Страница 41 из 70
Сердце дернулось было, но…
…силу он не стал отзывать. Она окутывала Астру мягким облаком, и отчаянно хотелось закрыть глаза, нырнуть в это облако, позволить себе раствориться в нем.
— Если вы расскажете мне, как все было, я буду… лучше понимать, что делать, — Святослав устало потер переносицу. — Однако… вы, конечно, не поверите, но… никто и никогда не позволит этому человеку забрать у вас дочь.
Верить хотелось. Отчаянно. И кажется, именно это отчаяние и подтолкнуло ее, не способную решиться, не способную заговорить о том, другом деле, нарушить установившееся в квартире равновесие.
— Он большой человек, — предупредила Астра и сама удивилась тому, до чего глупо это звучит.
Большой.
На самом деле Эльдар был маленьким.
Невысоким даже для человека, а уж Астре он и до плеча-то не доставал. И его это злило. Как и собственная худоба, тщедушность, которую он старался изжить физкультурными упражнениями.
— Мы познакомились в больнице. Он попал с пневмонией.
…пневмония — коварная болезнь, которую и современные лекарства одолеть не способны. Порой она скрывается, прячется в теле, вьет гнездо в легких осторожно, сказываясь лишь редкими повышениями температуры, от которых люди в большинстве своем отмахиваются. И уж потом, позже, приходят кашель и слабость.
— Он всегда отличался болезненностью. Так мне сказали потом. Но не собирался себя беречь. Бегал. Обливался водой. Холодной. Спал с открытой форточкой…
…он был таким хмурым.
И серьезным.
И на Астру смотрел тоже очень серьезно. А стеклышки его очков поблескивали, и ее это рассмешило. А он понял, что Астра с трудом сдерживает смех, и покраснел.
Тогда она еще умела смеяться.
И верила, будто людям свойственна благодарность. Впрочем, она во многое верила.
— Я… ему помогла.
— Как тому парню с ожогами?
Странно было надеяться, что они не узнают. Что они вообще не знают о ее незаконной деятельности. Просто… закрывают глаза? Ждут удобного случая, собирая улики, которые неопровержимо докажут, что она, Астра, тоже враг народа и вредитель?
Это дело времени.
— Если… вам неприятны эти воспоминания…
— Нет, — она покачала головой. — Раны нужно чистить. Иначе загноятся.
— Но… — маг явно смутился. — Возможно…
…не здесь.
Не сейчас.
Не с ним, по сути посторонним человеком, который случайно появился в квартире и жизни Астры, а потом он уйдет. И… не в этом ли дело?
— Я помогла ему, — упрямо повторила Астра. — А он понял. И сказал спасибо.
— А разве остальные… не говорят?
— Редко. Боятся.
…а если и благодарят, то как-то… смущаясь? Будто испытывая чувство вины за эту вот благодарность. А порой и злясь, на себя, не способных промолчать. И на Астру за то, что им приходится благодарить диву.
Эльдар же принес шоколад.
И сказал:
— Может, это наглость с моей стороны, но я бы хотел пригласить вас в кафе-мороженое. У меня серьезные намерения.
Астра же нисколько не усомнилась, что серьезные, потому как у такого, как Эльдар, не может быть несерьезных намерений.
— Мы… начали встречаться.
— А ваша… бабушка?
Он произнес это с сомнением, так и не способный поверить, что у дивы может быть бабушка-ведьма. А вот сила его стала темнее, тяжелее, но пока она не давила, напротив, поддерживала, хотя еще недавно Астра готова была поклясться, что подобное невозможно.
…нельзя верить.
— Он ей не понравился. Но она не стала вмешиваться.
— Почему?
— Сказала, что я слишком упряма. И злопамятна. И в этом нет моей вины. Я дива и… и лучше она меня потом утешит. А еще, что мне пришла пора совершать собственные ошибки. Я и совершила. Я… влюбилась.
Астра замолчала.
Прислушалась к себе.
Странно… нет больше ни боли, ни обиды.
Ни ярости, которая душила ее в первые дни. И слезы не подступают к глазам. Магия виновата, не иначе. Конечно она, теплая и густая, как солнечный свет в то мгновенье, когда он почти готов стать янтарем.
— Мне казалось, что эта любовь взаимна, что иначе и быть не может. Мы гуляли. Разговаривали. Он очень умный, Эльдар. И честолюбивый. Уже тогда он собирался уехать в Ленинград. Он был комсоргом. И еще получил направление в университет. И… и однажды случилось то, что случилось.
Почему-то признаваться в этом было… неудобно?
Пожалуй.
В телесной любви нет ничего дурного. Она, Астра, точно знает, что и у тела имеются свои потребности. И что любовь — это тоже во многом физиология. И что… той весной просто совпало.
Наверное, она вдруг очнулась ото сна и поняла, что выросла.
А еще солнце.
И бабочки.
Одуванчики веснушками. Их было так много в том году, что, порой, и травы не было видно за этими вот одуванчиками. Птицы свистят. А голова кружится то ли от любви, то ли от этого вот сыроватого весеннего воздуха. И хочется петь.
Плясать.
И жить, жить, жить…
— Он никогда не обещал жениться на мне, — она позволила себе посмотреть на руки, кожа на которых снова шелушилась. — Потом выяснилось, что это я все неправильно поняла. Он… не может жениться на диве. Это повредит карьере. А он должен думать о карьере. И о государстве. О народе. Он многое хочет сделать. Хотел. Изменить.
Астра выдохнула.
— Я должна была понять. Не настаивать. Не жаловаться.
Жаловаться она не собиралась, но почему-то Эльдар, такой родной, такой близкий, ближе, пожалуй, чем кто бы то ни было, не поверил. И к Астре пришла его матушка.
Эта женщина с темным лицом, морщины на котором казались изысканным украшением, вошла в дом без приглашения. И в глазах ее темных, что осенние лужи, Астра прочла все, что та думала о ней, об Астре. И о ее ненужной несвоевременной беременности.
И о месте этом.
И…
И тогда первым ее желанием было сбежать, запереться в комнате, оставив право говорить с этой женщиной Серафиме Казимировне. Та бы сумела, но… она была права: за свои ошибки отвечать надо самому. И Астра тоже посмотрела на нее, на ту, чьего имени не знала. Посмотрела так, как смотрела когда-то на людей матушка. Наверное, у нее даже получилось, если женщина эта смутилась.
Отступила.
Но тотчас спохватилась и сказала:
— Я на вас в милицию заявлю.
— На каком основании? — поинтересовалась Астра.
— На том, что вы приворожили моего сына! Воспользовались его слабостью, его болезнью, — в ее руке появился белоснежный платочек с кружевной каймой. — Я знаю, вы лечили его. И приворожили. Дивьей силой.
— Приворота не было.
— Это вы там объясняйте, — она махнула рукой и вдруг наклонилась, зашипела. — Что, решила на чужом горбу в рай въехать? Думаешь, если мальчик один, то можно крутить им? А я не позволю! Вот тебе!
Она выкинула фигу.
— Найду управу!
— Мне ничего от него не нужно.
Наверное, именно тогда она поняла, что такое родовая гордость, потому что вся ее такая огромная, необъятная просто любовь вдруг исчезла.
— Знаю я таких… не первая шалава… вечно липнете к мальчику. Думаешь, я не вижу? Сперва ничего не нужно, а потом полетишь жаловаться, что он тебя… на вот, подавись, — в лицо полетели деньги, скомканные красные бумажки, которые упали на дорожку. И Астра еще подумала, что деньги не заслуживают подобного обращения, что ни в чем-то они не виноваты. — Бери и собирайся.
— Куда?
— У меня есть хороший врач. Решит проблему.
И Астра даже не поняла, о какой проблеме речь. А когда поняла, то… не поверила.
— Я уже договорилась, — былая истеричность вдруг исчезла, и женщина сделалась необыкновенно деловита. — Возьмет сегодня. Сделает быстро и чисто. Завтра уже на работу пойдешь.
— Нет, — Астра покачала головой и отступила. — Деньги мне не нужны.
— Думаешь, самая умная? — женщина оскалилась. — Или бери, или… я найду к кому пойти… завтра окажешься там, где тебе самое место.
И Астра ей поверила.
И смирилась.
И…
— Заткнись, дура старая, — рявкнула Серафима Казимировна, выглянув в коридор. — А то так прокляну, что мало не покажется ни тебе, ни твоему выродку…