Байкал. Книга 4

– Ты же меня для себя похитил, так и бери, что же медлишь, ретивое своё напрасно изводишь?

Что я должен был сделать, если бы был таким, каким хотел быть, каким хотел себя представлять, каким виделся себе со стороны: мудрым, справедливым, благородным? Зрелым мужем, желающим, чтобы и возлюбленная его созрела для любви, а не бросалась в неё теперь же то ли от истинного желания, то ли от страха и одиночества. Я натянул бы платье обратно на эти блестящие белые плечи и обнял бы её спокойными объятиями, погладил бы по волосам, успокоил, что мне не надо этого, что не оставлю её и без…

Но я не был ни мудрым, ни зрелым, ни хладнокровным, я неизменно слеп от желания к ней, от любви и жажды обладания и наслаждения, которое оно дарило мне. А потому, чувствуя, как изнутри меня рвется давно сдерживаемый огонь, я протянул руки к прохладным от мокрого платья грудям, соски ткнулись мне в ладони, щекоча… я притянул её к себе, прижимая к своей горящей коже, она тоненькая, груди упруго расплющились о моё тело. Целуя в тёплый и сладкий рот, раскрывшийся мне, я думал, что ослеп, но нет, я вижу её, я вижу, как она прекрасна, как была прежде, даже лучше, омытая этим дождём…

Она смотрела на меня сквозь густые ресницы, мерцая глазами и в их зрачках желание, она отдаётся мне не из страха, нет, она любит и желает меня теперь. Она всё та же, но она иная. Всё в ней то же, как я помнил все эти сотни лет, но она иная, и желание раскрывает её мне сладким, благоухающим цветком… только любимая пахнет как рай, заполненный цветущими розами…

Торопясь, сорвать с себя и с неё мокрые одежды и… мы на ложе, с каким-то жестким покрывалом, но ощущали уже только друг друга. Я не мог ждать, не мог бы долго целовать её, как должен был, наверное, но, увидев искры желания в её глазах, я воспламенился так, что должен был немедля соединиться свои чресла с её, заполнить её собой и заполниться сам, иначе, думаю, я просто умер бы тут же. Она вскрикнула от наслаждения, почти сразу, подаваясь ко мне, краснея и выскальзывая из моих целующих губ и вцепляясь в мои волосы пальцами, и вся горя… От этого я думал я умру теперь же от счастья, и меня понесло вперёд всё сильнее и быстрее, всего несколько мгновений и обоюдных толчков, опережающих сердца понадобилось, чтобы взорваться уже обоюдным экстазом… Она такая же, как была всегда, но она и совсем другая, теперь горячая и влажная райская долина, благоухающая от жара своей крови, жара, распалённого мною… Неистово и жадно она любит меня, отдаваясь вся, до дна, не оставляя там, в глубине и тайне ничего ни для кого другого. Кажется, и я закричал вместе с ней, я не знаю, я не слышал, потому что ослеп и оглох на несколько мгновений, но лишь для того чтобы опять прозреть, задышать и … и захотеть снова и снова сливаться, не разъединяясь и на миг отдыха…

Наверное, стоило почти триста лет ждать того, что я получил теперь. Так долго идти к этой встрече, к тому, что происходило в этом убогом домишке на этом простом ложе. Наконец-то я припал к вожделенному источнику… бесценному источнику, единственному для меня… Может быть, наслаждение было так велико теперь, потому что я так долго ждал и желал его, а может быть, оно было таким с ней всегда, теперь я уже не могу сказать. Но скорее, потому что её желание я теперь чувствовал как своё, и оно не уступало моему… Потому что это была уже новая наша жизнь, где в Аяе не было сухой печали и холода старой боли. На мою страсть она отвечала страстью…

…Вообще-то это удивило меня саму. Мне нравилось быть с Кратоном, он был нежен, он смотрел на меня как на Богиню, и мне было в удовольствие, отдаваться ему. Но теперь, с Арием… что-то необыкновенное случилось со мной. Словно его любовь, и страсть, которую я чувствовала в нём, воспламенила и во мне то, что ждало именно его огня. Только его огня. И наслаждение стало наслаждением громадным, больше, чем весь мир, какой я едва успела узнать. Оно куда больше, оно заполняет всё, и стремиться наружу, за пределы меня и всего, что я знаю, заставляя делать то, чего, я, кажется, не умела и не могла, вскрикивать и даже кричать, плакать счастливыми слезами, слепнуть и задыхаться, забывая все ощущения, кроме этого – его, этого соединения с ним, вот он, и его огонь, вожделенный огонь… вот ради чего стоит просыпаться утром, ради его огня…

Огня… огня… что-то было в этом слове… Арий и… Огонь… огонь… нет, не так… Огнь…

– Любишь меня хоть каплю? – спросил он, немного осипнув.

Уже давно отгремел дождь и ветер, мы открыли ставни, впуская ночной воздух, и пламя от ламп на столе, на окне колебалось от лёгких ветерков, пробегающих по домику от окна к окну. Я погладила его лицо, и отвела длинную прядь волос, влажную от пота, от лица и шеи, за плечо.

– Чего ж каплю? Цельное море люблю… – тихо смеясь, прошептала я, и он счастливо засмеялся, веря мне, упиваясь моими словами, как и мной самой. Он опрокинулся на спину и прижал меня к своей груди, горячей и скользкой от пота в этой жаре, чтобы была снаружи и внутри нас, а в его груди я услышала радостное, счастливое сердце, бьющееся горячо, полно и ровно…

…Да, я впервые так полно счастлив и полностью уверен, что она любит меня. Я даже не знал, что я найду, когда искал её по свету…

Глава 5. Вспышка

– Не бойся, Рыба, тебе Она ничего не сделает днесь.

– Чё же «не бойся»? – проговорила Рыба, бледнея. – Всё ж-таки не на векошники к твоей тетё идём, а… Ох, Боги… – она обнаружила, что запуталась в поясе и принялась развязывать неправильный узел неверными пальцами.

Я кивнул служанке, чтобы помогла ей. Это был день, когда я намеревался представить повелительнице моих помощниц. Сегодня же я объявил Вералге, что стану искать для себя жилище отдельно от неё, жить под одной крышей бабушке и внуку – прекрасная мысль, но Исиде и Анпу, Богу смерти – противоестественно. И к тому же, я заметил, между ними с Виколом происходит что-то, чему я мог быть помехой да ещё вместе с Дамэ, Рыбой и Арит. Поэтому я поручил именно Дамэ найти дом для нас всех. Теперь мне он нужен был, в том числе и для того, чтобы никто не знал, и не проследил, где я провожу большую часть времени и все ночи.

И Рыба и Арит нужны были и для этого – делать то, на что у меня теперь не хватало времени, потому что я проводил его с Аяей. Я поручу им делать то, что они умели – обучать бальзамировщиков, и следить за строительством храмов.

– Почему меня не берёте с собой? Анпу? – спросил Дамэ, наблюдая за нашими сборами, из угла, где сидел мрачнее тучи. – Неужели они две тебе больше помогут? Тем паче я…

Я обернулся к нему и взглядом остановил его речи. Не надо, чтобы кто-то, кроме нас с ним знал, что он невидимка для Сил Тьмы. Дамэ понял, осёкся.

– Придёт и твоё время, а пока займись поисками жилища для нас. Самый лучший дом ищи в Фивах, али в ином городе, не просто дом, дворец. Бог Анпу не может жить скромно, люди должны видеть, что богаче Анпу только Ра и сын его Кратон, – сказал я для всех.

Но потом подошёл к Дамэ и вывел его в сад и спросил вполголоса, глядя ему в глаза:

– Послушай, Дамэ, то, что ты мне сказал о твоём Создателе и… Никому не говорил о том больше?

– Да нет, как-то не пришлось.

– Вот и молчи, никто знать не должен. Никто, слышишь? Много чего впереди нас ждёт… Между мной и тобой должна быть та тайна, ни жене, ни даже Рыбе – ни слова. Понимаешь?

Дамэ кивнул, побледнев немного. И Тот, и Другая всесильны, и только Дамэ ускользал от Их вездесущего взгляда и присутствия, что делало его в чём-то сильнее.

Мы вернулись в дом и застали Вералгу в просторном зале, куда вышли Арит и Рыба, готовые к путешествию за Завесу. Она оглядела нас всех и спросила:

– Ты… Это куда это вы намерились?

– Это мои помощники, – сказал я.

– Помощники? – удивилась Вералга. – Ты что же с ними… К Повелительнице собираешься? Ты их…

– А ты считаешь, что предвечных я должен себе в кухарки взять?

– Они не предвечные, – едва ли не презрительно сказала Вералга, упрямо мотнув головой.