Страница 70 из 76
Ксения, кстати, тоже поддержала эту идею. Все-таки, проживание в Риге не прошло для нее бесследно. Загнать супругу обратно в терем Михаил Васильевич так и не смог. Да и не сильно пытался, скажем честно. Для него брак оказался не только по расчету, но и по любви. Ксения еще при жизни отца считалась первой красавицей Русского царства. И то, что я этого мнения не разделял… это на вкус и цвет. В 21 веке совершенно иные стандарты красоты.
Но Скопин-Шуйский-то в 17 веке жил! Так что для него Ксения была не только царской дочерью (что само по себе недостижимая вершина), но и редкостной красавицей. Бесстрашный полководец, умеющий принимать рискованные (и, подчас, жестокие) решения, перед собственной супругой робел и благоговел.
Ксения, кстати, не злоупотребляла. Носила европейские наряды, но очень сильно адаптированные под требования русской строгой морали. А со временем в стране нашлись свои умельцы, которые придумывали варианты не хуже. Такие, где русский стиль и европейские традиции вполне себе сочетались.
Ну а если такие наряды носит царица, значит, и остальные женщины вскоре за модой последуют. Да, не появится на Руси декольте до пупа. Не такая уж большая потеря для мужчин. Ибо содержимое этого самого декольте бывает довольно разное. Некоторые — лучше вообще никогда не видеть. Это как леопардовые лосины 21-го века. Носят те, у кого лишних килограмм от 30-ти и больше.
Закрытое платье, если оно правильно пошито, будоражит фантазию не меньше. Это я сужу по своим гостям. Ксения, скучающая по рижским вольностям, просила прислать ей хорошего художника. Я не отказал. И теперь у меня на стене красовался портрет русской царицы. Вот реально произведение искусства! Художник изобразил ее так, что дух захватывало. На полотне красовалась действительно царица. И действительно красавица. По меркам любого века. И вроде бы строгий, закрытый наряд был пошит (и изображен) так, что гости чуть ли не шеи сворачивали, пытаясь рассмотреть.
Катарина, правда, отреагировала на этот портрет с явным неудовольствием, так что пришлось искать еще одного профессионального художника. И заказывать ему сразу несколько работ — от семейного портрета в целом, до изображения каждого в частности. Как жаль, что у меня нет собственного Веласкеса! Тогда бы я точно в историю вошел! Ибо имеющийся художник изобразил меня пусть и похожим на отражение, но каким-то обыденным. Из серии — посмотришь и забудешь.
Мне, правда, предлагали вариант — на коне, в лавровом венке и в окружении ангелов. Но я, представив результат, решительно отказался. Ну не геройская у меня физиономия, чего уж теперь. Не поможет ни шлем с плюмажем, ни античные божества, ни даже бессовестная лесть художника. Так чего зря время терять? Народ смешить?
В результате, я повесил на стену мирный домашний портрет. Величия там не прослеживалось, а вот тепла и душевности хватало. На полотне был запечатлен обычный вечер нашей семьи — как мы с Катариной и детьми играем в настольную игру. Благо, выпустил я их множество. К сожалению, о защите авторских прав можно было только мечтать, но я брал тем, что выпускал каждый раз новые и интересные варианты.
После заключения мира с Данией у меня было время на то, чтобы общаться с семьей. К образованию и воспитанию своих детей я отнесся с особой серьезностью, и Оксеншерна меня поддерживал. Аксель явно опередил свое время, поскольку понимал важность влияния на детей, которые станут правителями.
Если дочерей мне отдали без всяких возражений, то Эрик в Ливонском королевстве бывал редко. С одной стороны — понятно, шведский король все-таки, а с другой — приходилось напрягаться, чтобы проводить с ним время. Я не хотел, чтобы мой единственный сын рос как сорняк в поле. Знаю, что многие правители (и не только) отдают воспитание детей в чужие руки, но, учитывая некоторые результаты, рисковать не хотелось.
К счастью, никаких войн пока не намечалось. Дания и Швеция, продавшие в Россию довольно приличную часть своей армии, на глобальные авантюры были не способны. Речь Посполитая, раздираемая внутренними противоречиями, вернуть утраченные территории не стремилась. У панов были другие интересы: гражданская война постепенно набирала обороты.
То, что Польша слабеет, было ясно всем. Курфюрст Бранденбурга Иоганн III Сигизмунд, с которым я поддерживал постоянную переписку, не стал торопиться приносить оммаж Речи Посполитой. Дескать, неясно, кто настоящий правитель? Грозные увещевания последовали от обеих сторон, но никаких реальных действий не последовало. И о независимости задумалось не только Прусское герцогство.
Я считаю, справедливо. Поляки принесли Смуту в Россию, а теперь им вернулось бумерангом. И еще неизвестно, чем всё это закончится. Если от Польши отвалится часть территорий — будет интересно. Шведы, во всяком случае, уже на низком старте. Готовы отнять Пруссию и захватить Померанию.
Однако пока что русско-шведско-датские войска долбились в Крым. Даже учитывая военное (особенно в области вооружений) преимущество, захватить полуостров оказалось не так уж просто. В одиночку Россия там и вовсе встряла бы. Скорее всего, рано или поздно, проблему урегулировали бы, но зачем упираться одним, когда есть возможность купить помощников?
Расставаться с золотом русскому царю не хотелось, но вопрос с Крымом требовал срочного решения. Селямет I Герай организовывал грабительские набеги на русские приграничные области, да и после его смерти ситуация к лучшему не изменилась. Вот только Скопин-Шуйский был не тот человек, чтобы терпеть финансовые и людские потери.
Начал он с того, что связался со мной. Моя слава удачливого полководца распространилась далеко за границы Швеции, благодаря грамотно проведенной пиар-компании. Ну а я помог Михаилу Васильевичу вести переговоры о найме войска. И тут были важны не только деньги, но и организация процесса. Нести небоевые потери, теряя профессиональных солдат, никто не хотел. Эдак, пока до Крыма дойдешь, вся армия кончится.
Я сам настоял на контроле за снабжением и гигиеной. Скопин-Шуйский клялся, что если поймает казнокрадов, казнит самым жестоким образом, но… может оказаться уже поздно. И смерть зарвавшегося дельца никак не поможет солдатам, оказавшимся в окружении врагов с голой задницей.
Помните, что Суворов про интендантов говорил? В любую историческую эпоху, в любой армии мира, его слова актуальны. Так что нужно было пресечь совсем уж большие злоупотребления. Все-таки, война на европейском театре действий и в Крыму — это две очень большие разницы. Нужно быть готовым ко всему — и к внезапным атакам, и к пожарам в степи, и к тому, что отравят все попутные колодцы.
Я, несмотря на призывы Скопина-Шуйского в Крым не потащился. Своих дел по горло было. Никакая реклама не могла сделать из меня реально хорошего военачальника, так что я предпочел не мешать. У русского царя имелся Делагарди, который уже был пожалован и чинами, и благами. И уж он точно будет талантливее меня.
Бывший шведский подданный сменил не только гражданство, но и религию, и именовался Яковом Павловичем. А Михаил Васильевич уже прикидывал, на какой бы родственнице его женить, чтобы окончательно привязать к новой родине. Хотя Делагарди и без того жаловаться было не на что. Шутка ли — первый иностранец, получивший назначение главным воеводой над царским войском!
— В Швеции он такого точно не добился бы, — ворчал Густав.
— Это ты зря. Историю я, конечно, не слишком хорошо помню, но про Делагарди читал. Вроде бы, он аж до фельдмаршала дослужился, — возразил я.
— Но не стал же ближайшим другом короля!
— Что да, то да.
— Михаил Васильевич слишком уж его привечает…
— Но и Делагарди верен ему, как пес, — напомнил я. — Оба отъявленные авантюристы и талантливые военачальники. Не удивлюсь, если побратались где-нибудь на поле боя. Старинные воинские традиции живы и в России, и в Швеции.
— Уж сколько сотен лет царит христианство, а языческие традиции все живы, — неодобрительно пробормотал Густав.