Безумья темный страх

— А при чем тут Миранда и Сет? — нахмурился Дримс. В его голове уже была какая-то каша из религиозной чуши и полного бреда.

— Обе битвы произойдут на этот раз одновременно, так сказано в Пророчестве. Они могут растянуться на десятилетия, но решающая битва произойдет здесь, в Миранде. Именно здесь встанут на свой Путь Герои Пророчества, именно здесь Создательница обретет свои Силы и именно здесь будет битва Света и Тьмы.

— Что еще за пророчество?

— О самой битве и о тех, кто спасет или же погубит мир, — пожал плечами жрец. — Битва уже началась: «Когда в избранной богами Света стране умрет старый лев, дети которого будут его жалкими отражениями в бегущей воде, начнется новая битва Света и Тьмы, и совпадет она с жестокой битвой за сам наш мир, ибо сама Вселенная захочет проверить, достоин ли он жить».

— Ну, и при чем тут я? Почему Миранда?

— В Миранде все закончилось в прошлый раз, и конец дал начало новому кругу, в Миранде же все и должно закончиться, — ответил седовласый служитель верховного бога. — А почему ты? Не знаю. Мне и самому интересно, но с тобой явно что-то не так. Ты есть в Пророчестве, но я понять не могу кто ты. Ты не Спасенье и не Погибель мира, но кто ты? Я думал, ты Хранитель или Воин, но ты не подходишь на роль ни того, ни другого. Кто ж ты?

— Я здесь вообще случайно… — пожал плечами Ривс.

— В годину исполнения Пророчеств не бывает случайностей, — не согласился с ним жрец. — Я знал, что я встречу кого-то и передам ему то, что он должен знать, и я встретил тебя, а ты увидел гибель того города, что стоял здесь раньше. Значит, я не ошибся, — жрец вдруг положил ему руку на плечо, наклонился вперед и проговорил. — Запомни, Миранда не должна пасть! Не сейчас! Ты должен ее отстоять, ибо здесь бьется Сердце нашего мира, и только здесь наша Создательница обретет себя!

— Если здесь бьется Сердце нашего мира, то почему боги сюда же засунули этот проклятый Амулет? — вполне резонно спросил уже разозлившийся капитан.

— Потому что здесь самое защищенное место в Розми, — пожал плечами жрец. — А может еще почему, кто их знает? Это ведь боги. Но вот он, Амулет, у тебя перед глазами, поэтому ответь мне: ты все еще скептически настроен к моим словам?

— Уже не так, — признался Ривс, подходя ко входу в зал. Ему очень хотелось разглядеть Амулет.

— Вот видишь, — усмехнулся жрец. — Тебе предстоит защитить наш город, как мне было предначертано нести утешение жителям его и направлять их заблудшие души, мечущиеся в страхе во Тьме.

— И сильно души эти мечутся?

— Пока нет, но со временем… Со временем, сын мой, забудут они, что может ждать их за стенами, и могут попытаться прорваться туда или же начнут во всех бедах винить военных, что их не уберегли, а также медиков, что не могут изжить болезнь, что косит жителей Миранды, — покачал головой жрец.

— Поздно вы предупреждаете, ваша милость, — хмыкнул Ривс. — Уже началось недовольство. Зверьми на нас смотрят, но пока то ли боятся, то ли разум еще не весь пропили. Думаете, будет еще хуже? А когда хоть примерно? Сказать можете?

— Трудно сказать. Но точно уже скоро, — признался жрец. — Облегчил ли я душу твою, сын мой?

— Нет, скорее загрузили, — честно ответил Дримс. — Не люблю я эти пророчества, сказки, да и в дела богов влезать никогда не хотел. Только Миранду я так и так сдавать не собирался, хоть и желаю этому городишке провалиться в болота!

— В болота нельзя — это вотчина Стареллы, а у тебя пред глазами ее Амулет, — намекнул странный безымянный служитель Крома.

— Значит, придется драться, — пожал плечами Ривс.

— Придется, — согласился жрец. — Пойдем наверх. Дорога еще долгая предстоит.

— Кстати, ваша милость, а как на эту лестницу никто не наткнулся? Под Мирандой прорва туннелей, ходов, подвалов, а стены, вроде бы, гладкие без следов туннелей и трещин…

— Так ведь эта лестница винтовая, вниз четко под храмом Крома идет, в скале прорублена. Все туннели ее стороной обходят. А храм этот и вовсе на несусветной глубине находится, — ответил жрец, подбирая потухший факел Ривса. — Так что ты теперь все знаешь, но знание это не должно быть передано никому другому, потому как тогда много бед случится.

— Догадываюсь, — грустно ответил Дримс, поднимаясь на первую ступень бесконечной лестницы. Он обернулся еще раз на древний подземный зал и пошел вслед за жрецом.

Вопросов меньше не стало. Помощи ждать неоткуда, а вот страхов и ответственности прибавилось. Как чудесна эта жизнь! Аж удавиться хочется от счастья и радости!

Стюарт Грейсстоун тихо закрыл дверь в детскую, где спала его дочка — единственная выжившая из их с Анной детей.

Киси была довольно болезненным и слабым ребенком, что давало повод Анне постоянно нянчиться с ней, опекать ее и самостоятельно выбирать ей подружек. Стю это не особенно нравилось. Он понимал, что его дочка сформируется слабой и безвольной девушкой, которая будет полностью зависеть от своей матери, а потом и от мужа. Таково должно быть воспитание очаровательной настоящей леди, именно этого требовали все каноны Розми, но этого совершенно не хотел Стюарт. К сожалению, он не так часто бывал дома, чтобы повлиять на воспитание дочери, да и потеря двух сыновей (одного совсем младенца, второго уже умевшего ходить и говорить) не позволяла ему ругать Анну и указывать ей, как воспитывать дочь. Может быть со временем боги позволят супругам Грейсстоун родить хоть одного сына, который не только вырастет, но и передаст фамилию отца своим детям…

— Стюарт, — сзади подошла Анна, — она заснула?

— Да.

— Надо поговорить, — с этими словами дорогая женушка с гордым видом удалилась. Очень мило! И что хочешь то и делай: то ли иди по своим делам, то ли иди за ней, и где тут истинная леди?! Тиран в юбке!

Из-за совершенно разного образа жизни и разного круга общения, еще по возвращении во Фритаун госпожа Грейсстоун постановила, что дом будет поделен на три части: общая, комнаты Анны и комнаты Стюарта. Пересекать границу друзьям Стюарта запрещалось, как и подругам Анны вторгаться на мужнину территорию. Чтоб было меньше обмороков и возмущения грубыми неотесанными солдафонами.

В Анниной части дома находились ее парадные комнаты, где собирались многочисленные женские кружки, в которых состояла госпожа Грейсстоун, и ее подружки. Здесь леди занимались своими исконными делами: вышивали, вязали, перемывали косточки мужьям и соседям, пили чай, читали вслух романы и сплетничали, сплетничали, сплетничали.

Для сборищ друзей Стюарта, гулянок и прочего отводились комнаты в противоположной стороне дома, где рачительная Анна оборудовала не только кабинет и отдельную гостиную для своего супруга и его буйных друзей, но сделала даже отдельную комнату для бильярда, игры в карты и чуть ли не бар! Единственное условие: не лезть на ее половину!

Совместные приемы и встречи супруги проводили в общих парадных комнатах. Спальня у них, конечно же, была общей. Это было единственное условие Стюарта. Анна сопротивлялась лишь для виду и из природного тщательно скрываемого ослиного упрямства.

Стю зашел в небольшой светлый кабинет жены. Та уселась в кресло, обтянутое нежно-голубым бархатом, и взглядом указала на изящную кушетку, слева от ее кресла. «Ага, сейчас!» — мысленно высказался Стю. Поднял жену из кресла, уселся в него сам, Анну же усадил себе на колени. Та немедленно принялась вырываться.

— Стюарт, прекрати!

— Что прекрати? Мы уже столько лет женаты, я хочу, чтобы ты посидела у меня на коленях, — возмутился он.

— Стюарт, дверь открыта!

— Ты меня уже бесишь. Это мой дом, ты моя жена. Какие проблемы?

— А если кто войдет? — Анна отбивалась уже вяло, скорее для соблюдения приличий.

— Посмотрит и уйдет, — он усмехнулся, все, сопротивление сломлено. — Чего ты хотела мне сказать?

— Тебе уже давно пора сходить подстричься, — констатировала жена, разглядывая вновь отросшие чуть ли не до плеч волосы Стю.