Дочь императора

– Больше нечего делать, – сказала Эдвига. – Филипп прав: как ни опасно это средство – оно единственное. Барон безжалостно убьет вас обеих, тебя и бедного ребенка.

В эту минуту послышались голоса.

– Боже милостивый, идут! – вскричала баронесса. – Филипп, Филипп, скорей!

Он прибежал с пятью или шестью веревками, связанными одна с другой, и составил довольно длинную веревку, конец которой привязал к железной решетке балкона.

– Отворите же, отворите! – кричал в коридоре бешеный голос Риттмарка.

В то же время он страшно стучал в дверь, то своей железной перчаткой, то рукояткой сабли.

– Прощай, дитя мое, Бог да хранит тебя! – промолвила Эдвига, прильнув губами к ротику маленькой Маргариты.

Марта схватилась за веревку, но когда пришлось стать на балюстраду балкона, у нее не хватило духа.

– Никогда я на это не решусь! – вскричала она в ужасе.

– Бога ради, соберись с силами! – сказала ей баронесса, трепетавшая сама при мысли об этом рискованном предприятии; но еще больше страшилась она для дочери бешенства барона.

– Не могу, сударыня, не могу!

– Попытайся… скорей, скорей!.. Дверь не долго продержится.

Марта опять попробовала, но ее дрожащие руки скользили по веревке.

– Боже, Боже, помилуй нас! – вскричала Эдвига в отчаянии.

–Я спущусь с ребенком, – объявил Филипп решительно. – Посади ее мне на спину, Марта… Обвей ее руки вокруг моей шеи. Опоясай меня и ее веревкой!

Испуганный ребенок тянулся к кормилице и отбивался, как мог.

Но, несмотря на его сопротивление, баронесса привязала его на спину пажа.

– Возьми эти бумаги, Филипп, – сказала она, подавая ему запечатанный пакет, – адрес выставлен на письме. Скажи баронессе Гейерсберг…

В эту минуту дверь дрогнула под ударом топора, и замок почти вылетел вон.

Филипп только что схватился за веревку, как дверь окончательно рухнула от второго удара топора.

При виде барона, ворвавшегося в комнату с мечом в руке, Марта так перепугалась, что вскочила на балкон, схватилась за веревку и спустилась в след за Филиппом.

Чтобы выиграть для их спуска время, Эдвига загородила мужу дорогу. Почти умирающая, она с такой силой уцепилась за него, что он не сразу мог вырваться от нее. Ослепленный яростью, он бешено ударил ее по голове железной перчаткой так, что она упала навзничь с окровавленным лицом.

Освободившись от нее, барон бросился к окну.

– Стреляйте же, стреляйте! – крикнул он своим людям, которые были вооружены пищалями.

Они повиновались.

Раздалось несколько выстрелов, потом, почти одновременно послышалось падение в воду двух тяжелых тел.

– Ага! Попались! – вскричал барон.

И не обращая внимания на жену, которая лежала на полу полумертвая, он бросился к двери коридора.

Между тем, неподалеку от того перекрестка, где Филипп, паж баронессы, простоял так долго настороже, на опушке леса, сидели в засаде человек двенадцать вооруженных. По платью они были ландскнехты, наемные разбойники, которые в то время обыкновенно продавали свои услуги владетельным особам и даже простым дворянам, достаточно богатым, чтобы нанять их.

По-видимому, люди, о которых мы говорим, уже давно оставались без дела, потому что их костюмы были не блистательны. Большинство отличалось суровыми физиономиями, длинными бородами, грубым и диким выражением лица.

– Черт возьми, капитан! – промолвил один из ландскнехтов, великан, растянувшийся во всю длину на траве. – Маленький паж не возвращается. Сдается мне, что и кавалер, которого мы поджидаем, пожалуй, минует наших рук.

– Будем надеяться, – возразил другой разбойник, Зарнен, который из простых ротных сержантов произвел сам себя в лейтенанты, как Кернер произвел себя в капитаны. – Со стороны этого кавалера было бы очень нехорошо заставить нас прождать почти четыре часа и отнять у нас небольшую награду, которую нам обещали за убийство его.

– Ведь бывают же, подумаешь, – промолвил другой, – такие бессовестные люди!

– Молчите, – сказал капитан, подумав. – Посмотрим, кто из вас всех меньше?

Ландскнехты переглянулись с удивлением.

– Кто из нас всех меньше? – проворчал Зарнен.

– Ну да, треклятая скотина! – продолжал капитан тем приветливым тоном, которым отличалось тогдашнее воинство.

– Конечно всех меньше Крамер! – крикнули два или три голоса.

– Черт возьми, а ведь правда, – сказал Кернер. – Эй, Крамер!

На этот приветливый зов к капитану подошел молодой человек очень маленького роста, но его широкие плечи обличали в нем необыкновенную силу.

– Сними с себя кирасу и шлем, – сказал ему капитан.

– Зачем?

– Слушайся и молчи.

– Порцгейм, ты дашь Крамеру плащ, что вчера отнял у нюренбергского купца; под ним, Крамер, твой буйволовый казакин будет не заметен. Теперь стань туда, где стоял паж, и стой по возможности в тени. Сядь там! Понимаешь? Если кавалер, которого мы ждем, наконец явится, он примет тебя за высланного к нему проводника и спросит тебя: «Где путь верному рыцарю?». Повтори за мной.

– Где путь верному рыцарю, – повторил разбойник.

– Так. А ты отвечай ему: «Я готов вести его, куда зовет его судьба». Отвечая таким образом кавалеру, подойди к нему поближе, будто хочешь говорить с ним, схвати лошадь под уздцы и свистни. Тогда мы бросимся на него.

– Гм, гм, – промычал Крамер.

– Ну, чего?

– А если он убьет меня прежде, чем вы успеете подойти?

– Разве ты боишься?..

– Нет, я только не доверяю товарищам.

– Осел! Неужели ты не понимаешь, что если мы дадим ему время убить тебя, то ведь он успеет и улизнуть? Неужели ты думаешь, что мы захотим потерять деньги, обещанные за его жизнь?

– Правда, – сказал Крамер, успокоенный этим доводом.

Он взял у товарища плащ и пошел на место, назначенное ему капитаном, который опять растянулся на траве у опушки леса.

– Теперь, ребята, – сказал он, – постарайтесь не шуметь; первый, кто заговорит без нужды, познакомится с наконечником моей шпаги.

Через несколько минут послышался быстрый галоп лошади.

– Это должно быть паж, – проворчал Кернер. – Слушайте, ребята!

Вскоре всадник выехал на поляну, где расходились четыре дороги. Он ехал на превосходной лошади, которая казалась очень усталой и была покрыта грязью.

На нем был кожаный казакин и кольчуга. У седла висел шлем и длинный меч – оружие, которым не следовало пренебрегать в то время, когда путешественники всегда могли наткнуться на неприятную встречу. Голова и лицо его были до половины закрыты суконным капюшоном или колпаком.

Хотя этому человеку было за сорок лет, но с первого взгляда ему едва можно было дать тридцать; он был строен, хотя не высок ростом, движения его отличались быстротой и ловкостью, лицо было живо гордо, умно и смело.

Черты его были изящны, и только слишком большой нос несколько нарушал правильность его лица. Вообще это был статный рыцарь, с воинственным видом и смелым, гордым взглядом.

Увидав мнимого крестьянина, он прямо подъехал к нему.

– Где путь верному рыцарю? – спросил он Крамера голосом, в котором слышалась привычка повелевать.

Отвечая рыцарю по условию, Крамер схватил в то же время узду его лошади и свистнул.

– О, о! – произнес незнакомец, приподнимаясь на стремена. – Уж не ловушка ли это?

В ту же минуту он увидал ландскнехтов, выступавших из леса.

С удивительной ловкостью, которая показывала в нем искусного наездника, он повернул лошадь, схватил Крамера и так вывернул руку, что разбойник, уже ошеломленный крутым поворотом лошади, выпустил узду и упал.

Вместо того, чтобы пытаться ускакать, рыцарь поспешил выхватить меч и надеть шлем. Он не успел затянуть ремни, как ландскнехты напали на него.

Первый, подошедший к незнакомцу, получил удар мечом, разрубивший ему шлем и голову. Другой, вооруженный копьем, старался выбить его из седла; рыцарь снова обернул лошадь, и пока промахнувшийся разбойник старался сохранить равновесие, удар меча, направленный в отверстие лат, повалил его мертвым возле товарища.