Страница 68 из 70
…наверняка знала. Только к чему это знание Антонине?
— В войну мы… уехали… и переезжали из города в город. Потом она умерла, и я вот одна осталась… не только я одна осталась, но…
…какое Антонине дело до других? А себя было жаль, и она слишком взрослая, чтобы не отдавать себе отчет в том, сколь сильно эта жалость жизнь портит.
— …устроилась вот, — она обняла себя, искоса поглядев на Лешку, который слушал превнимательно. — Жила… и жила… работа и дом. На танцы пару раз сходила, конечно, только… куда мне. Я и танцевать толком не умею. Простояла у стеночки и никому… и обидно так стало. А Ниночка… вот она красивая, яркая. И всегда дразнится. Сказала как-то, что я мышь серая и старой девой помру. Мне же так обидно сделалось, что я и придумала, будто у меня жених есть. Вот.
— Придумала…
— Придумала, — подтвердила Тонечка. — А потом как-то вот… неудобно было… они ведь и вправду решили, что есть. Поздравлять стали. Я потом себе колечко купила…
…благо, у Антонины было к кому обратиться, чтобы рыжьем да не по государственному курсу.
— И цветы стала приносить, говорить, что меня встречает, провожает. И все вдруг переменилось. Разговаривать и то иначе стали. И на работе тоже… вроде как если у меня жених, то и на постоянные замены меня ставить нельзя. А раньше не откажешь даже. Вот…
— То есть его нет?
Экий непонятливый.
— Нет, — Тонечка потупилась. — Я… всем врала, что он очень занятой. Что в чинах. И свадьбу будем в следующем году делать. Подготовиться надо же.
— А в следующем году что сказала бы?
— Не знаю.
…в следующем году была, да и будет, новая маска, новая жизнь, новые люди. И жених новый. Смех сказать, но ведь правда к женщине, у которой жених имеется, относятся иначе.
Серьезнее, что ли?
— Извини, — Тонечка прикрыла щеки ладонями. — Я не хотела врать, но…
— Значит, в лицо твоего жениха никто не знает?
— Нет.
— И карточку его ты тоже не показывала?
Тонечка покачала головой. Она хоть и дурочка прелестная, но не до такой же степени. Карточку покажешь чью-нибудь, так ведь потом и окажется, что человек на ней кому-то да знаком.
Что он женат.
И с детьми.
Или еще чего.
— Это отлично, — Лешка расплылся в радостной улыбке. — Это… просто замечательно.
А потом подхватил Тонечку и закружил, привлекая всеобщее внимание.
— Я ведь думал… у тебя жених и серьезно… и как мне быть было? Я ж с первого взгляда, считай, влюбился… а у тебя жених. И не хотел мешать. Согласился быть рядом.
Поцеловал даже.
Целовалась Тонечка неумело, и для того Антонине пришлось изрядно постараться. Хотя… у нее и самой опыта было немного.
— Ты выйдешь за меня замуж?
— За тебя? — Тонечка, отчаянно красная и столь же отчаянно счастливая, — порой маски берут на себя больше, чем следует, — растерянно хлопала ресницами.
— За меня! — он встал на одно колено. — Кольцо купим новое! Мое! И выйдешь за меня?! Пожалуйста… я обещаю, что сделаю все, чтобы ты счастлива была!
И вот что Тонечке оставалось.
— А твоим соседям мы не скажем. Представишь меня как своего жениха, — получив согласие, Лешка переменился, сделавшись серьезен. — Познакомиться с ними надо. Все ж таки близкие люди…
Тонечка кивнула.
Представит.
Конечно, представит. Что ей еще остается?
Глава 36
Глава 36
В одинаковых платьицах, в одинаковых колготках какого-то чересчур насыщенного яркого розового цвета девочки казались близняшками. На лысые головы их нашлись платочки, тоже с розовым узором, от которого обе пришли в одинаковый восторг.
А от восторга Святослав поморщился, но гасить не стал. Эмоции… не все во вред.
И ботиночки нашлись, тоже одинаковые, лакированные, с розовыми вновь же шнурочками и вышитыми блестящей нитью бантами.
— Ужас какая прелесть! — воскликнула Розочка, крутясь перед зеркалом. А потом повернулась к Матвею Илларионовичу и добавила. — Спасибо. А то мама никогда бы сюда не дошла.
— Почему?
Генерал тоже выглядел… пожалуй, что счастливым.
— Потому что всего боится.
Дива слегка нахмурилась. Боялась она, конечно, но совсем даже не всего подряд. Избранно, так сказать.
— Особенно людей. Злые они, — Розочка поставила ножку на носок, потом на пятку. Выпятила губу. Замерла. Вздохнула. И развернувшись к продавщице, что стояла рядом, схватила ее за руку. — То, что ты сделала, плохо очень. Но я помогу. Только больше так не делай, иначе точно деток никогда не будет.
Маргарита только и пискнула.
— Роза!
— Мама, ты сама говорила, что людям надо помогать. А я помогла… тут малость подправить. И она не станет жаловаться.
Ставшие зелеными глаза вперились в Маргариту, которая только и смогла, что сглотнуть.
— Потом, как в животе ребеночек заведется, ты маму мою найди. На всякий случай.
— Х-хорошо…
Розочка кивнула и руку выпустила, вновь крутанулась, уже на носочках.
— И все-таки жуть какая красота!
— Она… всегда такая? — тихо поинтересовался Матвей Илларионович, благодаря которому эта вот «жуть какая красота», собственно, и появилась на люди.
— Она просто еще маленькая, — дива дернула ухом и посмотрела на Святослава. А тот кивнул, соглашаясь, что именно в этом и дело.
Дети на то и дети, чтобы позволено было им немного больше, чем взрослым.
— А шептаться за спиной невежливо, — Розочка уперла руки в бока, сделавшись чем-то неуловимо похожей на Калерию. — И вообще… вам тоже маме показаться надо. Только без всего этого…
Она махнула рукой.
— А то глаза туманит. И всем туманит. И вам тоже. А случится чего, так и не поймете. Будете затуманенным ходить, пока не помрете.
— Роза! — оказывается, дива тоже умела говорить громко.
— Что? Я же правду говорю! Он странный, — она ткнула пальцем в генерала. — Неправильный. Не пойму, чего не так.
Взгляд дивы обратился к человеку, которого этакое признание смутило. А Машка снова испугалась, правда, на сей раз как-то вяло, скорее, просто по привычке. И сама же со страхом справилась. И шагнувши бочком, встала перед зеркалом, погляделась да вздохнула тихонько, неспособная иначе выразить всю глубину счастья.
— Возможно, вам и вправду следует обратиться к целителю, — дива отступила, явно пытаясь спрятаться за спиной Святослава, но после передумала. — Роза… маленькая, конечно, но видит больше моего. И если говорит что-то, то так оно и есть.
— В таком случае, могу ли я рассчитывать… на ваш взгляд?
Просить Матвею Илларионовичу определенно было неловко. Да и чувствовалась теперь в нем некоторая, несвойственная этому человеку прежде растерянность.
— Конечно, — дива кивнула. — Только… не откладывайте.
Почему-то эта идея Святославу категорически не понравилась. Но… кто его спрашивать станет?
Из магазина шли пешком.
Нет, любезный — чересчур уж любезный — Матвей Илларионович, конечно, предложил подвезти, но настаивать не стал.
— Понимаю. Дела, — сказал он, глядя отчего-то на Святослава, и теперь во взгляде этом появилось что-то неправильное, раздражающее. Будто примеривались к нему.
Приценивались.
— Если вдруг помощь понадобится, — он протянул невзрачного вида пуговицу на суровой нитке, выглядевшую так, будто оторвали ее. — Разломите. Маячок. Услышу.
— Спасибо, — а дива не стала отказываться, хотя видно было, что ей в присутствии этого малознакомого человека неуютно.
И вообще неуютно.
Не привыкла она к магазинам. И к обновкам. И пусть даже приняла, что ботинки, что пальто, но проворчала что-то там про долг и вообще… странная женщина. Прежние знакомые Святослава никогда-то не отказывались заглянуть в специальный отдел и там тоже стеснения не испытывали.
А эта…
Одним словом, дива. Что с нее взять?
Взять было нечего.
Кроме самой дивы. И… может, сказать ей про браслеты? Может, оставили их Святославу исключительно, чтобы проверить его? С ведьмами подобное бывает. Да и к чему ему подобное украшение? Он, если и вправду соберется жениться, купит колечко, может, не такое роскошное, как то, которое Эвелине поднесли, но всяко золотое.