Страница 14 из 18
Ввиду наличия символической функции центральное место в психологии человека занимают его намерения. Средств реализации того или иного намерения может быть множество, и это множество практически бесконечно. Биологически данное оснащение и механизмы могут, следовательно, быть поставлены на службу самых разнообразных целей. Человек может использовать агрессивность в стремлении добиться любви, а может, напротив, быть дружелюбен и угодлив, когда цели его являются обманными и враждебными. На протяжении веков, когда люди разрушали надежды своих собратьев и препятствовали их устремлениям, это нередко сопровождалось добротой и сочувствием. Поскольку деструктивность может появляться в таком большом количестве различных форм, мы вполне можем задаться вопросом, является ли деструктивность сама по себе базовым стремлением, которое требует реализации в той или иной форме, или же она является всего лишь одной из альтернативных форм еще более первичной тенденции. Или, говоря короче, является ли деструктивность базовым инстинктивным влечением?
Агрессивность – базовое инстинктивное влечение?
Предположение, что существует первичный деструктивный инстинкт, тесно связано с теорией Фрейда и с психоанализом. Считается, что Зигмунд Фрейд первым высказал эту точку зрения, и она обычно рассматривается как психоаналитическое понятие агрессии. Фрейд и в самом деле писал в нескольких контекстах о роковых деструктивных наклонностях человека, это верно, но в определенном, чрезвычайно важном отношении его текст, относящийся к инстинкту смерти, интерпретируется односторонне. Надо сказать, однако, что такую одностороннюю интерпретацию отчасти подкрепляют поздние работы Фрейда. Наше намерение – показать здесь, что, если исходить из идей, выдвинутых Фрейдом в работе «По ту строну принципа удовольствия», это приведет нас к выводу, что деструктивность не является базовым, не имеющим альтернативы инстинктуальным влечением, что это только одна из форм более общей тенденции, а именно тенденции избавляться от стимулов, как внутренних, так и внешних, которые воспринимаются в качестве нарушающих покой. Эта точка зрения лучше и более естественно стыкуется с психической реальностью и клинической работой, чем теория первичного деструктивного влечения (Ikonen, Rechardt, 1975).
В качестве введения в теорию Фрейда об инстинктивных влечениях полезно проследить его размышления о натурфилософии. Вначале они выглядят очень далекими от психических событий, поскольку посвящены происхождению жизни и отношениям между жизнью и смертью. Самые ранние формы органической жизни появились в результате того, полагает Фрейд, что в равновесии неорганической природы возник физико-химический процесс, который вместо того, чтобы повести, как обычно, к энтропии, униформальному распределению энергии и статическому состоянию, повел к повышению энергетического напряжения и состоянию все более сложному. Срок жизни этих процессов, нарушающих покой неорганической природы, поначалу был краток. Тенденция к энтропии вскоре возвращала их обратно в их начальное статическое состояние. Когда эти нарушающие равновесие процессы стали повторяться, они начали заходить все дальше. Требовалось все более долгое время, чтобы восстановить исходное состояние, и необходимо было производить все более сложные обходные маневры, чтобы восстановить равновесие. Таким образом, первые формы жизни развивались в направлении все большей сложности и полиморфизма. Однако каждая форма жизни представляла собой некую предрешенную дорогу обратно к равновесию, т. е. к смерти. Это восстановление исходного состояния осложняется противоположной тенденцией процесса жизни. Таким образом, в органической жизни с самого начала действуют две базовые тенденции, отличные одна от другой и противоположные друг другу. Одна – это тенденция нарушать состояние равновесия, повышать напряжение, создавать более крупные целые и повышенную сложность, находящую выражение в тенденции к воспроизводству через объединение. Эта тенденция органической жизни встречает противодействие со стороны тенденции к энтропии, потребности снизить напряжение, разобрать целое на части и вернуться в конечном итоге к статическому неодушевленному состоянию. Фрейд называл первые тенденции инстинктами жизни, или Эросом, а последние тенденции инстинктами смерти, или Танатосом.
Эти рассуждения, однако, принадлежащие к сфере, скорее, натурфилософии, нежели биологии, были всего лишь вводными. Это были биологические метафоры и сравнения, которые Фрейд использовал в попытке найти модель, применимую к психической сфере. Его теория Эроса и Танатоса, или инстинктов жизни и инстинктов смерти, считал Фрейд, были именно такой моделью. Они являются двумя базовыми тенденциями в человеческой психике, действующими одновременно и сотрудничающими друг с другом многими разнообразными способами. Временами они могут работать в одном направлении, а временами в направлениях, противоположных одна другой, но они никогда не утрачивают своего независимого существования, как бы тесно ни переплетались их судьбы. Эрос означает любовь в наиболее общем из возможных смыслов этого слова: это любовь к жизни; он склонен к сращению, продолжению рода и созданию все более крупного целого, несмотря на те нарушения, которые он создает. А Танатос – это безжалостное и упорное стремление в человеке, склоняющее к переживанию покоя и облегчения тем или иным способом и в той или иной форме. И деструктивность есть только одна из форм этой тенденции. Разрушение другого индивидуума или собственная смерть могут быть одним из многих способов достижения состояния покоя. Поэтому название Танатос, или инстинкт смерти, следует понимать в фигуральном, а не в буквальном смысле. Очевидно, что то, что Фрейд писал о Танатосе, прочитывалось в основном таким образом, что учитывали только его биологический смысл, тогда как его психологический смысл, как правило, оставался непонятым. Наша психологическая интерпретация Танатоса будет следующей.
Танатос стремится снизить напряжение до как можно более низкого уровня. Его переживаемое в опыте проявление в чистом виде – это уход прочь от всего, что нарушает покой, в направлении к покою и облегчению, без учета удовольствия и даже если удовольствие утрачивается. Переживаемое в опыте проявление Эроса, в свою очередь, в его чистой форме есть тенденция к удовольствию, невзирая на нарушение покоя, сложность и неудовольствие, которые могут из этого следовать – тенденция, можно сказать, получать удовольствие любой ценой. Хотя тенденция к покою и тенденция к удовлетворению – это две отчетливо различные психические тенденции, они не обязательно должны – несмотря на то, что было только что сказано выше – противоречить одна другой. Иногда они работают в одном и том же направлении и сотрудничают друг с другом. В такие счастливые моменты, пусть кратковременно, одновременно царят и покой, и удовлетворение. Однако часто нам приходится довольствоваться либо удовлетворением ценой утраты покоя, либо покоем ценой утраты удовлетворения.
Агрессивное поведение – неизбежное зло?
В том представлении о человеке, которое преобладает у нас в настоящее время, деструктивность часто, похоже, занимает центральное положение. Она рассматривается как базовое устремление человеческой природы, не знающее никаких альтернатив, с которым мы вынуждены жить и которым мы вынуждены пытаться так или иначе управлять, чтобы оно причиняло как можно меньше вреда.
Теперь наше понятие деструктивности можно рассматривать в новом свете. Деструктивность является, собственно говоря, только одной из форм, принимаемых тенденцией избавляться от нарушения покоя или достигать умиротворения. Когда некоторые известные теоретики психоанализа после Фрейда стали говорить просто о первичном деструктивном инстинкте (Hartma