Седовая падь

Родилась мысль – новая, страшная. Она, что неотвязная, неотступная зубная боль, давила камнем сердце, рвала грудь. Душа ныла, изнемогая под тяжестью неразрешимой проблемы: «Да, – уж под утро понял Терентий, – лишь убрав с дороги камень, можно продолжить путь.»

Он догадывался, был просто уверен, что устранив Пантелея, он не лишится ниточки связывающей его с ключом от сейфа. И в случае, если злосчастный ящик все же не поддастся его воле, то известно где можно попытаться найти ключ.

Как назло, Пантелей, последнее время, вел себя подозрительно и странно. Стал вдруг сторониться товарища, часто его можно было видеть в кругу лиц приближенных к командиру отряда. Это беспокоило Терентия еще больше: «В активисты рвется, шкура продажная, землячок…» А значит перспектива у его сейфа вырисовывалась однозначно – стать народным достоянием. С этим Терентий никогда не смирится… Так он тогда и поступил.

В одну из ночей, под утро, когда еще совершенно темно, но рассвет уже близок, Терентий в тревоге пробудился; толи сон ему дурной привиделся, толи от нестерпимо жутких человеческих испарений, невыносимо было более пребывать в казарме. Выходя из душного барака, где квартировала часть отряда, растолкал он земляка, велел за ним идти; якобы дело есть, да поговорить надо, с глазу на глаз…

От удара штыком в живот, Пантелей чуть слышно всхлипнул, взмахнул бессильными руками, словно улететь норовил и, тут же, рухнул на землю. Даже часовой, сонно бродивший у склада боеприпасов, так ничего подозрительного и не заметил. Должно жинку представлял – пригрезилось… Да лучше бы уж погодил с такими грезами. Минутой позже Терентий убрал и его. Сунув наскоро в мешок две коробки патронов, что попались под руку, да прихватив винтовку, лежавшую рядом с часовым, Терентий тихо ушел в тайгу, так и не нарушив сонной, предутренней истомы устало отдыхавшего отряда.

Наутро Красноармейская часть снялась по тревоге. Однако зря только людей мотали. Бежавшего и след простыл. С подобающими почестями проводили в последний путь двух бойцов, геройски погибших от руки бандита и убийцы. В отряде, при проверке, не обнаружили лишь Терентия. И к вечерней зорьке в ревком Сибирской дивизии, товарища Сердюка пошла с гонцом депеша, в коей значилось:

«За измену пролетарской Красной армии и всего трудового народа, за зверское убийство двух бойцов-красноармейцев, и позорное, предательское бегство из отряда, Терентия Чиникова приговорить армейским трибуналом к смертной казни. При поимке преступника и дезертира – расстрелять».

Бумага, за подписями и печатью командующего дивизией и командира отряда, была передана в органы ЧК для дальнейшего расследования по делу. Так вот и стал Терентий вне закона. Ну а про всю дальнейшую жизнь деда, Петру и вспоминать не хотелось. Как он скитался, скрываясь от властей, бродяжничал на лесных дорогах, грабя и убивая ни в чем не повинных крестьян; из-за золота, денег, продуктов, словно мало было ему того, что в тайге упрятано. Вепрем лесным стал, кровожадным и безжалостным волком, глухим к чужим мольбам и просьбам. Вся округа тогда слухами полнилась. Да почитай весь люд, что пропадал в ту пору безвестно – все, его грязных рук дело. Терентий тогда сейф премудрый открыть не смог; ключа не было нужного. Как только за него не брался. Почитай все известные способы перепробовал; ни огнем, ни железом, ни пилами особыми, ни чем не бралась сталь, а к самому замку с простой отмычкой не подступиться; не отпирается и все тут. Да и как отопрешь, коли скважина у замка изнутри ширмой закрыта, к ней то и нужен ключ, иначе даже отмычки внутрь не проходят. Вот и лютовал ирод. Даже жену покойного земляка, пытал, дознавался. Да только вот стойкая, видать, баба оказалась, а может и не знала тогда вовсе о делах тайных ее мужа, а стало быть и о ключе.

Не смогли Терентия ни сыщики, ни чекисты выследить. Затаился до поры, тайга великая, а желающих рыскать по ней, неизвестно в каком направлении, рискуя своей жизнью, мало находилось. Изворотлив, видать был. Дикая, суровая жизнь, этому быстро учит, а не то зверье, да мороз, вмиг одолеют…

Да и самое главное, что важно; уж очень он умело следы заметал, доказать не получалось, что его это рук дело. Иные даже шутили: «Придумали, мол, все грехи на дядю в тайге валить, этак и милицию держать без надобности; все дела можно раскрытыми считать.» А то и всерьез говорили: «Сгинул по всему Тереха, давно уж должно. Поживи-ка в тайге столько годочков, небось по неволе, умом тронешься… Да не живой уж он, грешно так-то на покойного смертную вину валить. Работали бы лучше, да настоящих преступников вылавливали.»

Словом, ни улик, ни фактов; одни слухи, да догадки, а их к делу не пришьешь – поди докажи, что это он сотворил. Потому, наверное, и больших усилий на поиски, да поимку исчезнувшего когда-то, еще в Гражданскую, дезертира, никто не прилагал.

С Гражданской, вот уже почитай двадцать лет прошло, в конце войны это было, вспоминал, перевалившись на другой бок Петр. Он, по ранению, тогда с фронта пришел, хромал. Важную жилу осколком перебило, нога почитай и не гнулась, прямехонько так и стояла. Долечивался на домашних харчах, при мамашином уходе. Так более и не призывался, да оно и понятно; куда годны такие в армии.

Когда только-только война окончилась, народ с фронта повалил. Радость у людей, а тут вновь округа слухами пошла. Мол свирепствует опять этот не пойманный, таежный дьявол, или еще кто, неведомо…

Все лихие годы ведь не было Терентия; не видно, не слышно. Должно всю войну, от властей прятался, на чужой беде наживался да за добро трясся. Глупо богатство бросать, да воевать идти. Тут только одно; скрыться, до поры и ждать… А как с фронтов то народ с победой возвращаться начал, так тут вот самое времечко в родные места податься. Добро ждало его, словно хозяина неизменного и единственного. И сам Терентий рвался к нему, изнемогая, душой и всем сердцем. Только вот сейф никак не желал признавать над собой власть Терентия. Упрямился и не сдавался…

Тогда то Петр и выследил Терентия, хотя бабка, его всячески покрывала, не желая, чтобы он с внуком виделся. Случайный их разговор за сараем услышал. Под утро уж во двор вышел, а они шепчутся. Мало лиха она через него приняла, а все же жалела ирода, а может боялась просто. Жизнь их – потемки.

Терентий сулил через пару дней вновь заявиться, болел он, старым стал, силы не те; конь ему нужен был, да провиант просил заготовить; соли, муки, да спичек. Всю ночь протопал Петр по его запутанному следу, чуть было не потерял из виду. Нашел таки его бандитское логово. Там, прижатый к стенке, он все и выложил. Про долгую свою скитальческую жизнь рассказал. Пригрозился внучок его властям сдать, за голову ирода десять тысяч обещали. Всем известно, что разбои на дорогах, грабежи и убийства людей – это его рук дело. Только вот поймать, душегуба, не могут.

Сошел Терентий с лица, почернел, долго сидел молча, словно подменили его, как последнее сокровенное отняли. А Петр ему:

– Спрятался в дебрях, не сыщешь. Старуха Полина, вон уж, обо всех твоих зверствах давно поведала. И что ключа от сейфа ты домогался, который у Пантелея был. Чего ты только добился от жизни такой: гнильем у тебя тут пахнет, вот и душой ты прогнил, Терентий. В милиции уже все про твой сейф известно. В розыске он давно. Найдут ведь все равно. Да и стар ты уж стал, попользоваться добром не успеешь. Другое дело мне, молодому… Все еще впереди; сподобит и нужное хозяйство поставлю, дом отстрою, женюсь, да и глядишь, тебя старика, без помощи не оставлю…

Черней чернозема стал Терентий лицом, и чего он только тогда не умер, не пришлось бы грех на душу брать, да через это столь лиха хватить; на десятерых делить можно.

– Так что показывай дед свой тайник – велел Петр, – будем думать как поклажу отсюда вывезти, да чем отпереть.

Поддался Терентий уговорам, куда деваться; указал сейф. Внук все же, не чужому человеку доверился. Да и понимал он, как никак, что стар и кто, кроме внука и дочери о нем, старике, хоть малую заботу проявит. А за такую услугу, кто знает, может и в его, отшельническую, горемычную, жизнь, помощь придет.