Страница 22 из 26
– Мне нравятся листья.
– Ага, и стены, и шоссе.
– Так вы возьмете меня в горы?
– Нет, нет, и листья уберите.
Надежда развернулась и пошла к своей калитке, непотухшая сигарета обожгла мне палец, я чертыхнулся и пошел в дом.
Понял для себя идеальное ухаживание за девушкой. Я шел к этому пониманию долгие годы, в юности я был иным, в первом браке тоже, но сейчас, когда мне сорок восемь лет, я точно сформулировал процесс ухаживания за незнакомой девушкой. Ты сидишь в питейном подвале, пьешь терпкий сладкий портвейн «Южный берег», на блюдечке у тебя четыре оливки, наколотые деревянными шпажками, ты читаешь Розанова, играет легкий джаз, какой-нибудь Thelonious Monk. Музыка разливается по всему пространству и проникает в каждую точку уютного темного помещения.
Напротив тебя сидит обаятельная прекрасная черноволосая незнакомка. Ты не ведешь с ней никаких разговоров о погоде, ценах на центральном рынке, сослуживцах, моде, театральных постановка, книгах, телевизионных передачах и рок-идолах.
Иногда, отхлебнув портвейна и перевернув страницу книги, поднимаешь глаза и смотришь на красивую девушку. Вы молчите. Так проходит час, два, ты отхлебываешь портвейн, читаешь книгу и смотришь на девушку. Потом вы молча встаете и идете гулять по ночному Южному городу.
Зашел в книжный Игнатия и наблюдаю веселую картину.
– Здравствуйте, – обращается к Игнатию стареющий мужчина сильно за пятьдесят.
– Здравствуйте, – отвечает Игнатий и отрывается от Пелевина, от «Желтой стрелы».
– Я вчера у вас книгу покупал, – посетитель тыкает в Игнатия книгой.
– Какую книгу? – Игнатий немного отшатывается.
– Вот эту, – посетитель еще раз тыкает в Игнатия книгой.
– Понравилось? – Игнатий сам сомневается в своем вопросе.
– Ну как. Я в общем поэтому и пришел. Вы знаете, ваша книга, как это, с выражениями, – посетитель морщится.
– Не понял, – Игнатий делает вид, что не понял.
– Ну с матюгами она. Я жене дал, она аж завизжала.
– Ну так там же написано 18+ и целлофан, – у Игнатия ничего не понимающий вид.
– Где написано? – посетитель начинает раздражаться.
– Вот здесь, – Игнатий показывает на обложку.
– Точно. Не заметил. А вы можете мне за эту книгу деньги вернуть, а книгу забрать, а то жена на меня кричит, посетитель начинает извиняться.
– Не могу, – Игнатий суровеет.
– Почему?
– По закону книги вернуть нельзя.
– А обменять.
– И обменять нельзя.
– И что же мне делать?
– А знаете, напишите претензию. А то этот автор уже всех достал в нашем книжном магазине. Напишите, хотите я вам помогу? Напишем и пошлем! Куда надо пошлем! Везде пошлем! Напишем и пошлем.
Игнатий обнимает посетителя, они берут листок бумаги, ручку и вместе пишут претензию в издательство «Эмо».
Устал от подвала, от барменов его. Их на самом деле три, но я всех зову Игорь.
Первый Игорь самый доброжелательный, самый отзывчивый, он всегда подскажет, молча нальет, посоветует вино, зная, что я в нем не разбираюсь, но вот вся его эта учтивость, вся эта его смиренность и покорность как бы постоянно показывает, что он имеет дело с больным, обреченным и бестолковым щенком, то есть мной.
Второй бармен Игорь тоже спокоен и выдержан, ласков и приветлив, всегда готов помочь и объяснить, но он делает это как уставший замученный профессор математики, имеющий дело с негодным материалом егешников из средней школы. Вся его выдержка моментом пропадает, когда ты начинаешь заказывать закуску. Не дай бог тебе попросить шоколадку к вину (вино пьют без закуски), а не к коньяку, или портвейн попытаться заесть сыром, а не оливкой, как он перестает тебя замечать, превратившись в камень.
Ну и самый страшный Игорь – Игорь третий. Когда я вижу, что разливает он, то просто ухожу (поэтому я вино тут пью не каждый день). Похоже, Игорь-3 здесь уже очень давно и на самом деле очень хорошо знает свою работу, но то презрение, с которым он объясняет это приезжим, а приезжих тут каждый второй, может вызвать только чувство глубокого сострадания к приезжим.
Вот сегодня разливал Игорь-3. Я просто ушел, нервная система дороже.
Напротив музыкальной школы сидят девушки и слушают Шопена, доносящего из окон школы. Девушки возвышенные, у одной бледная кожа, у второй пушистые ресницы. Одна девушка сжимает скрипку, вторая держит стакан кофе и айфон.
Девушка со скрипкой патетически, воздев руки к небу потрясая ими произносит:
– Так нельзя жить! Так нельзя жить!
По улице идет работяга. Обеденный перерыв. Работяга оглядывается по сторонам. Никого кроме девушек рядом нет.
Работяга в промасленной одежде и засаленных брюках подходит к ним и вежливо спрашивает:
– А не подскажете, где купить водки?
Девушка, потрясавшая руками, замолкает. Вторая девушка перестает пить кофе. Скрипка лежит рядом. Из окон музыкальной школы играет Шопен.
Все молчат. Я спасаю работягу и девушек. Подхожу и объясняю работяге, как дойти до универмага Яблоко.
Иду на работу.
Старый город начинается возле моей работы. Каждый раз, когда я выхожу курить, я с тоской смотрю на Старый город и думаю, что мне уже давно пора его посетить. Почему за 4 месяца пребывания в Южном городе я там не был, не знаю. Может, потому что я много слышал о Старом городе. Лучшие режиссеры страны и мира приезжают в Южный город, чтобы снять Старый город. Это последние декорации чего-то там. Какой-то тайны. Поэтому мне кажется, что посещать Старый город надо в солнечную погоду. А сейчас зима, идет дождь. Уже несколько недель. Пасмурно. Я опять смотрю на группу в фейсбуке, где всемирно известный гид Южного города собирает желающих послушать истории о Старом городе. Я почему-то всегда не успеваю, хочу пойти, но не успеваю. Группы наполняются и уходят в Старый город.
– Вадим, мне грустно, – Вадим сидел у меня за столиком в кафе, жевал розан с творогом, макая его в вишневое варенье и запивая кофе с горячим молоком.
– Отчего же? Здесь, в Южном городе, тепло, много свободного времени, фрукты, море, барабулька, красивые женщины, коты, отчего же вам грустно?
– Не знаю, грустно и все.
– А вы что думаете, что грусть имеет северную природу? Тоска – это обычное русское свойство.
Вадим посмотрел на кота, тершегося о его ногу. Кот был с ошейником, из магазина «Любимая книга», где я купил Шестова, Пятигорского и Сопровского.
Вадим щелкнул кота по уху, кот недовольно фыркнул и отбежал на изрядное расстояние. Вадим продолжил:
– Скоро, скоро вы поссоритесь со всеми соседями и сослуживцами, перечитаете все книги, которые можно купить в Южном городе, будете смотреть по телевизору первый канал или весь день сидеть в социальных сетях.
– Что я там не видел.
– Там вы обретете свой броневик. Будете с трибуны вещать прописные истины, ругать власть и Москву, от тоски хвалить Южный город, в душе проклиная его, и требовать почтительного к себе отношения, как к мессии, который удалился в горную келью от мирской суеты.
– Зачем мне все это?
– Не знаю, так делают все приезжие.
– Разве я приезжий?
– А кто вы?
– Приезжий. А Надежда?
– Ну Надежда здесь выросла. Вам нравится Надежда?
Я вспомнил стройную зеленоглазую русую соседку, как она подрезает виноград и убирает двор от осенней опавшей листвы. Вспомнил ее тонкие нежные руки, и мне стало не по себе.
– Не знаю, – я тоже отпил кофе и посмотрел на Вадима. Вадим криво усмехнулся.
– Вот, видите, вы сами не знаете чего хотите. Скоро пройдет ваше вдохновение, чувства притупятся, новые впечатления улягутся, и вы получите ту же саму северную тоску, от которой бежали в Южный город, только теперь она будет южной.