Страница 2 из 5
Вспомнились мне эти строки Вениамина Каверина не просто в силу простоты и мудрости обобщения – отношения к жизни, к смерти, к работе. Здесь нет никакой бравады, а есть очень простая, но далеко не каждому доступная истина…
А Людмиле Алексеевне Чурсиной она, несомненно, доступна.
Кроме того, очень важны те ассоциативные связи, что устанавливаются между временами, между культурными явлениями, как установились они для меня между философской притчей Каверина и шутливым признанием Чурсиной. Особенно если мы припомним ее работу в фильме по роману писателя «Открытая книга», где актрисе довелось воплотить образ главной героини, Татьяны Петровны Власенковой.
И тогда окажется, что мелькнул перед глазами некий маячок культуры.
Подлинной.
Высокой.
И именно поэтому не ищите в этой книге, читатель, откровений о личной жизни Людмилы Алексеевны Чурсиной, как не ищите и рассказов о ее браках, романах и т. д. Для меня моя героиня – значительная, серьезная, глубокая актриса театра и кино, подлинная личность, а потому самым главным становится в этой попытке нарисовать ее портрет профессиональная деятельность актрисы, ее работа в театре и на экране, ее путь к самой себе. Такой, какой предстает она сегодня: жадно впитывающей историю религии и историю культуры, открытая новому, но всегда точно умеющая отличить сиюминутное, преходящее от истинного, дающего возможность раскрыть и воплотить смысл и значение высокого профессионального искусства.
В статье о Людмиле Чурсиной, опубликованной довольно много лет назад в сборнике «Звезды Театра Российской армии», Светлана Хохрякова, коротко рассказывая биографию актрисы, пишет, что в последних классах Чурсина всерьез увлеклась геометрией и физикой и, окончив школу с золотой медалью, отправилась в Москву поступать в технический институт, но… «Ее подруга мечтала стать актрисой. Как водится, за компанию пошла туда и Чурсина. Читала на экзаменах „Белого пуделя“ Куприна и басню „Лягушка и вол“, в которой все перепутала от волнения. Получалось так, что не лягушка запрыгнула на вола, а он на нее. Прочитала и поступила. А подругу не приняли. Классическая история. Случай… Теперь она сама говорит о том, что пошла в Щукинское театральное училище из любопытства. Любопытство, однако, обернулось судьбой. И, конечно, как все приличные абитуриенты, одновременно поступала еще и в ГИТИС, и во ВГИК. Всюду была замечена. Однако выбрала Щукинское училище… Пару лет еще сомневалась в том, верный ли путь выбрала для себя. Многое не получалось, отсюда и сомнения. Приходили мысли все бросить, заняться чем-то другим. А потом уже не было времени размышлять об этом (выделено мной. – Н. С.)».
Я не случайно выделила именно эти слова критика. Обернувшееся судьбой любопытство – это ведь не просто эффектная «фигура речи»: рождение еще не ощущаемого самим человеком дара, который упорно зовет к тому, чтобы ни в коем случае не был зарыт в землю талант, дарованный Богом. Наверное, первым, неосознанным до конца шагом становится именно любопытство, и лишь потом наступает момент, когда внутреннее сопротивление, чувство, что силы прикладываются не к тому, что нужно, – все больше и больше слабеет, тяга к профессии становится острее, размышлять об избранном пути просто недостает времени, потому что все оно уходит на достижение цели.
Может быть, еще не до конца сформировавшейся, но все больше день ото дня завораживающей и заставляющей учиться, работать, постигать самое себя…
Тот факт, что после окончания Театрального училища им. Б. В. Щукина Рубен Симонов пригласил юную Людмилу Чурсину в прославленную труппу Театра им. Евг. Вахтангова, достаточно красноречиво свидетельствует о незаурядном даровании в сочетании с красотой, стaтью, которые для Вахтанговского театра значили немало. Как и положено, начинала она с участия в массовых сценах, потом пришли роли самостоятельные, из которых необходимо выделить леди Анну в «Ричарде III» Шекспира, где партнерами молодой актрисы стали такие титаны, как Михаил Астангов и Михаил Ульянов. Уже замаячила перспектива сыграть Настасью Филипповну в «Идиоте», но здесь снова можно повторить мысль о том, что «любопытство обернулось судьбой».
В жизни Людмилы Чурсиной возник кинематограф, который она предпочла театру. В разные времена так поступали многие актрисы, и причин тому было немало: большие роли, огромная зрительская аудитория… И, конечно, слава, без которой артист не может дышать – не по причине повышенного честолюбия, не в силу каких-то амбиций, а потому что пусть и не до конца осознанное желание славы является необходимой частью профессии.
Сколько мы знаем судеб, затерянных для широкого круга зрителей именно в силу того, что им не удалось пробиться на экран в ту пору, когда кинематограф был весьма востребован и, действительно, являлся самым массовым искусством…
Внимательно прослеживая кинематографический послужной список Людмилы Чурсиной, можно заметить, что какие-то работы ее оживают в памяти мгновенно, а какие-то вспоминаются с трудом, потому что слишком разными были и режиссеры, у которых она снималась, и сам материал, предлагаемый сценарием. Но нельзя не обратить внимание на то, что в любой из ролей непременно возникали некие новые краски, новые штрихи, не встречавшиеся в прежних работах. И если задуматься – в этом и прочитывается тот скрытый от глаз самого придирчивого критика внутренний путь к профессии, а значит – и к себе самой. Когда этот нелегкий, тернистый путь начинает осознаваться самой личностью, почти неизбежно следует возвращение к истокам – к театру, откуда все и начиналось: и сомнения, и первые робкие осознания себя в избранной отнюдь не случайно профессии, и первый выход не на учебную, а на настоящую сцену.
Это возвращение «внутри себя» настоятельно требует «внешнего». Словно новой проверки. Словно вхождения в ту же реку, но уже другой, совсем другой, обогащенной опытом жизни и кинематографа, обогащенной духовными поисками – теперь уже навсегда осознанного – своего дела.
И Людмила Чурсина вернулась в театр, не отказавшись от работы в кино, где она была востребована не только режиссерами, но едва ли не в первую очередь зрителями, среди которых приобрела немало горячих поклонников.
В одном из интервью, говоря о том, что ей претит обсуждение личной жизни, подробностей интимного существования, Людмила Алексеевна Чурсина предложила корреспонденту вопрос, явно поставивший его в тупик: она попросила его представить себе, например, Дмитрия Сергеевича Лихачева, отвечающего на подобные расспросы. И сказала: «Существуют разные категории души…»
Нет, менее всего хотела сравнить себя скромная и исполненная чувства собственного достоинства, начисто лишенная, по словам замечательного режиссера и педагога Розы Абрамовны Сироты, необходимого для профессии «нахалина» Людмила Алексеевна с академиком, являвшимся для нескольких, по крайней мере, поколений совестью общественной и культурной жизни. Для меня здесь важнее прочего стало определение «категория души», которая для всех является разной.
Но для избранных – неким мерилом ценности человеческой личности.
Категория души – определение очень точное и масштабное. Его далеко не всегда можно выразить словами (как и понятие «порода»), зато оно является нам неуловимыми порой оттенками смысла: смысла жизни на фоне бытия, смысла устоявшихся, не раз проверенных нравственных ценностей, смысла существования в конечном счете. Того самого внутреннего, глубинного существования души, которое проявляется, по словам самой Людмилы Чурсиной, в исчерпывающей пушкинской формулировке: «Духовной жаждою томим…»
Об этом и пойдет речь в книге, посвященной Людмиле Алексеевне Чурсиной на экране, на сцене и в жизни…
Глава 1
Дорога самопознания
Есть у замечательного поэта Арсения Тарковского строчки: «…Прозрачный, очевидный, как стекло, внезапный смысл…».