Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 28

Русский граф закатил глаза, зарычал и всё-таки заставил Гену, который уже навалился на Мехмеда всем телом, подняться с земли и успокоиться. Дима держал греческого друга за обе руки, но тот постоянно пытался вырваться. Мехмед, придерживая ладонь у разодранной губы, медленно поднялся на ноги. Взгляд его чёрных глаз оставался непокорным, и, замечая это, Гена еле заметно усмехнулся. Прерывисто дыша, турок стал отряхиваться и нечаянно задел кончики лакированных туфель Вачагана.

– Осторожнее, Мехмед-бей! – недовольно проговорил он, чуть подняв указательный палец вверх. – Я их, между прочим, из Парижа привёз!..

– Вот увидишь! – пропустив мимо ушей замечание армянина (Дима красноречиво прожёг того глазами, а Мехмед даже не взглянул на него), Гена наконец высвободился и вновь обратился к турку. – Скоро «великим османам» придёт конец. Вас уже называют «больным человеком» Европы! Ещё чуть-чуть, и не только сербы вернут своё!..

– Поэтому-то твой дядя принял мусульманство? – ничуть не теряясь, парировал сын Паши, и грек заметно изменился в лице. – Так-то он верил в величие своего народа?

– Мой отец, – сквозь зубы процедил Геннадиос, – поджёг себя и весь монастырь, но так и не дался вам живым.

– Хватит делить шкуру неубитого медведя! – сказал вдумчивый серьёзный голос. Румянцев!.. – Вы как сварливые бабки!

– Какой он молодец!.. – Мехмед почти захлопал в ладоши, не слыша русского. – Оставил жену и двух детей без защитника, так что им даже пришлось ехать в ненавистную Османию к предателю-дяде. Да, это повод им гордиться!..

В серых глазах критянина вновь появилось отцовское выражение, ноздри раздулись от гнева, а сильная грудь поспешно поднималась и опускалась. Юный Румянцев уже приготовился в очередной раз держать друга, когда Вачаган вдруг вышел вперёд и вальяжно развёл руками:

– Послушайте, по моему мнению, этот спор бессмыслен. – Все взоры обратились в его сторону. – Думаю, для каждого из вас очевидно, что вся империя держится на армянских деньгах. Не было бы нас, эта земля давно бы раздробилась на части.

Выстрел пришёлся точно в цель. Даже Дима понял, что драки не миновать, хоть и встал – святая простота!.. – в последний раз живой стеной между спорившими. Сын Гюльбекянов ему в этом не помогал, но всё равно получил случайный удар кулаком в нос от Мехмеда и рассвирепел по-настоящему. Пока русский изо всех сил успокаивал Гену, Вачаган уже сцепился с турком, а грек, в конце концов вырвавшись, налетел на него с другой стороны. К тому моменту, когда Абдулла-эфенди и его неграмотный ага скрутили за уши виновников, даже благоразумный Дима успел несколько раз ударить Гюльбекяна в живот.

– Геннадиос Спанидас! – воскликнул Абдулла-эфенди через весь сад на греческом. – Что здесь происходит?!..

Соловей чирикал высоко в небе, а утренняя роса ещё не высохла на листве деревьев, когда тучный директор обрушился на племянника с руганью и угрозами, а его ага за шкирку приволок остальных зачинщиков к фонтану. С мечети послышался утренний призыв на молитву, но ученики-мусульмане не спешили читать намазы. С гораздо большей увлечённостью они выглядывали из окон на своих этажах, чтобы понаблюдать за «представлением». Ветер то и дело разносил призывы поддержки тому или другому участнику событий, а смех сопровождал каждое действие директора.

– Мехмед-бей! – зацокал языком ага, обращаясь к сыну Мустафы-Паши, пока хозяин отчитывал племянника. – Что скажет ваш отец?.. Его ведь должны в скором времени назначить бейлербеем26 Румелии… а вы пятнаете его репутацию!

Мехмед не ответил и нахмурил брови. Он уже знал, что за такой харам27 придётся провести в мечети неделю коленопреклонённо!.. Вачаган и Дима лишь враждебно косились друг на друга, пока Абдулла-эфенди – ещё известный в узкий кругах, как кириос Стефанидис, – не надавал Гене указкой по рукам. На ветру красная феска слетела с головы директора.

– На этот раз я выпорю тебя ремнём! И мне всё равно, что будет говорить твоя мать! – всё гневался Генин дядя на родном наречении, которое, по всеобщему мнению, уже давно позабыл. Поговаривали, что он принял мусульманство только ради злачного места, но втайне оставался православным греком и молился перед сном у икон. Старик боялся за свою голову и делал всё, чтобы опровергнуть эти слухи, пять раз в день, как положено, читал намаз и держал пост. Но племянник каждый день пускал в воду все его старания с тех пор, как приехал!.. Пока Абдулла-эфенди гостил у санджак-бея Амасьи, муаллимы28 постоянно писали ему жалобы на Геннадиоса. А теперь ещё и драка с сыном Мустафы-паши!.. И сына русского посла втянули, и младшего Гюльбекяна!..

– Митера поймёт меня! – всё ещё дерзил племянник. – Она знает, что мой отец поступил бы так же!

– И слышать не желаю никаких оправданий! Сейчас вы у меня узнаете, что такое гнев муаллима, – ворчал Абдулла-эфенди, всплёскивая руками. Он подозвал к себе агу и остальных проходимцев, поставил их в ряд и, тыкая в спину парней указкой, приказал им идти вперед через весь сад и коридор. Гене опять досталось больше всех, но он не смотрел на сообщников, и даже Диме не удалось поймать его взгляда.

Негодникам, подслушивавшим разговор из своих комнат, тоже пришлось несладко. Грозясь наказанием, почтенный эфенди разогнал их всех по делам – пусть собираются на завтрак и на занятия, а не глазеют по сторонам в такой час! – после чего затолкал Геннадиоса и трёх его сообщников в пустой класс и, звеня ключами, вышел за порог. Ага, стоявший за спиной директора, сочувствующе покачал головой.



– Посидите здесь взаперти, пока не образумитесь, – запыхавшись от бега, сказал муаллим и взялся за ручку двери. – Ладно эти бессовестные, но вы-то, Дмитрий Александрович?!.. Ваш отец – дипломат, а вы дерётесь?

Напоследок покачав головой, Абдулла-эфенди захлопнул за собой дверь и закрыл её на ключ с другой стороны. Дима почувствовал, как у него запылали щёки, а совесть принялась грызть и душить его. Что бы сказала Евдокия Петровна, если бы видела его сейчас? Пристыдила бы или поняла бы его? Какой бы совет старая няня дала своему воспитаннику?..

«Открой сердце для нового, и тогда ты найдёшь своё место», – эхом пронеслись в голове последние слова Дуси, и юный граф впервые поднял глаза на горе-зачинщиков. Грек, турок и армянин!.. Да уж, это-то точно новая компания! Где бы он нашёл себе таких друзей в Петербурге? Таких… друзей?..

Вачаган, Мехмед и Геннадиос уже забились каждый в свой угол кабинета и старались не разговаривать, чтобы не накликать очередной беды. Дима набрал в грудь побольше воздуха, вышел в центр и, осмотревшись по сторонам, приветливо улыбнулся каждому из собеседников.

– Давайте начнём всё сначала. Я – его сиятельство, Дмитрий Александрович Румянцев, русский граф родом из Петербурга. У моего отца есть имение в Оренбурге и одно под Тверью. У нас есть крепостные крестьяне, приказчик наш немец, а моя гувернантка – француженка, но я почти ничего не знаю об османах.

Тишина, воцарившаяся в комнате после столь пламенной речи, обескураживала, но юноша видел, что его слушали, и, выдохнув, продолжал:

– Я разъезжал всё детство, потому что мой отец – дипломат, но у меня никогда не было друзей. Я бы хотел узнать, что это такое. А вы?..

Задавая этот вопрос, Дима уже знал, что услышит утвердительный ответ.

Глава 2.

Константинополь, 1835 год

Сумерки понемногу опускались на весенний город, а над крышами домов через окна в мейхане виднелись купола Голубой мечети. Завсегдатаи трактира высматривали на горизонте Девичью Башню, а вода на берегах Босфорского пролива, соединявшего Чёрное море с Мраморным, приятно журчала где-то вдали, искрясь и переливаясь в лунном свете. В мае погода радовала теплом, и чистый воздух – как хорошо здесь дышалось полной грудью! – ласково касался щёк, будто гладил их. Полумесяц освещал путь, немного слепя глаза, а звёзды – после целого кувшина вина им искренне в это верилось, – исполняли любые желания, стоило к ним только обратиться.

26

                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                   Бейлербей (турк.) – наместник

27

                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                   Харам в исламе – грех

28

                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                   Муаллим (турк.) – учитель