Страница 10 из 58
— Скромнее надо быть. Нечего по дому разгуливать в чём мать родила и провоцировать!
После чего Михаил развернулся и зашагал в сторону кухни, как бы давая понять, что инцидент исчерпан. Проходя мимо сына, он в сердцах бросил ему сквозь зубы:
— Идиот…
7
Рус
Сан-Франциско, наше время
Стейк оказался божественным — и Оля, и даже Рус уплели свою порцию с огромным аппетитом. Небольшое напряжение, витающее над столом, потихоньку рассеялось.
— Да, у меня сложные отношения с семьёй, — спокойно подтвердила Оля. — Точнее, сейчас у меня вообще нет с ними никаких отношений. Я никогда не видела от этих людей ни поддержки, ни понимания… Поэтому предпочла просто забыть о том, что они в принципе существуют.
— Ну и как, получилось?
— Легко! — она подцепила вилкой кусочек картофеля и отправила в рот. — Если не переписываться, не созваниваться, вообще сменить номер телефона и начисто удалить все старые контакты… честное слово, я реально почти не вспоминаю о них.
— Мне сложно это представить, — поколебавшись, признался Рус. — У меня миллиард родственников, и все — близкие. Тётушки, дядюшки, сёстры, братья, племянники и племянницы, бабушки и дедушки… ну и отец с матерью, само собой. Время от времени они не на шутку выводят меня из себя, лезут с непрошенными советами, вечно вмешиваются в мои дела, переживают, орут, ругаются, плачут, манипулируют и вообще бесят… В общем, классическое кавказское семейство — многочисленное, шумное, беспардонное, но очень дружное, — он улыбнулся. — Мне иногда тоже хочется сбежать от них на край света. Но при этом все они — моя семья. Настоящая, крепкая, любящая семья. Я знаю, что за меня они перегрызут глотку любому. Да и я за них тоже перегрызу, если надо будет. Уверенность в том, что тебя всегда поддержат, подставят плечо, подадут руку или предоставят жилетку, чтобы выплакаться… это бесценно. Знать и помнить о том, что, какая бы хрень с тобой ни случилась, в какое бы дерьмо ты ни вляпался, они никогда не оставят в беде.
— Тебе повезло, — серьёзно произнесла Оля, тихонько вздохнув. — Даже завидно немного.
— Что-нибудь ещё? — пышнотелая пуэрториканка снова материализовалась возле их столика, чтобы забрать грязную посуду.
Рус вопросительно взглянул на Олю.
— Хочешь какой-нибудь десерт? Может, по мороженому?..
Она покосилась на часы и решительно замотала головой:
— Ой, нет, мне уже пора выдвигаться на работу. Спасибо тебе, и так накормил до отвала!
— Счёт, пожалуйста, — снова переходя на английский, попросил Рус у официантки.
— Похоже, ты пленил бедняжку в самое сердце, — Оля не смогла удержаться от подколки, заметив, какие жаркие взгляды кидала на молодого человека знойная красавица. — Когда принесёт счёт — проверь, не вложила ли она туда бумажку с номером своего телефона…
— Как ты обычно добираешься до работы? — игнорируя её насмешку, спросил Рус.
— Из дома на автобусе, но вообще-то отсюда можно и пешочком прогуляться, это займёт от силы пятнадцать минут. А что?
— Я могу подбросить тебя на мотоцикле. Он припаркован недалеко от Юнион-сквер, — предложил Рус.
Оля заколебалась.
— Спасибо, конечно, но… думаю, что тебе не стоит рисковать.
Рус даже опешил от такого аргумента.
— Рисковать? Мне?!
— Да ты оглянуться не успеешь, как твоего железного коня растащат на запчасти и продадут, — усмехнулась она. — Народ там… совершенно дикий и невменяемый, особенно когда ищет деньги на дозу.
— Как же ты… — Рус нервно сглотнул, — как же ты одна разгуливаешь по этому району ночами?
— Наверное, всем с первого взгляда понятно, что красть у меня нечего, — засмеялась Оля. — Ну и газовый баллончик всегда со мной, иду и держу его наготове в кармане.
— И что… всё время проносило? — с сомнением протянул Рус.
Оля неловко замялась.
— Ну, как сказать… вот, гляди, — с этими словами она чуть-чуть оттянула вниз горловину своего тонкого свитера, обнажив часть шеи. Рус заметил бледные, но тем не менее отчётливые пятна на нежной коже, напоминающие то ли зажившие царапины, то ли наполовину сошедшие синяки, то ли следы от плохо сведённой татуировки.
— Что это? — спросил он, понимая, что боится услышать ответ.
— Да это я сама сглупила тогда, — Оля улыбнулась с деланной беззаботностью. — Не сняла золотую цепочку, когда отправилась на работу. Ну, её и сдёрнули с моей шеи на бегу… чуть не задушили. К счастью, цепочка почти сразу порвалась.
Рус на несколько мгновений закрыл глаза, переваривая услышанное. И она так спокойно об этом говорит?! Глупая, маленькая, беззащитная и одинокая девочка…
— Эй, ты чего? — с беспокойством спросила Оля. — Всё же в порядке. Не стоит так переживать.
Он открыл глаза и решительно тряхнул головой:
— Короче, не хочешь ехать на мотоцикле — пойдём пешком. Вместе! Я тебя провожу, а потом встречу с работы, когда смена закончится.
Оля изумлённо воззрилась на него, от неожиданности даже не зная, что возразить.
— Зачем тебе это? — спросила она наконец. — Рус, я правда справлюсь. Я не первый день этим занимаюсь, умею постоять за себя… ты и так потратил на меня уйму времени.
— Я сказал — провожу, — отчеканил он. — И не спорь! Я так решил.
Она поёжилась.
— Ух!.. Звучит прямо как “молчи, жэнщина!”
— Вот и молчи, — уголок рта Руса дрогнул в улыбке, — женщина.
Больше всего его потрясло то, что “героиновое гетто” оказалось не где-нибудь на окраине города, а практически в самом центре! Тендерлойн располагался буквально в двух шагах от мэрии, консерватории, библиотек и музеев… Но стоило ступить на соседнюю улицу — и ты оказывался в самом эпицентре ночного кошмара.
“Ад кромешный” — первое, что пришло в голову Русу, едва они с Олей очутились в нужном районе. Он взял свою спутницу за руку, намереваясь не отпускать её даже на полшага. Вторая ассоциация, которая у него возникла — это лагерь беженцев.
— Иди вперёд и не пялься ни на кого, а то нарвёшься, — предупредила его Оля. — Народ тут довольно агрессивный, им только повод дай…
Однако Рус не мог не смотреть по сторонам. Такое он видел впервые в жизни.
Мусор под ногами, старые полуистлевшие палатки и картонные коробки на тротуарах, заменяющие бездомным жильё, а также море бомжей, которые просто валялись в грязных тряпках на обочине. Кто-то, присев на корточки, у всех на виду готовил себе очередную дозу, кто-то мочился прямо на проезжую часть, кто-то, словив кайф, самозабвенно отплясывал посреди улицы. На окнах во всех домах были установлены решётки.
— Вообще-то Тендерлойн считается историческим районом, — словно извиняясь за то, что ему приходится видеть, произнесла Оля. — Когда-то он был центром ночной жизни города, но начиная с семидесятых сюда повалили беженцы-азиаты. В те годы тут орудовала знаменитая филиппинская банда — рэкет, заказные убийства, наркоторговля…
— Судя по всему, с тех пор мало что изменилось, — едко прокомментировал Рус.
— Да ладно тебе, — Оля ткнула его кулачком в плечо. — Сейчас тут в основном занимаются скупкой краденого да продажей наркоты, только и всего.
— Действительно — милейшие, святые люди!
Некоторое время они шли молча, лавируя между бомжами и старательно переступая через мусор и разбросанные повсюду шприцы.
— Слушай, но почему здесь столько бездомных? — не выдержал Рус наконец.
— В Сан-Франциско очень дорогое жильё, — спокойно пояснила Оля. — Не все могут позволить себе снимать квартиру или даже просто комнату. Бездомным выплачиваются неплохие пособия, предоставляются места для бесплатного ночлега и дармовая еда… Кстати, знаешь, какая самая быстрорастущая категория среди местных бомжей?
— И какая же?
— Матери-одиночки. Многие банально сбегают из дома от мужей-алкоголиков или абьюзеров, сбегают в отчаянии, в неизвестность, потому что податься им на самом деле некуда… А ещё правительство больше не финансирует психбольницы, так что множество сумасшедших просто оказывается на улице.