Корректировщик

— Это обязательно? — раздался тихий голосок с третьего ряда.

— Обязательно, — заверил учитель. — И, поверьте, рычаги давления на уклонистов есть. Напоминаю, что сведения о ваших увлечениях и клубной результативности будут внесены в характеристику. Всего доброго.

Класс начал расходиться.

Гремели стулья, царило оживление.

Когда мы с Сыроежкиным покидали аудиторию, я увидел Аню и Диму, направляющихся к учительскому столу. Мне не понравилось выражение на лице Ани. Энтузиазм. Похоже, она решила всерьез отнестись к своим обязанностям.

— Что теперь? — Виталик ткнул меня локтем в бок.

— Погуляем немного, развеемся.

— А потом?

— Ты слышал. Потащим свои задницы на презентацию клубов.

Глава 21

В среду, на второй перемене, неизвестный парень толкнул меня плечом, припечатав к стене. Я в очередной раз проклял Друцкого, который пренебрегал занятиями в тренажерном зале. Сейчас усиленно компенсирую этот косяк на первом этаже общаги, но мгновенных результатов ждать не приходится.

Я обернулся, но обидчик бесследно исчез в толпе, наводнившей коридор.

В столовой за наш с Сыроежкиным столик никто не сел. Меня даже удивила верность самого Виталика — его нисколько не смущало общение с изгоем. А то, что я обрел статус «ниже плинтуса», сомневаться не приходилось. Одноклассники ко мне пока еще не цеплялись, но презрительные взгляды становились всё более откровенными. Особенно — от заместителя старосты и его «свиты». Девушки о чем-то перешептывались и смотрели на нас косо.

— Можно? — к нам присоединилась Катя со своим подносом.

Еда, как вы помните, у всех была стандартной. Относительная свобода выбора заключалась в предоставлении ограниченного числа вариантов одного блюда. То есть, суп никто не отменял, но есть три кастрюли. Сегодня, например, нам приготовили классический борщ с мясом, сырный вермишелевый суп с кусочками куриного филе и чечевичную похлебку. Мы с Сыроежкиным отдали предпочтение сыру, Катя — борщу.

— Не боишься? — усмехнулся я, взяв из хлебницы тонкую черную дольку, именуемую в этом мире хлебом. — Мы заразные.

— Я тоже, — фыркнула Катя. — Забыл?

Молча киваю.

Катя один в один повторяла мою печальную участь.

— Забейте, — произнес Сыроежкин с набитым ртом. Мой прожорливый сосед почти успел расправиться с супом, что вызывает невольное уважение. — У вас есть я.

— Вот это и настораживает, — вырвалось у меня.

Катя рассмеялась.

Мы продолжали спокойно есть, а потом завертелся хоровод недобрых событий. Начну с того, что я после утреннего случая в коридоре утратил былую беспечность. Соответственно, у меня включены «чутье» и «полыхающий щит» на минималках. Если потребуется, всегда можно подбросить взвеси в топку и укрепить броню. Так вот, я заранее почувствовал, что со спины приближается некто агрессивно настроенный. Намерения были столь явными, что я невольно замер с вилкой, поднесенной ко рту.

— Ты чего? — удивился Сыроежкин.

В следующую секунду из-под меня выбили стул. Одним ударом по ножке. Я ожидал чего-то подобного и успел перенести на ноги всю массу тела. Стул с грохотом упал на мраморные плиты, я же скользнул в сторону, одновременно разворачиваясь к нападавшему. Вилка всё еще находилась в правой руке.

На меня сверху вниз смотрел здоровенный бык. Третьекурсник, как пить дать. Бритоголовый, мускулистый и самоуверенный. С татуировкой в виде иероглифа на шее.

— Плебей, — хмыкнул недоносок, приближаясь ко мне. — Тебе не место в этой школе. Забирай портфельчик и вали из столовой.

Я метнул вилку, усилив ее пробивающим заклинанием из арсенала волхвов. К этому моменту внимание всей школы уже было приковано к нашему столику. Царила гробовая тишина, нарушаемая лишь бульканьем готовящейся на кухне еды. Вилка вошла в левую стопу отморозка без видимого сопротивления. Не забывай о броне, кретин.

Старшекурсник взревел и пошатнулся.

Ему больно, но держится.

Умница.

Пока придурок не начал окутываться щитом, наношу два быстрых удара в печень и завершаю комбинацию апперкотом в челюсть. Уклоняться с вилкой в ноге тяжело. А еще неприятно, когда кулак «красный». Туша пошатнулась, но обрушить ее окончательно мне помогает подсечка. Естественно, в поврежденную ногу. Добиваю в затылок — чтобы потерял сознание, но оклемался через несколько секунд. На этом не успокаиваюсь. Демонстративно разворачиваюсь к столу, беру тарелку с остатками супа и выливаю сырную жижу на костюм поверженного оппонента. Медленно, с наслаждением. Присев на корточки, ставлю тарелку перед его лицом и похлопываю «козла отпущения» по бритой черепушке. Думаю, такого в «Заратустре» еще не видели. Безродное ничтожество переступает все красные линии, какие только есть на свете.

Шоу маст гоу он.

Снимаю рюкзак со специального крючка под столом, киваю сотрапезникам и, переступив через распростертое тело, неспешно топаю к выходу. По дороге встречаюсь глазами с Лизой. Подмигиваю, вгоняя прихлебателей в еще больший ступор. И с гордо поднятой головой выхожу в коридор. За моей спиной тишина разрывается возмущенными голосами. Столовая вновь начинает жить привычной жизнью.

Считаю шаги.

Коридор длинный, с одной стороны тянутся аудитории и ниши лаундж-зон, с другой — стрельчатые окна с обилием ажурных элементов. А еще на стенах висят репродукции классиков. Баталии с участием одаренных, горы и моря, портреты дворян, известных ученых и мыслителей. Целая галерея, и такая фигня на каждом этаже.

Сорок два шага.

Браслет начинает разрываться от настойчивого входящего звонка.

Директор.

— Слушаю, Александр Филиппович.

— Ко мне в кабинет, Мори. Прямо сейчас.

Гудки.

Ага, Троекуров решил поиграть в новую игру.

Заворачиваю к лестнице и поднимаюсь на четвертый этаж. Там, собственно, и разместилась школьная администрация. Кабинет директора, учительская, зал для совещаний и владения завхоза. Двустворчатые директорские двери выглядят наиболее солидно — массивные, наборные, с выступающими геометрическими вставками. Табличка «Директор» рельефная, буквы золотые. Да, скромность — это наше всё.

Внутреннее убранство описывать не стану. Респектабельность и величие, кожа и дорогие породы дерева, современность и классика. Вездесущие стрельчатые окна, только без витражных извращений. Господин Троекуров любит свет.

Чтобы попасть во владения босса, мне надо пройти через приемную. За письменным столом — аппетитная секретарша. Грудь третьего размера чуть ли не вываливается из блузки. Формально деловой стиль и сексуальность в одном флаконе. Рыжие волосы, очки в прямоугольной оправе. Уверен, что Троекуров ее трахает. За спиной у жены, как же иначе.

Секретарша кивает на вторую дверь. Кожаную. Дверная ручка — кольцо, зажатое в пасти льва. Только Геракла не хватает на эту самую пасть…

— Добрый день, — притворяю за собой массивное полотно. — Что-то случилось?

Троекуров награждает меня хмурым взглядом.

Директорский стол расположен так, чтобы Троекуров сидел спиной к окну и лицом к двери. Монументальный предмет мебели покоится на львиных лапах, а древесные панели, как по мне, искусственно состарены. Под ногами — идеально уложенный дубовый паркет. Ну, и ворсистая ковровая дорожка. Наверное, небеса обрушатся на землю в тот день, когда чиновники выбросят из своих логовищ эти пылесборники.

— Присаживайтесь, Мори.

Кресло Троекурова — настоящий трон с выступающими четырехгранными штырями по бокам. Мне достается мягкий стул попроще. В глаза бросается портрет императора, висящий на стене справа от меня. Патриотизм во всем.

— Случай в столовой, — начал директор, глядя сквозь меня, — просто возмутителен. Не перебивай, Кен.

Снова на «ты».

— Я понимаю, что он начал первым, но ответ нельзя назвать пропорциональным угрозе. Твоему здоровью ничто не угрожало, а Борис Нефедов получил серьезную травму. Нефедовы — бедный род, у них почти нет влияния на государственном уровне. Именно этот факт и является для тебя спасительным.