Лекарство от любви

Кай обернулся и увидел, как по залитому луной и усеянному десятками тысяч трупов полю скачет одинокий всадник в черных латах на черном могучем коне. Скорее всего, это был тот самый. И он скакал по направлению к ним — хотя пока еще был далеко.

— Думаю, это командующий армии Вольдемара, — обеспокоенно сказал Кай. — Ты сможешь его остановить?

— Лучший способ сделать это — покончить с тем, кто его поднял, — ответила Изольда и решительно зашагала к горящему шатру.

Навстречу ей из-под пылающих руин выбрался человек. Сбросил с плеч охваченную пламенем мантию, когда-то снежно-белую, а теперь быстро черневшую. Его камзол дымился, в седых волосах и бороде тлели искры, некогда густые брови сгорели, но он, больше не обращая внимания на последствия пожара, шел вперед.

— Игнус, — констатировала Изольда. — Самый сильный из всех. Что ж, логично.

Сейчас, впрочем, глава Светлого Совета мало походил на самого могущественного мага цивилизованного мира и самого влиятельного человека Империи. Это был просто изможденный старик, с трудом переставлявший ноги. Все его магические силы были растрачены без остатка, да и физических осталось совсем немного. На лице, которое казалось постаревшим лет на двадцать, застыла гримаса страдания — и едва ли единственной причиной такового была боль от ожогов. Сгорбившись и бессильно свесив руки, он ковылял к Изольде, словно умирающий в пустыне путник — к колодцу, не видя больше ничего — ни Кая, подошедшего сбоку, ни, тем более, скачущего откуда-то издали мертвеца.

— Изольда… — мучительно прошелестел его голос. Та иронично приподняла бровь — обычно ее подданные, даже будучи старше ее вдвое, не отваживались обращаться к ней столь фамильярно, просто по имени.

— Я люблю тебя… больше жизни… — продолжал старик, делая еще шаг, затем еще. — Больше всего на свете… Я не могу жить без тебя… Я предпочел бы, чтобы меня разрезали на куски…

Изольда устало усмехнулась. Сколько раз она уже слышала этот бесконечно пошлый набор одних и тех же слов! Она скосила глаза направо, проверяя, где там черный всадник. Она все еще не была уверена, что тот собирается напасть, но все же пора с этим кончать…

— Но… — Игнус подошел уже почти вплотную, — долг…

Из длинного рукава камзола прямо ему в ладонь выскользнул стилет. Старик с неожиданной прытью метнулся вперед, вскидывая руку с оружием и целя Изольде точно в сердце — пронзенное за этот день уже дважды. Изольда, чье внимание было отвлечено всадником, а тело все еще не вернуло прежнюю подвижность, не успела отскочить.

Но стилет не достиг цели. Игнус застыл, удивленно глядя на стальное жало, выросшее из его собственной груди. Его рот округлился, глаза выпучились, и он издал звук вроде «а… а…» Затем ноги старика подогнулись, и Кай, стоявший позади него, опустил шпагу, позволяя безжизненному телу соскользнуть на землю.

Почти сразу же раздался звук другого, куда более грузного падения. Черный конь, начавший разлагаться прямо на скаку, рухнул, кувырнувшись через голову и с мокрым хрустом ломая шейные позвонки. Вылетевший из седла всадник тяжело грянулся всеми своими доспехами о землю. Шлем отлетел от удара вместе с головой и подкатился к ногам Кая. Тот поднял сапогом забрало, желая все-таки увидеть лицо легендарного мага и полководца. Но под забралом был уже только оскаленный череп в расползающихся ошметках зловонной гнили.

— Ты очень вовремя, — благодарно произнесла Изольда, — а вот я расслабилась слишком рано. Никогда нельзя этого делать, пока враг жив, в каком бы состоянии он ни находился… Как ты понял?

— Ничего я не понял, — недовольно ответил Кай, — я только знал, что с ним пора кончать, пока до нас не доскакал его приятель. А ты-то чего медлила?

— Да, видишь ли, не люблю убивать людей, не дослушав. Сам понимаешь, это приводит к труднопоправимым ошибкам… но и обратное, как видим, порою тоже.

— Но как он смог? Ты же говорила, что никто из влюбленных в тебя…

— Видимо, очень сильная воля все-таки способна превозмочь любую любовь. Даже такую, какую вызываю я. Но такая воля была лишь у самого сильного мага в мире.

— Теперь точно все? Больше не осталось никого из них? В пылающем шатре едва ли могло остаться хоть что-то живое, но кто их знает, этих магов…

Изольда на несколько мгновений задумалась, прислушиваясь к собственным ощущениям.

— Нет, больше никого, — подтвердила она. — Да и, сам видишь… — она обвела рукой поле. При свете луны было хорошо видно, что ни единый зомби не остался на ногах. Смрад разложения, плывущий над полем, становился все гуще, и Кай чувствовал это даже сквозь повязку. Да, истинный запах победы в войне — любой войне! — именно такой…

— Ты ведь понимаешь, что это значит? — продолжала Изольда. — Твое заклятие теперь тоже снято.

— Не то чтобы оно мне сильно мешало, но без него все-таки лучше.

— В таком случае, дай руку, Кай. И идем вместе строить новый мир.

Она с улыбкой протянула ему руку. Бенедикт снял перчатку и ответил на пожатие.

Лицо Изольды исказилось.

— Что…?

— Это не заклятье. Это наука, — ответил Кай, выпуская ее пальцы.

— Поч-ч… — спазм перехватил ее горло, и она рухнула на колени, выгибаясь в судорогах.

— Ты и в самом деле думала, что я ради идеалов разума отдам мир во власть безумия? Что я, Кай Бенедикт, помогу строить диктатуру любви? Ты была нужна мне для того, чтобы уничтожить магов. Всех магов. Ибо пока они правят миром — не будет ни свободы, ни прогресса. Какими бы благими намерениями, лицемерными или даже истинными, они ни руководствовались. Качественная разница пролегает не между злым и добрым хозяином, и даже не между глупым и умным. А только между наличием хозяина и его отсутствием. Когда-то я думал, что их можно поставить на службу цивилизации, если отобрать у них власть, но я ошибался. Власть к ним, так или иначе, вернется, в той или иной форме — если они не захватят ее силой, то люди сами отдадут им ее, предпочтя зависимость от их могущества собственному развитию. На самом деле мне жаль, Изольда…

Она была уже мертва, и он знал это, но продолжал говорить, обращаясь к ней. Ему надо было произнести все это вслух:

— Я… уважал тебя. Может быть, больше, чем кого-либо, с кем мне доводилось плотно общаться. И я пытался тебя отговорить, но это было бесполезно. И я понимал, что это бесполезно. Ты должна была идти до конца по своей дороге. Ну а я, соответственно, по своей. Я не в восторге от человечества, далеко не в восторге. Но это не повод делать его еще хуже. Если люди когда-нибудь изменятся к лучшему, то только благодаря разуму и свободе, а никоим образом не благодаря любви, вере, моральным догмам или любой иной форме рабства, физического или ментального, принудительного или добровольного. Последнее — это вообще самое худшее, что только может быть. И лучше принудительно выгнать раба на свободу, чем оставить его в желанном рабстве — вот такой вот парадокс…

Кай посмотрел на тело, скорчившееся в грязи у его ног. Изольда лежала левым профилем кверху, словно оказывая ему последнюю любезность — хотя, конечно, это было лишь случайностью. И Кай подумал, что тоже должен оказать ей последнюю услугу.

— Покойся с миром, Изольда, — сказал он. — Никто и никогда не поднимет тебя, как ты и хотела. Я позабочусь об этом.

Он подошел к груде доспехов, еще недавно бывшей черным всадником, и поднял тяжелый боевой молот. Единственная гарантия — полностью уничтожить череп…

Нанося удары, он отвернулся. Но не мог не слышать влажного хруста и мерзкого чавканья. Один из лучших мозгов Империи, уничтоженный человеком, превыше всего ценящим разум…

Затем, так и не решившись взглянуть на результат своих усилий, он поднялся, бросил молот и побрел вперед мимо догорающего шатра, оставив труп за спиной.

Ничего еще не кончилось, разумеется. Любовь никуда не делась из мира, и нельзя даже сказать, что Изольде удалось основательно дискредитировать ее культ. Лицемеры, прикрывающие похоть высокими словами, и недоумки, наслушавшиеся романтических сказок, просто объявят колдовскую любовь к Чернявой Ведьме «ненастоящей» и «противоестественной», противопоставляя ее своей собственной. И новые маги тоже будут рождаться. Если только не будет создана новая служба, убивающая теперь уже не только Темных, а любых младенцев с магическими способностями — решение, не выглядящее хорошим ни с какой стороны, включая надежность. Вот разве что… успехи медицины сведут на нет материнскую смертность? Но когда еще удастся добиться такого прогресса… Впрочем, говорят, голод — лучший кулинар, а нужда — лучший учитель. Людям, оставшимся без магического попечения, в ближайшие годы придется учиться очень активно. Все те проблемы, от которых их прежде защищали маги, обрушатся на них в полный рост. Болезни, неурожаи, стихийные бедствия, преступность, куда более серьезная, чем та, до которой у магов не доходили руки… и очень многие, конечно, взвоют и проклянут перемены. Но застойная система принудительно зафиксированного равновесия в любом случае затрещит по швам и рухнет. Это произошло бы в любом случае, а уж тем более — после тех страшных потрясений и разрушений, которые устроили огромной части территории и населения Империи как раз те, кто стремился систему сохранить.