Страница 7 из 58
Зыркнув на него исподлобья, Оля хотела было ответить что-нибудь позлее и поядовитее, но тут низ живота у неё скрутило очередным мучительным спазмом. Она невольно сжалась в комок и вдруг увидела на ногах кровь.
Заметили её и остальные. Даже Лёнчик, пятнадцатилетний противный подросток, который обычно редко удостаивал сводную сестру вниманием и вёл себя с ней на редкость высокомерно — и тот сейчас пялился на Олю во все глаза, а на его полных губах играла похабная сальная усмешка.
— О господи! — ахнула мать, прижав ладони к щекам. — Мишенька, у неё менструация!
Оля побагровела. Можно ли было вообразить себе что-то более унизительное, чем эта ситуация? Не так она представляла момент своего взросления…
— Вижу, — буркнул отчим, тоже несколько растерявшись. Впрочем, он быстро справился с собой и с отвращением приказал:
— Иди в ванную и помойся. И не думай, что это послужит оправданием твоему отвратительному поведению. Месячные — не болезнь и не отмазка!
— Но у меня правда болит живот… — прошептала Оля еле слышно, уже чувствуя, что сейчас расплачется. Обычно она старалась держаться в присутствии отчима, не выдавать свою слабость, не показывать слёз, но сейчас ей было невыносимо стыдно, противно, больно и… омерзительно обсуждать всё это с ним, да ещё и в таком ключе и в таком тоне.
— Я сейчас дам тебе… всё, что нужно, — заторопилась мама, а отчим, глядя падчерице в глаза, внушительно повторил:
— Месячные — не болезнь и не отмазка! Не думай, что для тебя что-то всерьёз изменилось. Лежать в кровати и страдать от мнимой боли я тебе всё равно не позволю. Будешь жить по обычному режиму… благо, современные средства гигиены позволяют в эти дни заниматься и спортом, и плаванием, и всем остальным.
“Когда-нибудь я точно его убью!” — не в первый раз пронеслось в голове у Оли.
___________________________
* “После трёх уже поздно” — книга японского новатора в сфере раннего развития Масару Ибуки (1971), в России была впервые издана в 1991 году.
** “Драмкружок, кружок по фото…” — знаменитые строки из стихотворения “Болтунья” Агнии Барто (1934).
5
Рус
Сан-Франциско, наше время
На счастье, в этот неловкий момент к столику подошла фигуристая официантка пуэрториканских кровей и, беззастенчиво стреляя глазками в Руса поверх своей маски, поинтересовалась, что они будут заказывать.
— Ты уже выбрала? — спросил он по-русски у Оли, листая меню.
— Мне… — она замялась и невольно покраснела, — если можно, что-нибудь подешевле.
— Я же сказал, что это я тебя приглашаю, — нахмурился Рус. — Не думай о деньгах, пожалуйста, не стесняйся и не скромничай, тебе сейчас нужно хорошо поесть. Ты не вегетарианка, случайно?
— Н-нет…
— Вот и отлично. Тогда могу я сделать заказ для нас обоих?
— Хорошо.
— Как насчёт стейка, картофеля с баклажанами на гриле и салата из свежих овощей?
Оля лишь сдержанно кивнула, судорожно сглотнув, и Русу показалось, что она вот-вот рухнет в голодный обморок. Это ему совсем не понравилось, поэтому он торопливо завершил заказ:
— Побольше приправ и зелени, — и отпустил официантку восвояси. Та удалилась, соблазнительно покачивая бёдрами, явно рассчитывая на то, что Рус проводит её взглядом.
— Теперь я и в самом деле вижу, что ты кавказец, — Оля изобразила беззаботную улыбку. — Мясо, овощи, специи и сантиметровый слой свежей зелени на каждом блюде…
— Когда ты ела в последний раз? — сурово перебил он, проигнорировав её неуклюжую попытку завести лёгкую непринуждённую беседу.
— Я не голодаю, ты не думай, — пристыжённо ответила Оля. — Просто сегодня день такой… как-то вот… не задался с раннего утра. Я правда нормально питаюсь. Вообще-то я работаю, мне как раз заплатят послезавтра.
— А у тебя есть где жить? — спросил он без обиняков.
— Разумеется, — Оля выпрямилась на стуле, гордо приосанившись при этом. — Ты что же, за бомжару меня принял? Мы с подругами снимаем квартиру.
— Так какого же чёрта ты сидела и тряслась от холода как цуцик, если можно было преспокойно поехать домой? — Рус непонимающе вскинул брови. — Как далеко отсюда твоё жильё?
Оля замялась на мгновение, но всё-таки отозвалась:
— В Кастро.*
Рус испытал что-то вроде разочарования. Так Оля из этих?.. Он не являлся знатоком города, но об известном квартале Кастро был наслышан задолго до того, как оказался в Сан-Франциско.
— Я не… — словно угадав по красноречивому взгляду Руса, что он о ней подумал, смущённо и быстро проговорила Оля. — Ну, то есть подруги — это просто подруги. Мы не спим вместе, всего лишь живём вскладчину, потому что… потому что это дешевле.
Рус незаметно первёл дух. Ничего не имея против сексуальных меньшинств, он, тем не менее, по понятным причинам предпочёл бы видеть Олю натуралкой.
— И сколько вас всего? — заметно расслабившись, полюбопытствовал он.
— Вместе со мной четверо.
— Все русские?
— Нет, Ира — украинка, Лаура — мексиканка и китаянка Джи.
— Офигеть, прямо цветник… Фонтан “Дружба народов”, — усмехнулся он. — И всё-таки, почему ты не поехала домой, а торчала весь день на Юнион-сквер?
— Ты что, следил за мной? — Оля с подозрением нахмурилась, и Рус обругал себя последними словами — проболтался, идиот!
— Ну что ты, специально не следил, конечно. Я просто гулял и обратил на тебя внимание. Ты яркая и… очень симпатичная, сложно не заметить и не запомнить.
Оля с трудом скрыла польщённую улыбку, но всё равно было видно, что ей ужасно приятны эти слова.
— У Лауры сегодня гостит её парень, — пояснила она.
— А он не местный?
— Местный, просто часто бывает в отъезде по делам, а когда появляется в городе, они… в общем, очень бурно отмечают встречу, — смущённо докончила Оля, и Рус сразу понял, что она имеет в виду. — Я просто не хотела им мешать. Ну и самой неловко, даже если сидишь в другой комнате, всё равно всё… слышно, понимаешь? — она очаровательно покраснела, и Рус залюбовался нежным румянцем на её щеках.
— А на работу мне только вечером, — добавила Оля, — вот я и решила пока пойти погулять.
— Застудишься с такими прогулками, — проворчал он, впрочем, уже довольно миролюбиво. — А где ты работаешь?
Оля снова вспыхнула и отвела взгляд, нервно прикусив губу. Беседа с этой девчонкой напоминала Русу хождение по минному полю: полшажочка в неверном направлении — и хана! Вот только что она сияла от его комплимента, а сейчас опять закрылась, сделалась холодной и неприступной… Он отчаянно пытался сообразить, как разрулить неловкую ситуацию и разговорить Олю по-настоящему, поскольку, несмотря на обещанный ею “душевный стриптиз”, пока что беседа больше напоминала принудительный допрос.
— Слушай, давай условимся, — поколебавшись, Рус всё же протянул руку и накрыл Олину ладонь своей. Девушка вздрогнула, изумлённо вскинула на него глаза, но не отняла руки и в общем-то не выразила какого-либо протеста или неудовольствия. Она следила за его действиями со сдержанной настороженностью, но не без любопытства, и теперь, будто затаившись, молча ждала, что Рус собирается ей сказать.
— Я не стану тебя осуждать, какие бы сведения о себе ты сейчас ни сообщила, — приободрившись, внушительно произнёс он, глядя ей в глаза и стараясь контролировать себя, чтобы не начать, к примеру, интимно поглаживать её пальцы или ещё что-нибудь в этом роде. — Мы ведь просто общаемся, а не пишем друг на друга характеристику и не выставляем оценок по десятибалльной шкале. Даже если ты работаешь… — он запнулся, — проституткой, я не скажу тебе ни единого дурного слова.
— Я не проститутка! — дёрнувшись и высвободив свою ладонь, резко вскинулась Оля и прожгла его насквозь взглядом, пылающим кипящей смесью праведной ярости и оскорблённой невинности. — Ты совсем, что ли, сдурел?!