Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 79 из 80

– Любушка, организуй Государю бутылку водки, граненый стакан и соленых огурчиков. Обязательно соленых, не маринованных. Можно ещё грибочков. Да, и черного хлеба, с зеленым луком. И салом.

Люба упорхнула, а Маша, глядя на мою отвисшую челюсть, усмехнулась и припечатала:

– Болтать во сне надо меньше! Как ты там говоришь? «Болтун находка для шпиона?» Заведешь любовниц – помни об этом! И, главное помни о том, что после сам мне про любовниц и расскажешь!

Она победно взглянула на меня и отсалютовала мне бокалом вина. Я наощупь подобрал с земли челюсть, да так, что аж зубы лязгнули. Штирлиц хренов! Ай да Маша…

Смог лишь выдохнуть восхищенно:

– Я тебя люблю.

Маша более спокойно кивнула.

– Я знаю. Надеюсь, что не из-за огурчиков с грибочками.

Ответить я не успел, ибо из дома набежала прислуга и за полминуты не только организовала мне сам столик, но и всё его наполнение. К исходу тридцатой секунды на стол была установлена бутылка водки.

– Прикажете налить, Государь?

Усмехаюсь.

– Э, нет, братец, тут уж я сам.

Прислуга упорхнула так же быстро, как и появилась. Последней испарилась Орлова, убедившись, что повелений больше не будет.

Что ж, назвался груздём – лезь в рот. Как-то выруливать нужно было.

Я вскрыл бутылку и щедро налил себе где-то на полстакана. Эх, помирать, так с музыкой! Будь, что будет!

Стукаюсь краем граненного стакана об изящный бокал жены. Она молча салютует, с интересом глядя на мои манипуляции.

Опрокидываю стакан. Подумаешь, сто грамм водки. Ну, чуть больше. Почти сто пятьдесят. Что я на фронте такого не пивал? Да сколько угодно. На всяких фронтах и во всяких жизнях.

В голове зашумело.

Устал я… Как же я устал…

Но соленый огурчик, как ни странно, произвел эффект сугубо тонизирующий, а когда я зажевал уже третий, то всякая ипохондрия улетучилась, осталась лишь некоторая усталость, но не настолько большая чтобы я был пьян и не отдавал себе в чем-то отчет. Просто расслабился. Наконец-то. За столько дней. За столько лет.

Жую четвертый огурец и смотрю на жену. Она пригубила вино и пытливо смотрит на меня. В ее глазах отражается алое пламя.

Она ждет.

Ох, выбрал же я себе жену и любимую!

– Спрашивай.

Она подняла брови:

– Я уже спросила. Кто ты, Михаил Романов?

Молчу секунд десять, затем серьезно смотрю ей в глаза и спрашиваю с некоторой тоской:

– Маша, любимая, ты уверена, что хочешь знать это?

Жена глубоко вздохнула, посмотрела в огонь некоторое время, затем кивнула:

– Да. Я не смогу спокойно спать, не зная ответ. И… я не смогу с тобой жить, если ты мне не скажешь правду.

А сможешь ли со мной жить, если ты эту правду узнаешь? Вот в чем вопрос…

Пожимаю плечами.

– Что ж, быть по сему. Я – Михаил Александрович Романов,…

В глазах любимой тоска и разочарование.

– …тысяча девятьсот семьдесят седьмого года рождения. От Рождества Христова, хотя у нас так уже и не говорят…

Маша резко вскинула голову, пытаясь понять, насколько я серьезен.

– …женат не был, детей там, в будущем, не имею, кадровый офицер, майор, это как нынешний капитан, служил в авиации, пилотировал вертолет Ми-24, над вертолетами сейчас Сикорский работает. Ну, что ещё? Прошел там две войны. Имею ордена и медали. Ушел в запас и руководил медиа-холдингом… гм… чем-то таким, чем руководит сейчас граф Суворин…

Она напряженно молчала.

– …телевидение, радио, газеты, съемки фильмов, концерты и прочее. Короче говоря, формировал общественное мнение. Что еще? Попадать сюда не планировал и даже не подозревал о такой возможности. За каким-то лешим в январе 2015 года согласился совершить экскурсию в грот Эхо в Гатчинском дворце, ударился там головой о потолок и, внезапно, оказался в теле Великого Князя Михаила Александровича аккурат в то утро 27 февраля 1917 года. Революционеры хотели меня расстрелять, но я был против, ну, и пошло-поехало. Из дополнительных сведений биографии могу сообщить, что Великий Князь Михаил Александрович приходится мне прадедом, равно как и Ольга Кирилловна Мостовская приходится мне прабабкой, а мальчик Миша – мой дед. И вот теперь подумай сама, мог бы я тебе изменить со своей прабабкой?

Я так открыто смотрел ей в глаза, что она, не выдержав, прыснула. Она смеялась долго и заливисто. Такой ее смех я уже видел неоднократно. Это нервный срыв. Не знаю, насколько она поверит мне, но прыгать уже точно не будет. Пока. Но смех этот…

Отсмеявшись, и промокнув платочком глаза, Маша, ожидаемо, взяла себя в руки. Она глядела в огонь и молчала, переваривая все то, что я сейчас обрушил на её голову. И её настроение мне совершенно не нравилось.

Наконец, она сказала глухо:

– Мне нужно побыть одной. Не провожай меня.

Встала и ушла в дом.

Вот так.

Чего я добился своей правдой? Бог весть. Но, Бог же и свидетель, не я этого захотел.

Не я.





Но любимую я потерял. Без сомнений. И, похоже, потерял навсегда.

Налив себе еще с полстакана водки и закусив грибочками, салом и черным хлебом, я просто апатично растянулся на траве, глядя на звезды.

На душе было тошно и тоскливо.

Хорошо вам, звезды. Мерцаете себе где-то там, а мы тут страдаем вместо вас. Но, с другой стороны, если бы не мы, то кому бы вы светили вообще?

Рядом стрекотал кузнечик.

Как давно я просто не лежал на траве? С фронта. С какого фронта? В каком времени?

Зачем я Маше всё сказал?

А разве мог не рассказать?

Но, вот теперь я уж точно исправил чистовик своей жизни, написанный мною ранее. Все свои планы и надежды.

Исправил навсегда.

Не будет ничего этого.

Все смешалось в доме Облонских…

Будь оно всё трижды проклято.

Как же я устал от всего.

Ничего не хочу больше.

Ничего.

ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. ВОСТОЧНАЯ РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. МРАМОРНОЕ МОРЕ. ОСТРОВ ХРИСТА. 2 июня 1919 года.

– Вставай.

Усиленно моргаю. Маша в халате стоит надо мной и брезгливо оглядывает разгром на поляне. Покосившись я заметил опрокинутую бутылку водки и стакан ей под стать, перевернутое хрустальное блюдце и грибочки по всей стола округе. С огурчиками вперемешку.

Жена мне протягивает руку.

– Вставай. Дай прислуге убрать за тобой.

О, наконец-то я почувствовал себя алкашом-пропойцей. Кряхтя поднимаюсь без женской помощи.

Не оглядываясь, безразлично пошел в дом, лишь слыша за спиной резкие распоряжения Императрицы.

– Господа, приберите это как следует. Государь во сне рукой махнул и перевернул.

Можешь им передать, что, если будут болтать – расстреляю.

Ввалившись в свой кабинет, я рухнул в кресло. Только размечтался о любимой женщине, о семье, о счастье и все пошло прахом. Понятно ведь, что наша любовь обречена. Невозможно жить с человеком, который знает твое будущее. И всех будущее. И манипулирует им, как хочет.

И куда мне теперь? Как жить с этим?

Всевеличие, твою мать!!!

Карточный домик…

Скажу честно – от отчаяния хотелось просто рыдать.

Выпить?

Нет, больше не хочу. Ничего уже не хочу. Ничего…

По щеке пробежала влага.

Ну, и пусть.

Мне уже всё равно.

ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. ВОСТОЧНАЯ РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. МРАМОРНОЕ МОРЕ. ОСТРОВ ХРИСТА. 2 июня 1919 года.

– Миша.

Ладонь мягко легла на плечо. Поднимаю голову. Маша. Обеспокоенно смотрит на меня.

– Миша, с тобой все в порядке?

– Нет.

Я буркнул и вновь закрыл глаза. Слышу хмыканье.

– Так, дорогой, хватит валять дурака. Не уподобляйся своему прадеду.

Вдруг я ощутил Машу на своих коленях, её объятия, горячий вкус её губ и открыл глаза. Спокойное черное пламя в очах любимой. Обычное черное пламя, как и всегда. Ответить я ничего не смог.

Физически.

А мычать было глупо.

Да и зачем?