Вик Разрушитель

– Успокойтесь же! – не на шутку перепугался Алексей, совсем не желая превратиться в замороженную головешку. Пусть старший братец разбирается с папашей в другом месте, благо имение огромное. – Из-за какого-то никчемного ребятенка поубиваете друг друга! Хватит уже!

Аксинья была удивлена, когда ее перехватил в укромном уголке большого особняка Сергей Яковлевич и с участием в голосе посоветовал как можно быстрее спрятать сына от гнева старейшины. Не ведала молодая княгиня, что младший зять действует исходя из личных побуждений и ради благополучия своего Дома. Ему, по большому счету, было наплевать на «бракованного» племяша, но такой судьбы, какую ему хотел уготовить старик, совсем не желал. Все-таки Сергей всегда отличался мягкостью сердца.

Аксинья, конечно же, поверила Сергею. Вздорный характер старейшины она прекрасно знала на примерах жестоких выходок по отношению к слугам. Женщина задумала побег. Выбрав момент, когда муж и его братья с наступлением лета надумали инспектировать прииски, княгиня с помощью амулетов «скрыта» и «морока» покинула имение с месячным ребенком на руках, ко всему этому погрузив в сон весь особняк мощным ударом подходящей техники. Все же Аксинья Федоровна была неординарной одаренной, получив по наследству от матери и бабки специфические умения, которые помогли ей ускользнуть из-под бдительной опеки охраны Мамоновых.

А дальше у нее был только один путь, как и предположил Леонид Козулин – эмиссар по особым поручениям. До Верхоленска женщина добиралась, ни на минуту не расслабляясь. И только тогда вздохнула с облегчением, когда ступила на деревянные мостки причала.

В Иркутске, стоявшем на линии Транссиба, ей стало легче. Здесь влияние «золотого Рода» не имело столь большой силы, как в Ленском княжестве. Булгаковы не любили, чтобы в их городах чинили безобразия, пусть это и были самые влиятельные люди на просторах империи. Булгаковы являлись не только вассалами Императорского Дома Мстиславских, но и их родственниками по мужской линии. Благодаря этому удачному факту военный клан забрал в безраздельное пользование гигантскую железнодорожную нить, протянувшуюся от Владивостока до Варшавы и дальше до Лиссабона, прочно сел в крупных городах вдоль Транссиба, объявив их собственной вотчиной. С разрешения императора, конечно же.

Булгаковы кормились не с земли, как многие княжеские Дома, а именно с доходов от перевозок, охраны пассажирских поездов и грузовых составов по трансконтинентальной железной дороге. Эта паутина вела даже в Китай, Индию, через Иран в магометанские страны. Военный клан был необычайно богат и влиятелен, и Мамонов хорошо себе представлял, каково это – шалить в гостях у Олега Семеновича Булгакова – Главы рода. Нет, князь Мамонов-Ленский не боялся, но разумные меры безопасности соблюдал. Не его вотчина. Точка.

Аксинья в Иркутске снова стала княгиней Мамоновой, не боясь, что такому следу за ней увяжутся охотники мужа и увезут обратно в Ленск. Ей хватит смелости закатить грандиозный скандал и дойти до военного коменданта города или даже до губернатора с требованием оградить ее от преследования. Четкое осознание того факта, что родовичи ни за что не упустят из своих рук ребенка, странным образом потерявшего искру одаренности, чтобы убедиться в полной безопасности своего будущего, заставляло княгиню быть настороже. Сумасшедшему старейшине хватит ума лишить жизни ее кровиночки.

И еще одна тайна скрывалась в истоках побега.

Княгиня Аксинья подозревала, что искру ребенку погасила старшая жена Георгия Елена. Или какое-то магическое снадобье подложили в пищу молодой матери, или воздействовали на плод артефактом «черного шамана» – дурацкой и мерзкой статуэткой, вырезанной из корня карликовой березы. Каким образом древний шаманский атрибут попал в руки княгини Елены, было неведомо. Но фонило от закопченной и пропитанной человеческой кровью фигурки весьма ощутимо и жутко.

Вот таким образом я попал в новгородский приют под именем Викентий, не зная, что оно совсем не мое, не родовое. Мама просто заметала следы, чтобы меня не отыскали родственники могущественного «золотого князя» Мамонова. Это был ее выбор, пусть и не совсем логичный, но осуждать маму, давшую мне жизнь, никогда не буду.

Но об этом эпизоде из своего младенчества я узнал очень и очень нескоро.

[1] 5,5 линий – калибр 14 миллиметров.

Глава 2

– Эй, жирная сосиска, чего встал? Беги! – наперебой орали пацаны, стоя с двух сторон большой вытоптанной поляны сразу за приютским зданием. Олежка, подкидывая на ладони желтый упругий мячик, радостно оскалившись, ждал моего движения к левой полосе, прочерченной на песке. А мне уже было тяжело. Тягучий пот скатывался со лба, пробирался с затылка под рубашку, которая уже натирала подмышки. Еще два шага – и я сдохну. И так удивительно, что из всей нашей команды «выжгли» всех, кроме меня. Получается, нужно подобно челноку мотнуться от одной черты до другой восемь раз, по числу игроков моей команды. Пять ходок я сделал, умудрившись при этом грохнуться на землю два раза, содрав шкуру с ладоней. Неудивительно с моей комплекцией. Ноги уже не держат.

– Беги, Вик! – вопили младшие, в нетерпении подпрыгивая на месте. Ведь если я выдержу и не попаду под удар мячика, мы сами возьмем на себя роль «выжигал». Кому хочется носиться по площадке, уворачиваясь от снаряда и обливаться потом под жарким солнцем?

– Беги, жирная колбаса! – голосили «выжигающие». Правильно, сейчас я нарушаю правила, которые гласят, что мяч должен лететь в случае движения, а тут такой облом. Встал посредине и тяжело дышу, опираясь ладонями в колени.

И не жирный я! Врут, сволочи. Ну, слегка полноват. Так я разве в этом виноват? Даже сам доктор Бергер, целитель приютского ведомства, самолично сказал, почему я такой. Все дело в особенностях организма. Он еще что-то говорил Марье Дмитриевне, но я уже не слушал, испытывая облегчение. Целитель пошутил, что если мне суждено умереть, то пухленьким и с розовыми щечками.

Разве с таким скудным питанием (скудным в понимании мальчика с растущим организмом, постоянно требующим большое количество белков и углеводов), что у нас в приюте, можно нарастить живот? Старшие ребята постоянно измываются над младшими, норовя исподтишка урвать лишнюю порцию каши или кусок сахара с хлебом, а то и самую ценность: маленькую сдобную булочку с повидлом, которую нам дают на ужин. Причем, действуют изощренно, придумывая различные загадки, подколки, задания, чтобы малышня гарантированно провалила их, расплачиваясь ценным ресурсом. И знают, гады, что таковое строго-настрого запрещено. Если Агафон, бессменный надзиратель и помощник Барыни, как мы тишком называем Марью Дмитриевну, ловил на поличном кого-то из старших, наказание было стремительным.

Я рванул вперед, навстречу черте, за которой стояли Ворон, Борька, Сивый и Клоп. Мяч мог прилететь к каждому из них, поэтому парни рассыпались вдоль линии, готовясь подхватить повлажневшую от потных рук сферу. Чувствуя спиной, что сейчас между лопаток врежется снаряд, падаю на колени и слышу свист мяча над головой.

– Сволочь! – возбужденно кричит Олежка. – Сивый, «жги» его!

Ага, мяч уже на другой стороне. Теперь мне не нужно бежать туда, а развернувшись, мчаться в противоположном направлении. Я сейчас сдохну!

Жесткий удар в затылок кидает меня на землю. Достали-таки! А больно-то как! Слезы сами по себе наворачиваются на глаза. Слышу разочарованный гул своей команды. Все, больше я ни ногой сюда не ступлю! Достаточно с меня!

– Жирная свинка плачет! – язвительно заметил Ворон – самый старший из нашего приюта. Ему пятнадцать лет, он уже работает на стекольной фабрике. Не самое приятное место, думаю. Я ни за что туда не пойду, когда наступит время зарабатывать на жизнь. А Ворон получает хоть и немного, но по нашим меркам – богач. Таких денег ему хватает, чтобы приодеться, а не ходить постоянно в серой казенной одежке сиротского приюта. Еще он отдает десятину в казну приюта, вроде ответной благодарности за то, что вырастили его, не дали умереть на улице и вывели в люди.