Любовь на гранях

— Я…

— Снежинка! — требовательное.

— Да!

Боги, я правда это сказала?

Вспыхнувшая улыбка обычно хмурого Вальдерея была видна даже в темноте. Он стиснул меня в объятиях, а потом протащил в постоялый двор, по лестнице и почти впихнул в комнату.

— Иначе я от тебя не оторвусь, — пробормотал хрипло, взял мое лицо в теплые ладони и шепнул мне в губы. — Спокойной ночи, Эва. Моя…

И быстро ушел.

Я легла в кровать словно пьяная. С глупой улыбкой и мыслями, которые были далеки от заговоров и опасностей. И на удивление быстро заснула.

Утром меня разбудил стук в дверь. Я оделась в форму Академии, сбегала в умывальню и была поймана сильными мужскими руками у дверей комнаты. В зал мы так и зашли. Его рука на моей талии, а глаза прикованы к моему лицу. Вряд ли бы мы кого шокировали из окружающих — в нашем возрасте было нормально состоять в паре, даже если не в супружеской. Только представителей нашей Академии мы удивили.

Но никто не позволил вопросов и не прокомментировал. А еще почему-то у меня возникло ощущение, что наша пятерка была за нас рада.

После завтрака все отправились на центральную площадь, где уже собрался народ. Местные жители, приезжие, сочувствующие. В отличие от команд они даже платили за возможность посмотреть отборчную часть, и у меня возникло ощущение, что Гимарайнш неплохо на этом зарабатывал. Как и на Игре.

Для пятерок и их магистров было выделено пространство перед большим возвышением. Сегодня каждая должна была продемонстрировать что-то особенное, что давало бы оценить уровень мастерства участников и отобрать сорок команд из шестидесяти двух — просто отсеяв самых слабых. Делалось это не потому, что для всех пятерок не было места на карте, но для того, чтобы внутрь Игры не попали те, кто может на самом деле сильно травмироваться из-за недостаточно развитых навыков и концентрации осколков.

Мы выступали в последней трети, потому большую часть времени провели перед сценой. Жоакин еще и записывал каждую пятерку, на что благосклонно смотрели магистры — потом мы планировали обсудить, кто и что показал и может быть определиться, как вести себя с представителями той или иной академии.

Правда, я не была уверена, что это имеет смысл — на Игре мы будем в защитной форме и вряд ли поймем, кто перед нами.

Но вдруг поможет?

От волнения я почти не реагировала на происходящее, отмечала только, что некоторые откровенно слабы и даже не могут толком взаимодействовать друг с другом, другие — однозначные лидеры. Запомнилось мне, пожалуй, выступление, где был тот самый парень, что случайно лишился галстука вчера. Его пятерка сумела создать удивительно правдоподобные иллюзии — плывущие в воздухе острова с дворцами, смену погоды, звездное небо — и получила заслуженные аплодисменты.

Присмотрелась я и к представителям Эроима. И поняла, что их подход отличается от нашего. Нас всегда учили творить, стоя кругом или, по меньшей мере, неподвижно. А те пятерки воздействовали на грани в процессе танца с ломаными, нелогичными на вид движениями.

Это было безумно красиво.

Наши четверокурсники подготовили весьма достойный вариант — на глазах у публики они построили мост, используя приемы, что показывали во время слияния. А мы решили воспроизвести в воздухе эмблему академии, также, как я делала это на испытании. При этом каждый должен был продемонстрировать умение обращаться с определенными гранями.

И, довольно предусмотрительно, каждому достались те стихии, в которых мы были наиболее слабы. На случай если соперники тоже записывают и отслеживают, кто что умеет.

Чтобы сбить их с толку.

Начал Даниель.

Он разложил воздух на кристаллическую сетку, а потом затянул с помощью водоворота частички пыли, цветы, что в изобилии украшали сцену и стены зданий. И с помощью заклинания превратил получившееся облако в объемный многогранник — эмблему академии иллюзий.

Вперед вышел Мигель. Взметнул вверх стол огня, получившейся от одной крохотной искры, и усмирил пламя, придав ему форму руки. Подвел эту руку в воздухе под многогранник так, чтобы языки пламени достигали, но не вредили цветам. Затем вышли я и Роша. Я сыпала сверху снежинки, закрепляя их сверкающим инеем на эмблеме, а рыжий осторожно создавал тончайшую прослойку воды, что превращало эмблему в совершенный и зыбкий мираж и не позволяло теплу настоящего огня растопить льдинки.

И Жоакин завершил композицию, заставив цветы внутри конструкции сменить цвет и закружить лепестками под порывами ветра…

Конечно, мы прошли.

Я чувствовала себя уставшей, но счастливой, и, спускаясь со сцены, улыбаясь. Запнулась только на мгновение, когда вдруг опять почувствовала странное чужое внимание, но в этот момент Даниель подхватил меня под локоть и все ощущения прошли.

После обеда магистры устроили нам довольно очередную тренировку, так что вечером я уже просто зевала от усталости. С наслаждением помылась в общей ванной комнате, переоделась в свое домашнее платье и вернулась в спальню, где взялась за блокнот. Мне хотелось повторить кое-какие заклинания, прежде чем улечься спать, и я так увлеклась своими же записями, что тихий стук заставил вздрогнуть.

Почему-то я знала, кто там стоит. Хотя мы ни о чем не договаривались — я вообще старалась о нем не думать.

Распахнула дверь с волнением и пропустила Даниеля в комнату.

— Не мог не пожелать тебе спокойной ночи, — сказал он тихо.

— Ага.

Мы смотрели друг на друга так, будто не виделись весь день… Мы и не виделись. Я просто боялась лишиться всяких мыслей и разума, глядя на него. И умудрилась соскучиться.

Открыла рот, чтобы сказать что-то… хоть что-то. Но запнулась, потому как его взгляд, грешной и дикий, горячий. Он что-то делал со мной. Что-то, от чего я начала дрожать, а внутри поднялась истома. Даниель трогал этим взглядом завязки моего платья, распускал ленту в волосах, гладил губы и шею, стягивал ткань с плеч, обнажая кожу…

Я не знала, чей шумный выдох раздался в тишине — мой или его. А потом он притиснул меня к стенке, как делал уже и раньше… только теперь я чувствовала это по-другому.

Не давлением, а защитой.

Не похотью, а желанием.

Как надо.

Наши губы соединились, и мы застонали одновременно. Даниель вливал в меня жидкий огонь, отстранялся иногда, смотрел ошалевшими глазами и снова приникал, пока я изгибалась и обвивалась вокруг него.

Цеплялась за его плечи.

Мечтала о большем и боялась этого.

Вжималась в сильное тело, задыхаясь от первобытного восторга….

До того момента как жесткий голос позади нас не произнес:

— А ну быстро отошел от нее.

39

Даниель

У меня заняло всего несколько мгновений задвинуть Эву себе за спину, принять боевую стойку и направить сокрушающие грани на неизвестного врага.

И еще несколько мгновений на то, чтобы понять — я не буду на того нападать. Хоть его напряженный, прищуренный взгляд и поджатые губы — будто он имел право возмущаться происходящему здесь — меня моментально взбесили.

Я может и мог понять его чувства… но пусть оставит их при себе. Эва моя девушка!

Хоть и его сестра.

— Питер! — завопила Снежинка и бросилась к брату. Повисла у того на шее и разразилась безудержными, совершенно нехарактерными для нее рыданиями.

Я тут ж захотел оторвать девочку от него и самому утешить, успокоить бурю чувств, но вместо этого отвернулся, укрепил защитный слой, который не даст словам и крикам выйти за пределы комнаты, и снова собрал грани замка, которые Питер-Дамиен да Феррейра-Ильяву разобрал, чтобы столь эффектно — и в столь неподходящий момент — появиться здесь.

Полагаю, мы будем о многом говорить, так что надо подготовиться.

Я знал этого светловолосого и загорелого парня. Опосредованно. Когда я поступил в Академию, он был на старших курсах и уже не обращал внимания на новичков. Зато я многое заприметил в его поведении и в действиях его пятерки. Кое-что перенял даже…