Страница 7 из 10
В карман участкового легла вторая тысячная бумажка, юноша отступил к подоконнику, поманил Дениса за собой. Убедился, что рядом никого, открыл папку и показал Денису исписанный мелким корявым почерком лист.
«… примерно около половины одиннадцатого вечера к подъезду подъехала белая машина. Из нее вышла девушка, проживавшая в квартире №… и вошла в свой подъезд. Машина уехала» – прочитал Денис и уставился на полицая. Тот закрутился, как уж на сковородке, вжался в стену и вытер с нее задницей пыль. Денис молча смотрел на полицая, тот не выдержал и зашептал:
– Бабка ее видела, на первом этаже живет. С собачкой погулять на ночь вышла, а тут машина. Из нее Вика твоя вышла, сама вышла, заметь. А те ей вслед проорали что-то и укатили. Все, – он шагнул вперед, но тут же шарахнулся обратно.
– Что за машина, что кричали? – спокойно поинтересовался Денис. Горячая волна била в уши, подпирала кадык, пальцы словно свела судорога. Но надо дожать участкового, и дожать немедленно. И есть еще кое-что, надо уточнить, вспомнить бы, что именно.
– Ну, бабка глухая, слепая, могла и перепутать, – выкручивался полицай, – она толком не разобрала, а я не уточнял… Белая машина с волчьими мордами! И орали «девочка хорошая, мы проверили»! Доволен? Все, отвали! – Денис покачнулся от толчка в грудь, но с места не сдвинулся.
– Я понял, – произнес он, – что делать будешь? Дело сам заведешь или мне заявление писать?
– Какое дело, какое заявление? Поехала твоя Вика с джигитами покататься, развлеклась и домой приехала. Не сама приехала, а привезли, у меня свидетель есть! – полицай ткнул пальцем в черную облезлую обложку, – не будет никакого дела! Домой пришла живая и здоровая! А что потом – не мое дело! Не мое! – орал он Денису в лицо. Пришлось отойти, пропустить полицая перед собой, остановиться перед закрытой дверью. «Хорошая девочка…» Урвали, получили свое, суки. Как, когда? Господи, Вика, что ты натворила… Денис рванул на себя ручку двери, ввалился в квартиру сестры.
Запах валерьянки и нашатыря валил с ног. Светка сидела там же, где он ее оставил – в кухне, опера толклись в коридоре. Соседки рыдали навзрыд, на паласе валялся перевернутый пузырек с нашатырем. Денис поднял его, выкинул в мусорное ведро.
– Пашка, – шептала сестра, – и Пашка тоже. Боже мой, Денис, за что, почему…
– Он что… – от одной мысли о том, что сегодня ночью оборвались две жизни, стало нехорошо. Но Светка мотала головой, от нее пахло лекарствами и крепкими духами, светлые волосы повисли вдоль худого лица, глаза блуждали, как у сумасшедшей.
– Нет, он в реанимации. Вчера поздно вечером он к ресторану поехал, к «Аисту»… Один… Ему голову проломили, он жив, пока жив. Врачи говорят, что если выживет, то все равно инвалидом останется. Мне его отец звонил, а я не слышала… Сейчас только увидела, сама набрала…
От резкого звонка в тишине квартиры Денис вздрогнул, вышел в коридор. Опера и участковый смылись, только хлюпают носами соседки. Он повернул защелку, открыл дверь. На площадке стоял отчим – глянул на пасынка и шагнул через порог.
– Вики нет, – в спину отцу произнес Денис, – Пашка в реанимации. Ее волки изнасиловали и у подъезда выкинули. Пашка разбираться поехал, теперь неизвестно выживет ли…
– У тебя есть доказательства? – не оборачиваясь, спросил отец, – доказательства того, что так все и было? Изнасилование и все остальное?
«Будут» – он захлопнул дверь и вышел на балкон, перегнулся через перила и посмотрел на пыльную дорогу под окном. Какие доказательства, зачем, когда и так все понятно. Волки получили свое и вволю наигрались с жертвой. А пацана, решившего отомстить, просто вырубили, как щенка, одним ударом. Одна в морге, второй в коме, а в протоколах все красиво. Первая в состоянии аффекта наложила на себя руки, второй просто сам в драку полез, а те защищались. Что тут доказывать, кому, зачем? Все ясно и так, но раз отец настаивает… С чего начать – вот вопрос. Привезти-то ее привезли, а вот откуда увозили? Это было вчера, рабочий день, Вика была в магазине. В «Скорпион» этот надо зайти, но чуть позже, начинать надо с другого места, от другой печки. Пока получается так: Вику привезли домой, она добралась до квартиры и позвонила Пашке. А через час или полтора надела свое свадебное платье, вышла во двор и повесилась на сломанных качелях. Где и оставалась до утра, пока ее не нашли ранние прохожие и собственная мать. Пашка к этому времени уже лежал на искусственной вентиляции легких в реанимации местной больницы. И до сих пор там лежит, и будет лежать еще долго. А Вика через три дня ляжет в землю.
Звонок рядом с металлической дверью не работал, пришлось стучать по гладкой, покрытой вмятинами створке кулаком. Наконец, с той стороны раздались шаги, лязгнул замок и между косяком и створкой образовалась узкая щель.
– К кому? – буркнули из-за двери.
– Я за справкой о смерти Максимовой Виктории, – объяснил Денис, – я родственник. Вот мой паспорт.
Дверь открылась шире, человек в зеленой спецухе сделал шаг назад, пропустил Дениса в узкую комнатенку. На противоположной стене еще одна дверь, но уже обычная, пластиковая. Рядом окно задернуто белой занавеской, под ним стол и два белых стула. Человек в зеленом качнул лысой головой и уселся за стол, выдвинул ящик, Денис сел напротив. На столешницу легла здоровенная «амбарная» книга, лысина склонилась над ней, короткие, поросшие рыжеватыми волосками пальцы шустро перелистывали страницы.
– Здесь паспортные данные свои поставьте, здесь распишитесь, – потребовал санитар и поставил карандашом еле заметные галочки в нужных графах. А сам исчез за смежной дверью. Из-за нее пахнуло чем-то едким и приторным одновременно. Денис быстро заполнил форму и расписался. Санитар, словно только этого и ждал, нарисовался из-за двери с белым бланком в руках, подал Денису. Тот пробежал глазами строчки: имя, фамилия, место и дата смерти, и причина: «механическая асфиксия органов шеи при сдавлении петлей при повешении». И подпись врача – некто Синельников И. В.
– Что не так? – спросил санитар, видя, что посетитель медлит.
«Все» – Денис положил справку на стол перед собой, накрыл ладонями.
– Врача позвать можешь? – как мог спокойно, попросил он, – Синельникова. Того, кто справку подписывал.
Санитар отреагировал неожиданно безразлично: кивнул и убрался с глаз долой за белую дверь. Врач появился минут через десять – длинный, тощий, выбрит до синевы, угол рта недовольно кривится.
– Обжаловать можете через прокуратуру… – начал он вместо приветствия, но Денис перебил его:
– Даже не собираюсь. Дело вот в чем. Вика… Вы же ее осматривали, после того, как… – здесь голос подвел, сорвался. «После того, как ее сняли с качелей и привезли в морг» – произнести он не смог. Зато врач успокоился, кивнул и подтвердил:
– Обязательно. Причина смерти устанавливается в первую очередь на основании осмотра трупа, вскрытие только подтверждает или опровергает первоначальную версию…
– Вскрытие было? – Денис рывком перегнулся через стол, врач отшатнулся к стене, его глаза забегали по сторонам. Отлично, этот эскулап знает больше, чем сказано в этой писульке, поэтому продолжим. Денис откинулся на спинку стула, сунул руку в карман с телефоном, нащупал кнопку диктофона. Положил вторую на стол ладонью вверх и убрал руку. На страницах талмуда остались две тысячные купюры. Врач смотрел то на деньги, то на молчаливого посетителя.
– Что вам нужно? В справке все указано, девушка повесилась сама. Об этом говорит направление странгуляционных борозд…
– Я знаю, – оборвал патологоанатома Денис, – знаю, что сама. Вскрытие же было, верно? Вот и расскажи мне, что ты там увидел. Только ты и я, никто не узнает. Я ж у тебя не документы прошу, не расписку. Просто расскажи и я уйду.
Две купюры накрыла третья, врач дернул губами как жаба, поймавшая муху, захлопнул книгу и положил ее себе на колени, Денис нажал кнопку диктофона. Телефон старый, запись будет идти всего пятнадцать минут, но этого хватит, если врач заговорит сейчас же. А тот медлит, пялится на стены и потолок, мямлит что-то, но торопить его нельзя.