Корректировщик

Крутые они перцы, эти корректировщики. На высших уровнях мастерства творят такое, что у самого императора волосы дыбом встанут. Поэтому Церковь и предала ведьмаков-шиноби анафеме. Дескать, не место им на Земле, нарушают устоявшийся вековой баланс. И началась тотальная травля. Многие кланы перестали существовать, другие ушли в тень. Это случилось в 1872 году, если мне память не изменяет. Так вот, корректировщиков стало меньше, но теперь они злее, опаснее и еще умнее. В общем, полностью искоренить «зло» не удалось. Говорят, у отверженных есть даже своя система рангов, отличная от прочих стихийников. Первый ранг — Никто. Дальше идут Пыль, Знаток, Вездесущий и Абсолют. Убийца, добравшийся до Абсолюта, неуязвим для обычной магии, его сложно вычислить, он почти бог. Главное для такого типа — не встретиться в честном поединке с Архимагом. Потому что без дальнего оперирования чувака закатают под плинтус в момент. Да и от церковного Патриарха лучше бежать как от огня. Вот и работают корректировщики в командах, нанимая из числа стихийников тех, кто может защитить на ближней дистанции. И тех, кто научился зачаровывать артефакты вопреки всем эдиктам святош.

И что же у нас получается?

В тринадцать я заподозрил, что обладаю некими способностями, позволяющими причислить меня к классу корректировщиков. Мысль, скажем прямо, безрадостная. Крест на спокойной жизни. Здравствуй, паранойя. Неудивительно, что от Друцких почивший с миром Сергей тщательно скрывал потенциальные боевые навыки. Даже не боевые, а теневые. Тут и изгнанием попахивает, и отлучением, и судом магической инквизиции. А еще — пристальным интересом спецслужб императора.

Любопытство взяло своё.

Сергей обустроил в лесу тайный полигон и время от времени экспериментировал с этой локацией. Без фанатизма, чтобы никаких «органов» и частных детективов.

Иногда я пользуюсь даром в хакерских набегах.

Если совсем прижмет.

Как три недели назад, схлестнувшись со службой безопасности одного заокеанского концерна. История долгая, как-нибудь потом расскажу. В общем, я зачистил логи нетрадиционным методом — силой мысли. И успокоился, ибо моя скромная персона вела атаку через индонезийскую подсеть, применяя одноразовые IP-адреса. Активность отслеживается посредством кропотливого дроча, но я же всё подчистил…

Недоброе предчувствие накрепко засело в голове, когда с мелодичным звоном разомкнулись двери лифта.

Передо мной простирался вестибюль клиники.

Именно простирался. Огромное гулкое пространство, не имеющее ничего общего с приемным покоем государственных больниц. Мрамор, хром, кадушки с карликовыми деревьями, изысканные диваны и кресла, круглая стойка регистрации в центре. Подозреваю, что сюда приходят на своих двоих, потому что с каталкой санитары будут долго преодолевать эту пещеру.

Мои визитеры сидели у северной стены — на диванчике в форме буквы «П». Виктор Друцкий рассеянно листал глянцевый журнал. Кротов смахивал на тугую пружину, готовую в любой миг распрямиться, чтобы сеять разрушение и смерть. Увидев меня, оба поднялись.

Девушка за стойкой пожелала мне скорейшего выздоровления. Я ответил дежурной фразой благодарности.

Всё это уже не имеет смысла.

Моя жизнь необратимо меняется.

Откуда я знаю, спросите вы? Предчувствие, интуиция. Называйте как угодно. Незримый ветер перемен врывается в вестибюль через высоченные панорамные окна, гудит в ушах, намекает на дальние странствия и перечеркивает мечты о беззаботной аристократической жизни.

Сергей Друцкий — потенциальный корректировщик.

И до него добрались.

Мы выходим в ночь. Ну, пусть не в ночь, а в поздний вечер. Сквозь кроны сосен проступают фрагменты звездного неба. Три корпуса клиники ярко освещены. Квадратики окон, матово-белые шары фонарей, потрескивание древесных стволов, запах хвои — всё это успокаивает.

Вьющаяся среди сосен прогулочная дорожка выводит нас к парковке. Среди деревьев изредка мелькают люди в черных костюмах, с гарнитурами в ушах. Ладно, про гарнитуры я нафантазировал. В темноте не видно. Да и безликие силуэты превращаются в конкретных персонажей лишь в круге фонаря. Похоже, Кротов приволок сюда кучу охраны.

На парковке — три машины.

Все наши.

Два мощных приземистых кроссовера осточертевшего черного цвета с тонированными стеклами. И микроавтобус. Выглядит так, словно сюда приволокли подразделение спецназа.

— Заднее сиденье, — приказал Кротов. И отвернулся, чтобы вполголоса что-то сказать одному из охранников.

Дверца реагирует на мой отпечаток.

Тяну за ручку, когда вспыхивает зеленый индикатор, просвечивающий сквозь гладкое покрытие. Подозреваю, что бронированное и устойчивое к магии довольно высоких порядков.

Опускаюсь на кожаное сиденье.

И не могу сдержать вздох облегчения.

Друцкий предсказуемо садится рядом — разговор не закончен. Кротов загромождает собой кресло водителя.

— А теперь, — говорит Виктор Константинович, когда мы трогаемся с места, — выкладывай. И не вздумай мне врать. Это не в твоих интересах.

Глава 4

Машина ехала по скоростной линии платного автобана. Кротов развил бешеную скорость — на спидометре отображалась цифра в двести километров в час. С двух сторон трассу обступили мрачные лесные чащи. Я обратил внимание, что магистраль защищена от диких животных специальным ограждением, так что случайно выдвинувшийся на полосу лось нам не страшен.

Навигатор показывал, что до «Звенящих кедров» пилить еще минут сорок. Даже с техническими возможностями кроссовера, на котором мы сейчас вспарывали тело северной ночи. Тачка у начальника охраны была знатная. Не какой-нибудь «Руссо-Балт», превратившийся в мейнстрим для помещиков средней руки, промышленников и купцов, а элитный «Бромлей» — на таких махинах катаются представители отборной знати. Это как суперкары «Шевроле» и «Ягуар», только отечественного розлива. Ограниченная коллекция, индивидуальный тюнинг — в том числе и магический.

Вообще, с автопромом в Империуме дела обстоят хорошо. Революция, гражданская война, коллективизация и репрессии «тридцатых» не прокатились по землям кланов сокрушительным катком. Промышленники никуда не эмигрировали. Производства развивались чуть ли не с середины девятнадцатого века. Тот же завод братьев Бромлей успешно штампует роскошные средства передвижения… с 1913 года, если я ничего не перепутал. На дворе — тридцатый. Получаем сто семнадцать лет непрерывной прокачки. Инновации, захват перспективных ниш, слияния и смены владельцев… В итоге образовался мощный концерн, заточенный под потребности сверхбогатых людей. Многие владельцы «Бромлеев» входят в топ рублевых миллиардеров по версии журнала «ФинансистЪ».

На дорогах Империума можно встретить марки, о которых я и слыхом не слыхивал в своей реальности. К примеру, «Адлер», «Минерва», «Delage». Завозились из-за границы и «Мерседесы» с «Роллс-Ройсами». Что касается простолюдинов, то они разъезжали на дешевых «Фокусах», «Автодарах» и «Байкалах», которые постоянно ломались и не были оснащены даже примитивными обережными артефактами. Подавляющее большинство этих колымаг приобреталось в кредит — на процентах простолюдины переплачивали вдвое, что не могло не радовать российских банкиров.

— «Темная сторона», — фыркнул Друцкий. — Название громкое, но вычислить каждого из вас не составит особого труда.

Я мысленно согласился с наследником рода.

Группа, с которой связался Сергей, не совершила ничего по-настоящему серьезного. Школота, возомнившая себя цифровыми богами. Нам везло, что долгое время выходки «Темной стороны» не пересекались с интересами аристократов.

Думаю, вы уже поняли, что кланы курируют все сферы, в которых вращаются деньги. Добыча ископаемых, новые технологии, банковский сектор, инвестиции. За каждым банкиром или промышленником стоят одаренные. Те, кто держит в своих руках реальные рычаги управления. Кланы выкупают контрольные пакеты акций у перспективных компаний, проворачивают откровенные рейдерские захваты, оказывают давление на мещан десятками способов.