Вик Разрушитель

– Вас не удивляет, что имя и фамилия мальчика остались прежними?

– Викентий Волховский, – медленно проговорила Аксинья, словно пробуя на вкус его имя. – Довольно необычное звучание. Это хорошо, что вы не стали возвращать ему родовое имя. Пока не пришло время. Но, опять же, говорит в пользу моих опасений.

– Даю слово от всей Семьи, что вашего сына не будут использовать в каких-либо мутных делах, особенно против Мамоновых, – твердо ответил Булгаков. – И по документам он останется Волховским. До совершеннолетия Вик будет находится под моей опекой, получать образование и осваивать ту профессию, которую выберет.

– А потом? Какая судьба ждет мальчика в боевом клане? Охранник, сопровождающий экспрессы из одного конца страны в другой? – с горечью спросила княгиня, понимая, что сына ей никто сейчас не отдаст.

– Не считайте нас бездушными людьми, – удивленно произнес Иван. – Когда парню исполнится восемнадцать, он вправе выбирать свою судьбу. Вы можете открыть родовую тайну, признаться перед ним, кто вы есть на самом деле.

Меньше всего Булгаков хотел услышать женскую истерику. Пока бог миловал, княгиня адекватно воспринимает ситуацию, не набрасывается с кулаками, не требует покинуть дом. Ведь она должна понимать, насколько безопаснее для ее сына находиться под защитой сильного клана. Юридически Викентия обезопасили со всех сторон.

– И еще, Аксинья Федоровна… Мы сделаем все возможное, чтобы Вик… Андрей занял подобающее место в обществе, даже без своего наследного титула. До поры, до времени. Вы не можете не знать, что дети-сироты или воспитанники приютов, не обретшие родителей, поступают под опеку императорских учреждений.

– Да, мне это известно, – плечи Аксиньи поникли. – Я собиралась прятать Андрюшу, пока ему не исполнится пять-шесть лет, но мой муж проявил недюжинное желание найти его и забрать в семью. Вы знаете, если бы не события прошлых лет, из-за которых мне пришлось убегать из Ленска, вся жизнь пошла бы по другому пути.

– Аксинья Федоровна, а вы ничего не скрываете? – все-таки решился спросить Иван. – Откуда у вас уверенность, что мальчик не обладает искрой? Может, не разглядели? Дар – настолько тончайшая субстанция, что немудрено ошибиться.

– Дар был, – сухо произнесла княгиня и посмотрела на отца, который мрачно слушал разговор, но не пытался вмешиваться. Судя по морщинистым складкам на лбу, Федор Гусаров лихорадочно просчитывал дальнейшие шаги, чтобы не попасть в жернова клановой междоусобицы. – Он был до тех пор, пока старшая жена моего супруга не уничтожила его. Применила какое-то местное шаманское проклятие или опоила меня магической дрянью. После чего Мамоновы вдруг решили избавиться от ребенка. Он портил их кровь, видите ли!

– Все Мамоновы?

– Ради справедливости – нет, – нехотя ответила женщина, поглядев на отца. – Георгий пытался защитить его от Якова Сидоровича, Старейшины Рода. Вот он-то и есть самый лютый волк! Даже Сергей – младший сын Якова Сидоровича – предложил разумный выход, до поры до времени спрятать мальчика и дождаться каких-либо изменений. Вдруг Дар проснется! Ведь он появился, да?

Княгиня вскинулась, внезапно озаренная какой-то надеждой. Сумасшедшие искорки заплясали в ее глазах, рот исказился в гримасе.

– Нет, – уверенно ответил Иван, и старший Гусаров сдулся, как будто из него выпустили воздух. – Его искра погашена, и в ауре наши маги не нашли даже намека на нее. Мы взяли мальчика под опеку, даже не зная его родословной. Император поощряет такие добродетели, и за каждого сироту, воспитываемого в аристократической семье, дает неплохие преференции. Это единственная корысть, которой мы воспользовались.

Иван открыто улыбнулся и после небольшой паузы добавил:

– Не скрою, что мы искали сироту с Даром, впрочем, как и другие Роды, занимающиеся подобным. И так получилось, что моя дочь совершенно случайно познакомилась с Викентием. Знакомство переросло в дружбу. Поэтому показалось логичным не разлучать их, чтобы адаптация в чужой семье прошла успешно. Мы дадим Вику образование, а если будет необходимо – передадим под императорский патронаж после восемнадцати лет. И тогда вы сможете заявить о своих правах.

– А зачем вам неодаренный? – отец Аксиньи недобро прищурился. – Сами же говорите, что клановые идут носителей Дара для собственных нужд. И вдруг вы ни с того ни с сего проявляете снисходительность к обыкновенному мальчишке и берете его под опеку. Думаете, я вам поверил?

– Детская привязанность иногда сильнее желаний взрослых, – улыбнулся Булгаков, разведя руками, давая понять, что не намерен больше что-то доказывать.

– Мамоновы не успокоятся, – покачала головой Аксинья.

– Да кому он тогда нужен будет! – взорвался Федор Гусаров. – Обычный мальчишка, у которого кровь Мамоновых! И кто знает об этом, кроме нас и Булгаковых? Никто! Был Андрей Мамонов, да исчез навсегда! Все! Ты бы знал, Иван Олегович, как они мне всю душу вымотали своими визитами! Во!

Ребром ладони Громов провел по горлу, демонстрируя степень своей ненависти.

– Я их присутствие печенкой чувствую! Как будто постоянно за нами наблюдают, куда едем, с кем встречаемся! Если бы Аксинья не владела Даром отвода, сей бы час вычислили, куда она визиты наносит!

– Я хочу встретиться с сыном! – решительно заявила княгиня. – Или еще четыре года ждать, до его совершеннолетия?

– Можно устроить, – подумав, ответил Иван, не в силах отказать женщине. Неправильно будет, не по-человечески. Но обязательно нужно учитывать незримое присутствие людей Жоры Мамонова. Тот не отступится от своего, и сына будет искать до последнего. Проследив за Аксиньей, выяснит, где и Вик живет.

По закону Георгий Яковлевич прав, и в суде спокойно отстоит свои права на ребенка. Жена сбежала с сыном? Сбежала. Скрывала его от родовичей мужа? Несомненно. Так о какой опеке идет речь, если у Андрея есть отец, дядья, старшие матери? И Булгаковы вынуждены будут проглотить хорошую зуботычину. Не лезьте, куда вас не просили!

Нельзя афишировать встречу мальчишки с матерью!

– Аксинья Федоровна, мы обязательно продумаем, как вам лучше встретиться, – Иван понял, что нужно уходить. Необходимое сказано, груз с души снят. – Постарайтесь успокоиться и не делать ошибок, пока мы не свяжемся с вами. Мне еще нужно поговорить со своим отцом и Патриархом, чтобы Мамоновы не узнали, что Андрей живет в Москве.

– Разумно, – проворчал Гусаров. – Узнает князь, отсудит мальчишку. Да и я бы не отказался посмотреть на внука. Как бы устроить, Иван Олегович?

– Я свяжусь с вами, – подтвердил свои намерения Булгаков, и кивнув своим людям, вышел в их сопровождении из гостиной, легким движением сняв «полог тишины».

Аксинья села на диван и закрыла лицо ладонями. Плечи ее затряслись. Гусаров растерянно потоптался рядом с ней и вдруг присел рядом, обняв дочь.

– Как же я устала, папа! – всхлипнув, призналась княгиня. – Меня за эти годы страх все нутро выжрал! Боюсь за Андрея день и ночь! Зачем они так со мной? Разве так важно, будет ли ребенок руками тучи разгонять или формировать техники? Зачем уничтожать его только за то, что испортил их кровь! Утопить как щенка!

– Видно, для аристократов наличие Дара важно, как доказательство их всемогущества и вседозволенности; а заодно и принадлежности к небожителям! Кровь не водица! Нельзя ее кому не попадя дарить! Эх!

Гусаров скрипнул зубами и сильнее сжал в своих объятиях дочь, еще молодую и цветущую женщину, вынужденную жить в одиночестве при живом муже. И не подсказать верного выхода, потому что все ведут в лапы к Мамоновым! Георгий не раз предлагал Аксинье вернуться в Ленск, но дочь проявила недюжинное упрямство. Она прямо говорила, что родовичи мужа обязательно с ней расправятся, стоит ей появиться в поместье Мамоновых. И жить ей останется недолго. Вот тогда у Федора и появилось подозрение на умственную болезнь Аксиньи. И что прикажете делать? Обследоваться у Целителя не хочет, резко обрывает подобные разговоры.