Квест для двоих

Максим

Постоянная головная боль уже на протяжении многих дней не отпускала меня. Но эта боль не была простой мигренью, нет. Меня мучили воспоминания. Каждую свободную минуту я, сам того не желая, возвращался мыслями в тот квест. Я этому сопротивлялся, как мог, но мой мозг отказывался забывать.

В тот день, после ухода Назарова из моей квартиры, я твёрдо решил забыть всё, что произошло между нами, словно бы ничего и не было. Мне необходимо было собрать всю свою волю в кулак и сделать то, что решил, что задумал, что было абсолютно правильным. Я же мужик! Мужик сказал – мужик сделал!

Но на словах и в мыслях было всё гораздо проще, чем на деле. А в реальности было чертовски трудно делать безразличное лицо, улыбаться, разговаривать, как ни в чем не бывало. Ведь как только я его видел, у меня непроизвольно потели ладони, и мурашки табунами бежали по телу. Я ругал себя за тупость и одергивал каждый раз, когда моё тело предательски реагировало на его присутствие. А оно реагировало, и ещё как! Ведь как бы я ни старался, но я помнил вкус этих настойчивых губ, жар тела, прикосновения его горячих больших ладоней.

Вот и сегодня я вновь столкнулся с ним в коридоре офиса. Увидев меня, он на мгновение замер и его лицо приобрело напряженное выражение, а в глазах застыло какое-то тревожное ожидание.

Одному богу было известно, каких неимоверных усилий мне стоило не развернуться и не скрыться в панике в кабинете эконом отдела. На деревянных ногах я прошел мимо него и, наконец, выдавил из себя скупое безразличное приветствие:

- Доброе утро.

- Доброе, - ответил он с выражением полного изумления на лице.

И так было каждый день. Каждый раз, когда я его видел, я заставлял себя прямо смотреть ему в лицо. Это было равнозначно посмотреть своему страху в глаза. Ведь он и олицетворял собой мой страх – страх того, что открылось во мне с его поцелуями.

Каждый день я вел этот незримый бой, каждый день я заставлял себя вести себя непринужденно, отстраненно и естественно. Изо дня в день я цеплял на свое лицо это дебильное выражение «ничего не произошло, у меня всё заебись», это безразличие, эту дежурную холодную улыбочку. А вечером, уставший и обессиленный, я запирался в своей комнате и вспоминал его взгляд, которым он меня провожал в коридоре офиса или у лифта, или в фойе офисного центра.

Саша держал своё слово. Он больше не доставал меня. Он не приближался, не прикасался, практически не разговаривал со мной. Он просто смотрел. И было в его взгляде что-то такое, отчего кровь кипела у меня в жилах, сердце заходилось бешенным ритмом, а в висках стучало.

Да, он держал своё слово. Он больше не приходил к нам в отдел, он перестал обедать в общем кафетерии, даже бумаги на подпись перестал приносить. Обычно он делал это сам, а теперь исключительно через других менеджеров. Человек слова, гордый человек. Я знал об этом его качестве.

Но было ли мне на самом деле легче от этого? От того, что он держал это своё слово? Днем на работе я убеждал себя, что хочу держаться от него подальше, а вечером меня одолевала тоска.

Вот и сегодня, я убедился в том, что не всё так хорошо обстояло с моим мнимым самоконтролем, когда я неожиданно столкнулся с ним вечером у лифта. Было уже довольно поздно, многие сотрудники уже покинули офис, вот и я ушел последним из отдела, закрыв кабинет на ключ.

На площадке возле лифта стоял Назаров. Увидев его, я непроизвольно споткнулся и замедлил шаг, почувствовав, как бешено застучало у меня в ушах. А затем, мысленно отругав себя за трусость, в прямом смысле заставил себя бодрым шагом направиться к нему.

- Привет, - сказал я как можно спокойнее, нацепив на своё лицо холодную улыбку.

- Здравствуй, - ответил он тихо, и отвел в сторону свой взгляд.

Двери лифта отворились, он вошел первым, а я помедлил.

 Да что же это опять со мной? Почему я теряюсь в его присутствии? Чего боюсь? Что может он мне сделать в лифте? Не набросится же он на меня, в самом деле.

Увидев моё замешательство, Саша вопросительно поднял брови. А я, снова мысленно отругав себя за тупость, нерешительно шагнул внутрь.

Было настолько неловко, настолько стыдно, что я не знал, куда деть глаза. Я только теперь осознал, насколько глупым было моё поведение, как по-детски всё это выглядело со стороны. Я, как мог, из последних сил старался взять себя в руки, но не мог. Не помогало мне в этом и гнетущее молчание со стороны Назарова.

И словно прочитав мои мысли, парень вдруг негромко произнес:

- Как дела?

Я часто заморгал, думая, что мне показалось. Но очевидно, он и вправду спросил меня о чем-то. Я же, как это уже водится в его присутствии, откровенно тупил и тормозил.

- У тебя всё хорошо? – переспросил он, вопросительно глядя на меня.

- А? Да, все хорошо, - ответил пространно я, - А у тебя как? – произнес я дежурную фразу.

Он вздохнул и непроизвольно взъерошил свои волосы.

- Проект горит, надо как можно скорее закончить, - устало выдавил он из себя, - Поэтому сегодня, похоже, я ночую на работе.

- Так ты не домой? – удивился я.

- Не-а, - небрежно ответил он, - Ирина ушла, а мне срочно необходим крепкий кофе для бодрости. Похоже, ночка выдастся ещё та. В кафе через дорогу вполне приличный кофе.

- Понятно, - проговорил я, не зная, что ещё сказать.

Двери лифта отворились, и мы, молча, вышли в холл, а затем на улицу.

- Спокойной ночи, - сказал он мне на прощание и пошел в сторону упомянутой кафешки.

- Спокойной, - прошептал я, глядя ему в след.

Я стоял и смотрел в след удаляющемуся Назарову, и отчетливо ощущал, как тоска вновь заполняла меня всего изнутри. Что же со мной происходило? Неужели влияние этого парня настолько велико на меня? Мне даже пришла в голову безумная идея пойти вслед за ним в это кафе. 

Прошло ещё несколько дней, в течение которых, я практически не видел Назарова. И вдруг, я внезапно осознал, что хочу увидеть его. Я непроизвольно ловил себя на мысли о том, что каждый раз, когда проходил по коридору офиса, я неосознанно оборачивался на дверь проектного отдела, что надеялся увидеть его возле лифта, или на обеде в кофетерии, или возле парковки. Но я не видел.