и справедливее Тебя не будет.
Тишина повисла вокруг меня, похоже, Ей понравились мои речи.
– Что ж… – выдохнула Она. – Поглядим, что выйдет из этого…
Она молчала ещё некоторое время, словно продолжая размышлять над моими словами.
– А ретивый ты, не ошиблась я в тебе! – Она засмеялась. – Конечно, скорее хочешь к Аяе своей от меня улизнуть, потому и стараешься, но всё, что на пользу мне, мне на пользу. А ей, глупой девке твоей и невдомёк. Я вернула её девственницей назад, Арий, и каково тебе будет узнать, что к твоей Аяе ныне первым войдёшь не ты?! – Смерть захохотала оглушительно.
Как хорошо, что Она сама сторонится Аяи, словно боится её, теперь под Печатью Бессмертия Аяя недосягаема для Неё, и Она не хочет знать подробностей её существования, после того, как сделала всё для того, чтобы сделать её беззащитной и, как она думает, несчастной. Но у всего есть вторая сторона, Аяина слабость обернулась её же силой, то, что прежде выбивало из Аяиного сердца куски, омертвляя её душу, теперь было забыто, и она стала свободна и потому сильна, куда сильнее, чем раньше. Пусть пока она беззащитна и ещё не осознаёт собственной силы, но придёт время и она ощутит её. Скоро она станет матерью, а это всякую женщину делает Богиней… На душе у меня посветлело.
Я вернулся в мой дворец, где теперь за те дни, что я отсутствовал, многое переменилось: в саду были высажены свежие цветы, выровняли дорожки и посыпали свежими камешками, в прудах появились красивые рыбки и лотосы, павлины и аисты откуда-то взялись… а дом изнутри заполнился челядью, коврами, леопардовыми шкурами, множеством золотой посуды, зеркал, красивого, тонко вытканного и вышитого белья, скатертей и простыней, а также покрывал, и всюду стояли цветы, сильно пахнущие и такие же резко-красивые.
– Ишь-ты, как скоро обустроилось всё, – удивился я, восхищённо оглядывая залы.
– То всё госпожа Арит! – ответила мне главная служанка, что всюду ходила за мной по дому, готовая услышать любое моё пожелание и немедля отправить слуг исполнять его.
Я обернулся на неё, полноватая, неопределённого возраста, с привлекательным лицом, но немного хитроватыми тёмно-серыми с прозеленью глазками.
– Как звать тебя? – спросил я.
– Тапи, господин Анпу. Величайшая честь лицезреть тебя, прекрасный господин, сияющий Бог! – с готовностью ответила Тапи.
– Ты… распорядительницей здесь? Что ж… Где сама Арит?
– Здесь, господин, покликать?
– Да, пусть явится, а ты прикажи покамест купание мне организовать.
Арит незамедлительно пришла, едва я успел опустить свой усталый и отощавший зад на скамью, усыпанную подушками и съесть пару виноградин. В очень красивом изящном платье из тонкого полотна, едва ли не убруса, с тонкими и скромными украшениям в красноватых волосах, на шее и запястьях, вся она переливалась словно весенними оттенками нежных голубоватых, розоватых, золотистых цветов. Кажется, раньше она выглядела не так, но как? Этого я вовсе не помнил. Улыбнулась, входя, и поклонилась, чуть присев, очень изящно выгнув стан. И вся она, будто похудела или ещё что-то сделала с собой, что кажется тоньше и изящнее, чем прежде.
– Ты звал, сияющий Анпу?
– «Сияющий»? – ухмыльнулся я. На лесть падки все, особенно, когда устали и на сердце кошки устроили непристойный концерт.
– Конечно! Ослепительно сияет твоя красота и твоя Сила. И да будет так во веки веков! – не смутившись моей усмешки, проговорила Арит и склонилась, качнув искусно завитыми богатыми волосами цвета красной меди.
– Ну, да пусть сияет… Почему ты здесь, Арит? Почему ты не занимаешься храмами на полуденной стороне? Я велел тебе не отлучаться. Я велел научить всех на том конце Кеми великому искусству бальзамирования, целая школа открыта при храме. Почему ты не там, где тебя ждут наши жрецы?
Она побледнела немного, не ожидала, очевидно, такой отповеди, но поделом, не станет пробовать впредь хитро подольщаться к господину.
– Так я… Господин Анпу… Я… не могла оставить дом в той пустой заброшенности, как он был, для твоего сияния нужны роскошь и удобство, больше, чем в царском дворце, ибо ты – величайший из Богов Кеми!
– Величайший из Богов Кеми велит тебе немедля отправляться, куда было сказано и не смей ослушаться боле!
– Анпу…
– Не сметь! – оборвал я, понижая голос, чтобы ей стало понятнее, что я не шучу.
Больше сиропа моя душа не выдержит сегодня…
Арит убралась с глаз, я же оправился мыться. Оказалось, и ванну для меня добыли из цельного куска самолучшего мрамора, огромную и гладкую, словно атласно выглаженную изнутри и отвели мне не одну горницу, а всё северное крыло. Я погрузился с головой в душистую воду, тут же забыв об Арит и всех хлопотах последних дней. Выспаться теперь, а там подумать, как вымолить Аяино прощение, как объяснить ей, что я не могу сей же час жениться не потому, что не люблю её, а потому что боюсь потерять… Эх, триста бы лет назад она так хотела за меня замуж!..
Но размышлять долго не пришлось, я заснул мгновенно и без сновидений, столько дней без отдыха взяли своё. Сколько я спал, не знаю, но разбудила меня неизвестно откуда взявшаяся кошка с гладкой шерстью песочного цвета и мелкими крапинам на спинке.
– Мр-р, Ар-рий, мр-р! Аяя соскучилась и ждёт. Всё понимает и не сер-рдится больше… «Арюшка-Огнюшка, не серчай и ты на мою глупость, прилетай поскорее!»…
Последние слова был точным посланием из уст Аяи, кошка как запечатанное письмо через тысячи своих собратьев передала его мне Аяиным даже голосом. «Огнюшка», Огнюшкой назвала… Аяя… не всё стёрлось… Но пусть возрождается в тебе только лучшее, что было забыто… с трепетом подумал я и стал собираться в дорогу.
Глава 8. Куры, цыплята и жар
Арик явился через несколько дней, когда Аяя давно успокоилась и ждала его уже с нетерпением. Я даже стал беспокоиться, что его слишком уж долго нет.