Страница 1 из 3
Александр Телегин
Берёзка на крыше. Повесть
Альбина Николаевна
В большом сибирском селе Красновка1 на улице Советской жила Альбина Николаевна Н… – учительница английского языка.
Домик у неё был старый, бревенчатый, с трухлявым нижним венцом и осыпавшейся от дождя, ветра и зелёного дятла глиняной штукатуркой. Нынешней зимой краснокнижный, ранее не виданный в этих местах, зелёный дятел прилетал почти каждый день и, удобно устроившись у переплёта венцов, принимался стучать: «Тук-тук, тук-тук-тук». Хозяйка выбегала, прогоняла его, но он, выждав на ветке клёна, возвращался, и продолжал долбить штукатурку, усыпая ею сугроб над фундаментом.
Альбина Николаевна сердилась на дятла, опасаясь, что он может продолбить стену насквозь, но одновременно ей было весело на него смотреть: уж больно он был красив – светло-зелёный, с чуть более тёмными крыльями и красной полоской на голове.
– Я уже простыла, выбегая раздетой на мороз, – жаловалась учительница своей тридцатисемилетней дочери Юле, жившей с сыном Феденькой на другом конце села.
Но когда весной дятел перестал прилетать, Альбина Николаевна заскучала по нему, и долго ещё ждала, что раздастся глухой стук, но вместо него слышала, как о тарелку спутниковой антенны звонко бьётся капель.
Альбине Николаевне было чуть больше шестидесяти, но выглядела она намного моложе: роста была чуть выше среднего, держалась прямо, имела шикарные тёмно-каштановые волосы, густые и длинные, без единой сединки и, когда она укладывала их на затылке, то будто корону надевала, и тогда в манере держать голову, в чуть заметной улыбке и во взгляде чувствовалось что-то царственное.
Уже четыре года Альбина Николаевна жила одна. Её муж Василий Павлович, бывший совхозный агроном, умер в январе пятнадцатого года от рака желудка. Смерть его была долгой, мучительной, потребовавшей её ухода из школы. Он плакал, кричал от боли и злился на неё за то, что давала недостаточную, по его мнению, дозу обезболивающего и запаздывала делать уколы. Последние две недели были настоящим адом. Вася не спал сам и не давал ей. Стоило ей забыться, как он будил её криком, требуя, то укола, то холодной воды, то успокоительных капель, то прося поговорить с ним, жалуясь на жару, а через минуту на холод. Наконец, крещенским вечером Альбина Николаевна, сидя в кресле у постели мужа, провалилась в такой глубокий сон, из которого не выведешь даже стрельбой над самым ухом. Когда она проснулась, Вася уже был холодным.
На похороны приехало множество его родственников из Города, пришли её коллеги из школы и просто жители, знавшие Васю. Всё смешалось, закрутилось, замельтешило вокруг, мешая ей быть в этой суматохе самой собой и осознавать происходящее.
Вася лежал в гробу, будто был ей далёким и незнакомым человеком. Она удивлялась, что этот мужчина с провалившимися висками, впавшими щеками, жёлтым измученным лицом сорок лет был её мужем, и не испытывала ни горя, ни жалости, ни любви, никаких других чувств, а только отупение, безразличие и усталость, как снег, мертво застилавшую всё вокруг.
Когда были совершены какие положены обряды, включая поминки на девятый день, и все приезжавшие хоронить Васю, уехали, Альбина Николаевна зажила так, будто ничего не случилось. Мужа она вспоминала редко, и с тайной досадой.
Не зная этого и искренне желая хоть как-то поддержать её в первые, самые горькие дни утраты, приходила Васина сестра Зоя Павловна – тощая семидесятилетняя женщина, жившая по соседству с Юлей. Она садилась за стол, глядела на Васино место, вспоминала, как он последний раз ел приготовленный ею супчик и плакала:
– Две ложечки всего съел, а потом прошептал: «Всё! Съел я своё на этой земле».
Перейдя в зал, Зоя Павловна благоговейно смотрела на кресло, в котором сидел Василий и смотрел телевизор:
– Как он, миленький мой, любил про джентельменов удачи, как смеялся! – и она опять плакала.
Потом вставала, проводила сухонькой ручкой по сиденью и говорила:
– Будто тепло его ещё осталось.
Уходя, она утешала невестку:
– Крепись, Алечка! Всё в руках божьих. Не печалься уж очень. Скоро все там будем, все опять встретимся.
На сорок дней пришли только свои: Юля с Феденькой, Зоя Павловна да две соседки. Поставив на стол тарелку со стопкой блинов, золовка опять заплакала:
– Как он, братик мой миленький, любил блинки! Немного ж ему довелось их покушать.
За столом о Васе говорили меньше всего: соседки хвастались не по годам умными и бойкими внуками, коснулись вскользь растущих цен, соседка тётя Валя поделилась рецептом принесённого салата, так что даже Зоя Павловна попросила авторучку, чтобы записать и приготовить летом для обещавших приехать сына Василька и внука Василёчка.
Прощаясь, она начала, как всегда:
– Держись, Алечка! Всё в руках божьих. Не печалься уж очень, – и вдруг, поймав во взгляде родственницы не успевшую спрятаться усмешку, осеклась, – да ты, я вижу, не очень-то и печалишься!
– Ну почему же? Жалко. Всё-таки сорок лет вместе прожили…
– И всё?
– Разве этого недостаточно?
Чтобы чем-то развлечься в свободные зимние дни, Альбина Николаевна завела себе страничку в «Одноклассниках», поздравляла друзей и знакомых с днями рождения и праздниками, рассматривала чужие фотографии и выкладывала свои.
И вот в этом году, в день Васиной смерти, когда за окном ревела буря, и её дом содрогался от ударов ветра, а соседний – через дорогу – скрылся за несущимися снежными струями, попросился к ней в друзья Николай Р… Она вспомнила, что это её бывший сосед, друг детства, много лет назад живший в этом самом доме через дорогу, но ответить не успела из-за внезапного отключения света.
На другой день от Николая пришло такое письмо: «Здравствуй, Аля! Ты не ответила, вижу, не узнала меня! Мы были соседями. Ваш дом стоял против нашего через дорогу. Перед ним была зелёная лужайка, и вся уличная детвора собиралась на ней играть в лапту, вышибалы, «двенадцать палочек», «выше земли» и прочие игры, названия которых я уже забыл. За вашим огородом была низина, в которой после летних ливней собиралась тёплая вода – нам почти по пояс. И мы в этой луже барахтались как поросята, а вокруг бушевали репейники с уже лопнувшими лиловыми шариками, тянулись сквозь ограду тыквенные плети с жёлтыми цветами, жужжали пчёлы, порхали бабочки, летали стрекозы с прозрачными крылышками; всё благоухало, сверкало, звучало, а мы кричали, визжали и прыгали от беспричинной радости. А после восьмого класса, мы уехали из Сибири на юг в тёплые края. Но, может быть, ты просто не хочешь со мной общаться. Может у тебя ревнивый муж, и я потревожил ваш семейный мир. Тогда прошу прощения за вторжение в него и обещаю больше никогда не писать тебе».
«Коля! – ответила она ему. – Ты нисколько меня не потревожил. Мой муж умер четыре года назад. Я тебя помню, и рада, что ты меня нашёл. Признаться, из всех мальчишек нашей улицы ты нравился мне больше всех. В наших играх ты был самый ловкий, быстрый, загорелый, а однажды спас меня. Помнишь, как я на речке провалилась в яму, наглоталась от страха воды, а ты меня вытащил?» – «Ты бы выплыла сама! – написал Николай. – Нам, пацанам, ты ни в чём не уступала: бегала быстрее всех, а однажды так влепила мне мячом в лоб, что я до сих пор, вспоминая, почёсываю его. Помню, как мы всей нашей компанией приходили к тебе. Родители купили тебе кинескоп, и мы, занавесив окно одеялом, смотрели на кухне диафильмы. Каждый хотел быть киномехаником и крутить картинки, а ты читала текст под ними. До сих пор помню: «Чудесный доктор», «Кот-скорняк», «Как мужик барина проучил», «Матрос Пётр Кошка», «Машинист последнего эшелона», «Приключения Пифа». – «Какое счастливое было время! – написала в ответ Альбина Николаевна. – Я ужасно боялась кадра гибели генерала Корнилова из фильма про матроса Кошку, зажмуривала глаза, а ты нарочно задерживал эту картинку на белой кухонной стене». – «Да, были у меня такие шуточки. И вот мне уже за шестьдесят… И жизнь прошла, словно бы и не жил, как говорил дедушка Фирс2… Забыл сказать, – с женой я развёлся год назад. Прости, а ты? Была ли ты счастлива с мужем?» – «Не очень», – ответила она.
1
Все географические названия, имена и фамилии выдуманы и совпадения случайны.
2
Персонаж пьесы А.П. Чехова «Вишнёвый сад».