Страница 45 из 57
«Пусть нападет», – мысленно ответил я. Тогда у меня будет отличный повод его убить.
– Ледяной Ублюдок я или нет? Уж ослабевшего заключенного смогу одолеть магией. Давай, шевелись.
Дверь со скрипом отворилась. Я шагнул в узкое пространство, невольно поморщившись от затхлого запаха. Воняло помоями, нечистым телом и гарью от дешевого масла из ламп, сжигаемого в коридорах.
В углу, на узенькой лавке, скорчился жилистый мужчина с когда-то светлыми, а теперь испачканными и серыми волосами. Я взял у стражника подсвечник и поставил на выступ. На свету оказалось, что «Марианна» за прошедшие сутки обзавелась парой здоровенной фингалов. Оборотень был все еще наряжен в платье, разорванное, обвисшее и нелепо смотрящееся на мускулистом мужском теле. Больше тряпок в корсете не было, зато руки и ноги сковала цепь.
Ян поднял измученный взгляд на меня.
– Что, казнь уже начинается? А меня и не предупредили.
– Пока что я пришел просто поговорить, оборотень. Вижу, стражники воспользовались случаем и отплатили за то, как ты водил их за нос в облике прекрасной служанки.
Он горько усмехнулся.
– Я не по своей воле расхаживал в таком виде.
– В самом деле? А со стороны казалось иначе. Здесь в любом случае такое не любят, по своей воле ты это делал или нет. Скажи спасибо, что я из уважения к Энжи приказал тебя не трогать, чтобы ты нечаянно не погиб раньше времени. А то в тюрьмах и не такое бывает.
– Ну спасибо, герцог, – фыркнул он. – Уж удружили, так удружили.
Если бы слова могли убивать, я был бы уже отравлен сочившимся из них ядом.
Я прислонился к стене, наплевав, что могу испачкаться в грязи.
– Ну и на кой вы явились? – скривился Ян, поняв, что я заглянул не просто проверить, жив он или уже нет. – Вам мало того, что я рассказал о планах лорда дель Марфа?
– Нет, ты рассказал достаточно. Я прочитал бумаги. К слову, меня удивило то, как охотно ты на него докладываешь, да еще ни разу не соврав на кристалле правды.
Оборотень хрипло рассмеялся.
– Сложно представить, что мне может быть плевать на вашего кузена? Что мне вообще плевать на то, кто у власти?
– Ты прав, сложно. Раз уж об этом зашел разговор, не ответишь, почему тебе плевать? В конце концов, ты работал против меня, на моего двоюродного брата, и если бы вам сопутствовал успех, Рован пришел бы к власти. При всем этом, если верить Энжи, ты предотвратил мою смерть, сообщив, что в кувшине с вином будет яд. Извини, но я не вижу в этом логики.
– Да с высокой колокольни мне, кто там будет у власти, – устало, на удивление совсем без запала сказал Ян. – Вы, ваш брат, кто-то другой… Я не за это борюсь.
– А за что?
– За свой народ, – на меня уставились пронзительные глаза. – Вы и такие, как вы, сидите в своих дворцах, на золотых тронах, питаетесь пять раз в день со сменами из десяти блюд и даже не представляете, каково нам, двуликим, в Иинае.
– В самом деле? – мне захотелось рассмеяться. Конечно, откуда человеку, рожденному слугой, знать о бедности! – Ну давай, поделись со мной своими несчастьями.
– Вы знаете, что среди нас нет почти никого, у кого бы не убили родных из-за вероятной – всего лишь вероятной! – принадлежности к двуликим? Моя мать, маравийка, познакомилась в Фаэртоне с охранником иинайских торговых караванов, уехала с ним в Иинай и там обнаружила, что он обращается в рысь. Они всего два года успели прожить вместе, когда о способностях моего отца узнал купец, к которому он только-только пришел работать. Хорошо, что мать в это время гостила в Фаэртоне у родных. Нам с ней повезло, что нас принял в свою семью другой мужчина, который воспитал меня, как родного, и не оттолкнул, даже узнав, кто я. Многим другим сородичам не повезло. Они не смогли убежать туда, где в оборотней не верят, а значит, не подозревают в каждом соседе демона.
Я пожал плечами.
– Грустная история, но она не нова. Представь себе, меня тоже вырастил другой человек, потому что настоящий отец стыдился признаться в связи с моей матерью. И меня тоже ненавидит почти вся аристократия, потому что я для них – как плевок в их длинные и страшно благородные родословные.
– Тогда я не понимаю, почему вы продолжаете нас убивать, ставите барьеры, чтобы мы не имели права хотя бы просто прикоснуться к спокойной жизни, где сосед не думает о том, как чертвертовать тебя, сжечь и развеять прах на перекрестке.
– Я продолжаю вас убивать? – я едва не поперхнулся от такой наглости. – Это вы собирались захватить Фаэртон, вырезав всех его обычных жителей, из-за чего у меня не осталось выбора, кроме как поставить барьер! Ты и твой народ проникали в мой дом под чужими именами, в женских платьях, пытались проткнуть меня кинжалом и напоить отравленным вином. А виноват все равно я, конечно же!
– А что нам оставалось? – огрызнулся Ян. – Можете не верить, но я не имел никакого отношения к волчьей стае Рока, которая собиралась захватить Фаэртон. К ворону, который на вас напал, тоже. Среди нас хватает отчаявшихся, которые действуют сами по себе. Я знал только то, что мои сородичи по ту сторону границы почти истреблены, а всё, чего они хотели, это жить, любить и работать, как обычные люди! Кое-кто из наших на свой страх и риск связался с вашим кузеном, прося поддержки. Он был единственным, кто не посмеялся над нами, не начал размахивать перед нами факелом или грозить Единым, а сделал встречное предложение. Мы ему – военную поддержку и помощь в свержении герцога, он нам – землю, признание. Всё, чтобы наши дети могли жить спокойно. Даже если бы он обманул, у нас появлялась возможность избавиться от барьера и самим забрать, что нам причитается. Попробуйте сказать, что вы сами не убили бы ради этого какого-то незнакомого ублюдка!
Впервые мне не захотелось съязвить в ответ. Ведь только что, идя к камере Яна, я думал о том же самом.
– И все же ты предупредил Энжи о яде, – напомнил я.
Пыл оборотня сразу угас.
– Предупредил. Зря, наверное. Мне хотелось обойтись без убийств, чтобы не прокладывать моему народу кровавую дорогу к новой жизни. И еще Энжи…
Он вдруг замолчал. А вот у меня, кажется, похолодели ладони.
– Что – Энжи?
– У нее добрая душа, – неохотно произнес Ян. – Лежит ко всяким… сироткам, пусть они давно выросли и вовсю ставят барьеры на границах своего герцогства. Даже такому, как вы, Энжи не хотела зла и пыталась спасти.
Я с усилием вздохнул. Добрая душа!.. Было приятно знать, что даже в приватных разговорах со своим ручным оборотнем Энжи не желала мне смерти и принимала мою сторону. А ведь Ян мог и соврать, сказать, что они развлекались во всех позах и обсуждали, какой герцог тупица. Меня бы задели такие слова, а это, в свою очередь, наверняка порадовало бы двуликого, ожидающего смертной казни.
Но он не солгал. Что это – проявление представлений о чести?
Или чувств к подруге детства?
Как бы там ни было, я ему поверил. Надо снять с Энжи домашний арест. Она не заслужила подобного обращения. И стоит поговорить с ней, после этих разборок, когда кипение в моей крови утихнет. Где-нибудь за пределами дворца, где не будет лишних ушей – потому что слухи о загадочной леди Авелине дель Гранде и ее связях с двуликими, вопреки всем моим усилиям, множились на глазах.
– О, тут как будто потеплело, – рассеянно отметил Ян. – К вашему приходу, что ли, стали лучше топить?
– Вряд ли. Стражники, которые здесь служат, знают, что меня не беспокоит ни холод, ни зимняя стужа. Но если нужно, я могу распорядиться, чтобы в камеру принесли одеяло.
– Зачем? – насторожился Ян. – Вы собираетесь устроить какую-то особенно помпезную казнь, до которой я должен дожить?
– Нет, не хочу, чтобы ты умер, пока не объяснишь мне некоторые вещи.
С узкой лавки раздался вздох, который должен был означать, что оборотень устал что-то объяснять. Тем не менее он спросил: