Байкал. Книга 4

Я отвернулся. Почему ты не похожа больше ни на кого, Аяя?..

– Ты чиво эта-а, Эрбиничек, такой пришё-ол? Чиво там делал на дворе? Опять с убогой вашей буквицы разбира-ал? – ухмыльнулась Зигалит. – Что-то не ве-ерю я, что она негра-амотная, и вы эту ка-абылу взрослую на па-ару у-учите. И чиво её учи-ить? Тыщи дева-ак не знают ни бу-укв ни ци-ифр и ничо, отме-енные жёны.

– Но ты-то знаешь и цифры и грамоте разумеешь, ведь так? – усмехнулся.

– Так я хозя-айка уме-ета, а не ку-укла из сли-ивок. Неудачную жену Арик взял… – покачала Зигалит плечами. – Хотя-я… для чиво, смотря, жена…

Я не стал спорить, я старался не спорить с ней, мы на всё смотрели различно и только начни говорить, начнём ссориться, а я этого не любил никогда, сов семи жёнами жил в ладу и мире. Назавтра приехал Арик и я, хотя бы мог не видеть Аяю и постараться не думать о ней. Так прошло седмицы три или четыре. Бывало, что в дни, когда Арик не бывал у нас, к Аяе являлся нахал Орсег. Я не видел его ни разу, но видела Зигалит, о чём непременно сообщала Арику. Он мрачнел, бледнел глазами, но не говорил ничего. И Аяе, как я видел, тоже ничего не говорил, потому что я заметил бы, если бы он устроил ей ревнивый разнос. Но нет, Аяя оставалась легка, светла лицом и улыбкой, между ними не было ни облачка… Мой брат, похоже, стал разумнее и терпеливее ныне. Нельзя любить Аяю и думать, что все прочие в мире ослепли и потеряли все чувства, сонм этих вожделеющих мужчин приходится воспринимать как должное.

…Не знаю, какой там стал Арий, меня ни капли не волновала его ревность, потому что мне хватает моей. Я приходил так часто, что видел его всякий день и не мог из-за него приблизиться к Аяе. И в редкие, очень редкие дни, когда заставал её одну, я мог провести время с нею, пытаясь увлечь своими чудесами, потому что заниматься с нею по книгам или каким-то рисункам, как делал он, я был не способен. Я бывал здесь, в Вавилоне, хотя это для меня было равносильно заточению в каменном мешке без воды. Но всё же с окошком в небо и с воздухом. Воздух и небо – это Аяя. И почему так случилось? Думаю, всё дело в том, что и она предвечная тоже. Равная мне. Всякий человек по-настоящему любит только подобных, только равных себе.

Я не показывал Аяе то, что она уже видела раньше, потому что не хотел, чтобы она вспомнила, что было между нами с ней раньше. Я хотел, чтобы писалась новая книга, развернуть новый свиток взамен прежнего. Но сегодня книга прервалась на полуслове.

Мы с Аяей были в этот день на ледовом континенте, на самом полуденном краю земли, если у шара есть край. Здесь снега и льды, и здесь самая чистая вода, какая только может быть. Когда я сказал Аяе, что земля шар, она изумилась, и на несколько мгновений замолчала. Потом взяла в руки ком снега… да, сам снег для неё, рождённой в краю, где снег не сходит по полгода, стал удивительным открытием, она взвизгнула от восторга, увидев его, когда мы оказались здесь на льду.

– Ух-ты! Где мы, Орсег?! Это что, сахар?! – воскликнула она, побежав по снегу, но поскользнулась, и упала, зарывшись лицом, хохоча. – Ох! Не сахар! Он липнет!.. и мокрый! И холодный!.. Ух ты! До чего красиво, Орсег! Какое-то чудо, а?!.. Это ты накудесил?!

Я подошёл к ней, не в силах не улыбаться детскому восторгу Аяи, которую я знаю теперь словно двух женщин, и обе они меня восхищают и притягивают. И всё больше с каждым днём, вот о чём думал я, пока Аяя отряхивала снег, и я помогал ей, потом обнял, притягивая к себе. Мою обнажённую кожу жёг тающий снег, а Аяя засмеялась, шутя, вырываясь из моих рук.

– Ты чтой-то? Орсег, дружочек, ты не балуй, нехорошо! – хохоча, она побежала от меня. – А холодно здесь, а? славно!.. Ох, и славно, Сегуша!.. Воздух от мороза сладкий! И вода сладкая! Что за чудесное место?

– Это полуденный край земли. Хотя у земли нет краёв, земля как мяч.

– Мяч?! – Аяя открыла рот и сжала в ладошке снег, потом разжала и посмотрела на получившийся комочек. – Как может быть земля мячом, Орсег? Вся вода бы стекла тогда… И… тогда где этот шар?

Я пожал плечами, я, действительно, не знаю, где он, этот шар и мы на нём, но в том, что земля имеет именно эту форму, а вовсе не вид плоского блина я знал очень давно, это знала и Вералга, что объездила весь мир и Мировасор и Викол.

– Может быть, земля заключена в хрустальную сферу небес.

– В хрустальную сферу?.. – Аяя удивлённо смотрела на меня, белизна окружающего мира подсвечивала её кожу, придавая молочному оттенку какое-то голубоватое сияние, но румянец стал ярче и губы тоже покраснели.

– Ну да, – сказал я, считая, что моё объяснение вполне разумно и почему бы сущему не быть таковым?..

Но Аяя вдруг спросила:

– Ладно, пусть так…. – раздумчиво сказала она. – Но… тогда, где сфера?

– Что?

– Где сама сфера? – повторила Аяя, простодушно глядя на меня.

Вот это вопросик… на него я не отвечу. Я взял из её рук мокрый шарик снега. А Аяя продолжила рассуждать вслух:

– Надо мне подняться повыше и поглядеть, может, там видно, сквозь этот хрустальный купол, что за ним? Ну, если он хрустальный, выходит, прозрачный? Я читала и в Кемете видела хрусталь, он прозрачный, – сказала Аяя, как ни в чём, ни бывало. – И тебе расскажу тогда. А хочешь, и тебя подниму?

– Ты – меня?! Да ты меня ни за что не удержишь! Я в три раза тяжелее! – расхохотался я.

– Кратона удержала, Эрбина, чай ты не тяжелее, – легко сказала Аяя.

– Поднимала их в воздух? – удивился я. – И как? Не боялись?

– Кратон испугался ужасно, едва в обморок не упал. А Эрбин – привычный, похоже.

– Ясно, потому-то они так быстро добрались… – проговорил я, убеждаясь окончательно, как братья-байкальцы так скоро добрались до Кемета и теперь сюда, в Вавилон. – Что, замёрзла?

– Да, пожалуй, – поёжившись, кивнула Аяя.

– Ну, так поплыли назад.

Она радостно кивнула.

– Ох, да, поплыли, замёрзла и есть хочу, Орсег, прямо целого поросёнка бы съела, как волк! Столько есть стала, скоро, как бочка стану. Тогда тебе со мной плавать будет тяжелее, всплывать буду… – засмеялась она.

– О еде я как-то не подумал.

– Да и я не думала, ещё дней пять тому, – улыбнулась она. – Даже не знаю, что и приключилось со мной.

А вот я, боюсь, знал. И сказал об этом Эрбину. Я довёл Аяю до дома, и нарочно остался у дома Эрбина в ожидании, что он увидит меня и выйдет. Он не заставил себя ждать, выскочил, рубашку натягивая на ходу, что он, голый там сидел?..

– Ты… Ты опять?.. ах ты, паршивый рыбий огрызок! Да я тебя…

– Тихо ты, не вопи, праведный Эрбин, – негромко сказал я, для Эрбина челядь – не люди, но я придерживался иного мнения, я знаю, как много могут ничтожные и невидимые рабы, хотя бы, потому что я знаю, как много одна из таких сделала с жизнью Аяи и это только один из примеров, а их на моей памяти было многое множество. Любого делает свита, не только повелителя, всякого. Поэтому я привык говорить тихо там, где могли хотя бы предполагаться другие люди, если это не предназначалось для их ушей. И я продолжил негромко, так, чтобы услышать мог только Эрбин: – Я кое-что узнал, и, думаю, тебе тоже надо знать, как и твоему братцу.

Я выразительно посмотрел в противные северные голубые глаза Эрбина, чёртов лёд…

– Похоже, фараон Кемета скоро станет отцом, – сказал я. – Как думаешь, после потери Гора, он обрадуется новому сыну? Сыну Аяи?

Как я и ожидал, у Эрбина вытянулось лицо, побелел даже, отступая, нервно пригладил упругие русые кудри и обернулся на домик в глубине сада, куда ушла Аяя.

– Ты… уверен? – пробормотал он. – Ты… С чего это взял?

Даже забавно, как он растерялся. Есть отчего, конечно. Я сам растерян.

– Взял? – усмехнулся я. – А ты спроси у Аяи, она вообще знает, что такое месячные?

– Что?! – нахмурился Эрбин.

– На вашем с Арием месте я бы вернул Кратону его жену и сына, думаю, он будет счастлив, – сказал я. – Отблагодарит, небось, по-царски. Хотя, что вам по-царски, я слышал, что вы с братцем оба царевичи. Но… хотя бы не казнит Ария.