Лекарство от любви

— Как видите, у меня тут только один стул, — усмехнулся Кай. — Я не имею обыкновения принимать гостей. Но, конечно, можете сесть на кровать.

Маг опустился на старую продавленную кровать, небрежно накрытую покрывалом; та недовольно скрипнула.

— Наша проблема, — сказал он, — зовется Изольда. Она же — Изольда Прекрасная, она же — Чернявая Ведьма… и несколько менее пристойных прозвищ. Вы о ней слышали?

— Что-то слышал, но, признаюсь, не придал большого значения, — честно ответил Кай. — Слухи о том, что где-то на окраинах появился маг, противопоставивший себя Светлому Совету, ходят постоянно. Но, как бы сильно я ни хотел обратного, доселе вам, кажется, удавалось давить любую оппозицию в зародыше.

— Мы предпринимаем чрезвычайные усилия, чтобы гасить эти слухи, — кивнул Игнус, — и пока что у нас получается скрывать масштаб проблемы. Но ситуация действительно очень, очень серьезная. Фактически… я вынужден это сказать, но впервые со времени Вольдемара Проклятого появился маг, всерьез претендующий на единоличную власть над Империей и, соответственно, над всем цивилизованным миром. И на вашем месте я бы этому не радовался. Вы можете называть существующий режим тиранией и диктатурой из-за того, что, по-вашему, Светлый Совет навязывает всем свои представления о добре и зле и запрещает все, что способно привести на Темную сторону… но то, что несет миру Изольда, гораздо страшнее, уверяю вас.

— Было бы странно, если бы вы считали иначе, — усмехнулся Кай. — Но как все-таки вы ее упустили? Ведь предотвращать подобное — одна из главных функций вашего Совета… во всяком случае, официально.

— Как вам известно, маги рождаются чрезвычайно редко. Каждый — со своим врожденным даром… который может быть развит и многократно усилен учением и тренировками и дополнен иными магическими навыками, но не может быть изменен. Маг Огня, к примеру, может овладеть магией Земли, но его основой все равно останется магия Огня, в ней он достигнет наибольших вершин и через нее будет черпать свою силу… После победы над Вольдемаром — победы в войне, обратившей в руины чуть ли не половину мира — Светлые маги действительно поставили своей целью отслеживать рождение каждого Темного и… нейтрализовать угрозу в зародыше.

— То есть убивать детей.

— Поначалу их хотели всего лишь брать под контроль… изымать у родителей и воспитывать таким образом, чтобы они даже не догадывались о своих магических способностях… но это не работает. Суть прорывается наружу, знаешь ты о ней или нет, хочешь ты этого или нет. Поэтому, в общем, у нас не осталось другого выхода… осуждать нас за это легко, но я посмотрел бы на вас, что бы вы сказали, доведись вам жить под властью Вольдемара…

— Вы напрасно считаете меня чистоплюем. Вполне возможно, что Вольдемара и в самом деле стоило бы убить еще во младенчестве. Вот только вы не доказали, что всякий Темный — это будущий Вольдемар. Единственный опыт не может быть основой теории.

— Цена ошибки слишком высока, чтобы ставить новые опыты. Да и потом, были прецеденты и до Вольдемара, просто их удавалось остановить раньше… Конечно, освоить Темное искусство может и маг, рожденный без соответствующего дара. Но, как я уже сказал, он никогда не достигнет в нем вершин и не сможет одолеть с его помощью даже одного урожденного Светлого, а тем более — совокупную мощь Совета. С Изольдой же вышло… иное. Мы упустили ее, поскольку ее дар не относится к темным. Не некромантия, не сглаз, не порча — ничего такого, во всяком случае, в буквальном смысле. Ее дар абсолютно уникален. Точнее, возможно, что-то подобное и встречалось в прошлом, но не достигало такой силы и не попало в летописи, оставшись лишь на уровне романтических легенд…

— Так что же это за дар? — поторопил Кай.

— Любовь.

— В каком смысле? — иронически усмехнулся Бенедикт.

— В прямом. Всякий, кто увидит ее — а в последнее время и вообще всякий, оказавшийся поблизости от нее — влюбляется в нее мгновенно, окончательно и бесповоротно.

— И все?

— Теперь она уже овладела и другими магическими навыками. Но ее основа — именно эта.

— И с этой штукой она надеется завоевать мир?

— Армия ее преданных рабов множится с каждым днем. И чем их больше, тем она сильнее не только физически, но и магически. В их любви она черпает свою силу.

— Эта армия должна состоять из ненавидящих друг друга ревнивцев. Она ведь не может удостаивать своей благосклонности всех подряд? Хотя даже в этом случае…

— На сей счет сведения противоречивые, — признал Игнус. — Как вы понимаете, разведка в таких условиях чрезвычайно затруднена. Но никого постоянного у нее вроде бы нет.

— В любом случае, я удивляюсь, как никто еще не зарезал ее с криком «так не доставайся же ты никому!»

— Да, насколько нам известно, дисциплина там не лучшая. Постоянные потери из-за дуэлей и прочих внутренних стычек. Но приток нового пополнения их с лихвой перекрывает. Что касается покушений на саму Изольду, то они были. Но всякий раз бросавшийся на нее с мечом или кинжалом, не добежав, падал ей в ноги в слезах раскаяния, моля даже не о прощении, а о смерти. Она в таких просьбах обычно не отказывает.

— А стрелять издали никто не пробовал?

— Когда-то это, наверное, можно было сделать, но сейчас она вошла в такую силу, что к ней нельзя безопасно приблизиться не то что на расстояние полета стрелы, но и на многие мили. Мы не знаем точно, на сколько именно.

— Если я что-нибудь понимаю, на нее покушались не только ревнивцы.

— Вот уже много месяцев мы тщетно пытаемся ее остановить, — признал Игнус. — Поначалу мы пытались действовать по принципу «клин вышибают клином». Подсылали к ней преданно и пылко влюбленных, в надежде, что они останутся верны своим возлюбленным. Увы, они забывали свою прежнюю любовь в тот самый момент, как видели Изольду. Посылали самых прожженных распутников, которые никогда не были верны ни одной женщине и вообще считали всех их животными для ублажения похоти. Теперь все они готовы умереть за один взгляд Изольды. Нет, к другим женщинам их отношение не поменялось, но она для них — богиня. Мы посылали стариков, чьи страсти, казалось бы, давно угасли. Посылали убийцу-скопца — он покончил с собой от отчаяния…

— Как насчет женщин? Их вы посылали?

— «Сестры», — выдавил Игнус с отвращением. — Теперь это едва ли не самое преданное подразделение ее разведчиц и диверсанток… Мы долго искали того, кто неподвластен ее чарам. Искали среди магов, но никто из нас не обладает силой, способной защитить от любви…

— Ну еще бы, — усмехнулся Кай. — У Светлых ведь любовь всегда числилась в списке добродетелей, и едва ли не на первом месте?

— Не такая! — возмущенно возразил Игнус. — Настоящая!

— Не вижу никакой разницы, — холодно заметил Кай. — Чувства, которые человек испытывает — а не симулирует, — всегда настоящие, каким бы ни был их источник. Страх — это всегда настоящий страх, независимо от того, реальна ли опасность, или это магический морок; главное, что человек верит в ее реальность. Точно так же и с любовью. Ослепление и потеря головы обычного влюбленного ничем не лучше, чем то, что вы описываете. Ну, разве что тем, что ваша настоящая любовь все же заканчивается гораздо быстрее.

— Мы искали и среди циников, писателей и светских острословов, рассуждающих подобным образом, — кивнул Игнус. — Увы, их цинизм закачивается, стоит им оказаться возле Изольды. Искали по тюрьмам и камерам смертников самых отпетых и жестоких злодеев, которым, казалось бы, чуждо всякое понятие о любви. Им была обещана полная амнистия и столько золота, сколько они смогут забрать. Сейчас они работают у нее палачами, помогая поддерживать дисциплину… Искали среди философов, и даже нашли одного, но он настолько отрешен от всего мирского, что наотрез отказался участвовать в наших делах. Но нам никак не приходило в голову поискать среди поэтов.

— Шаблонность мышления вас погубит, — констатировал Кай. — Раз поэт — значит, непременно воспевает всю эту любовную чушь. Вы могли бы лучше ознакомиться с моим творчеством, прежде чем запрещать его.