Страница 20 из 117
— Я могу уйти спать в другую комнату, — ответила она, сгорая от стыда за собственную реакцию.
— Ну нееет, — протянул Моронский. — Уговор — есть уговор.
Соня вдруг повернулась к нему лицом.
— Хочешь, помогу уснуть? — спросила она.
— Э, — он удивлённо поднял широкие чёрные брови, — а в чем подвох?
— Никакого подвоха, просто способ один знаю. Папа в детстве научил, ещё когда с нами жил.
— А, папа, — разочарованно произнёс Макс.
— Да нет, послушай, способ правда рабочий. Это игра такая. «Гляделки» называется. — Она повернулась всем корпусом к нему. — Надо лечь друг напротив друга лицом. Ложись — Соня показала как. — Вот, теперь нужно смотреть в глаза друг другу. Моргать можно. Отводить в сторону взгляд — нельзя. Кто первый уснёт, или отведёт взгляд, тот и проиграл. Поехали?
— Ну, поехали… — с некоторым сомнением сказал Моронский.
Сначала было сложно выдерживать его взгляд. Соня моргала чаще, чем нужно. А его, казалось, все это забавляет. Он смотрел, почти не моргая. Пристально. И в темных радужках его плясали демоны. Соня не хотела проигрывать в очередной раз, поэтому старалась не закрывать глаза надолго.
Сколько они так смотрели и моргали, непонятно. Когда она снова открыла глаза, он уже не смотрел на неё. Соня заставила себя не смыкать веки подольше, терпела и ждала, когда он в очередной раз откроет свои.
Проиграл. Он спал. Спокойно так. Брови его были немного нахмурены, но лицо совершенно утратило своего надменного выражения.
К подушке прижимался щекой не хозяин порока, а взрослый мальчик с бородой, которому снился какой-то сон.
С этой мыслью Соня провалилась в забытьё.
Глава 11
Соню разбудили соловьи. И сначала она даже не поняла, где находится. Одно было понятно — проснулась она не дома и в спальне кроме неё никого больше не было. Окна комнаты были плотно зашторены, поэтому определить какое сейчас время суток Соня затруднялась. Утро? День? Может, вечер уже? Она оторвала голову от подушки и, оглядев себя, снова откинулась с глухим стоном. Полы халата разошлись, пояс сбился набок. БОльшая часть того, что она так тщательно оберегала от глаз Моронского — вот, пожалуйста, сейчас была доступна, без регистрации и смс. И как давно она так лежала вся распахнутая — вопрос риторический.
Соня, наконец, поднялась, подошла к окну отдернула занавески. Солнце уже было довольно высоко, но ещё не рассеялся полностью лёгкий туман над травой во дворе. Часы на стене показывали почти восемь.
На постели она заметила сложенный пополам листок бумаги. Послание размашисто сообщало:
«Я вчера опять выиграл. Ты уснула первой. Соня! К сожалению, возникли срочные дела, иначе я дал бы тебе как следует рассмотреть, то, от чего ты пока отказываешься. А оно по утрам особенно зрелищно… водитель отвезёт тебя домой. М.»
Соня с благодарностью подумала о срочных делах Моронского и прошлепала в ванную. Умылась, почистила зубы, расчесала волосы. И… не обнаружила своих трусов. Вообще. Нигде.
— Ну, ты и сволочь, Моронский! Извращенец долбаный! — прошипела она своему отражению.
Кое-как накрутив гульку на голове, Соня натянула штаны, майку, толстовку, обулась и спустилась вниз. В доме было тихо, но в столовой сидел солидный лысый мужик в строгом костюме, пил кофе из маленькой чашки и листал газету. Она даже растерялась. Замялась на пороге, не решаясь войти.
— Доброе утро, Софья Павловна. — поприветствовал ее мужик. — Максим Андреевич велел отвезти вас домой после того, как вы поедите. — Меня Анатолием звать.
— Очень приятно. Я готова ехать прямо сейчас, — смущенно сказала Соня.
— Нет, — строго, но вежливо отрезал Толик, — Максим Андреевич сказал после завтрака. — Он отложил газету в сторону, и поднял серебряный колпак с одного из блюд на столе.
— Вот, тут бутерброды с икрой, тут, — он поднял колпак с другого блюда, — сыр всякий, виноград. Клавдия — домработница здешняя — не знала, какой вы любите, нарезала разных сортов. Там кофе горячий в кофейнике, вот сок апельсиновый.
— Послушайте, Анатолий, вы что ж прямо все-все делаете, как вам шеф скажет? Я не хочу есть. Я хочу домой.
— А я хочу и дальше работать на Максима Андреевича. — отчеканил лысый. — Пока не позавтракаете, я никуда не поеду.
«Обалдеть!» — подумала про себя Соня. «Как дрессированные!»
Соня нервно плюхнулась на стул. Тяжело, исподлобья глядя на Толика, цапнула с блюда бутерброд с икрой, сунула его в рот и налила себе кофе из кофейника.
Кусок в горло не лез. Она как-то не привыкла завтракать в обществе незнакомых людей. Но Анатолий, видимо, получил особое распоряжение от шефа и должен был лично проконтролировать процесс приёма пищи Соней.
Наспех запихав в себя бутер и залив его сверху кофе, Соня поднялась из-за стола:
— Готово. Можно ехать.
— Теперь можно. — Согласился Анатолий и тоже поднялся.
Пока ехали, Соня думала. О Моронском. Он вообще, в последнее время без особого Сониного дозволения, слишком часто посещал ее голову и останавливаться на достигнутом не собирался. Она не хотела. Гнала мысли о нем, однако слишком сильные эмоции с ним были связаны и Соня не знала, как со всем этим совладать.
И ведь особо не упрекнёшь его. Да, методы у него грубые, пещерные. Местами — абсолютно дикие. Шёл напролом, как танк, ломая волю. Но ведь хуже было бы гораздо, если бы он прикинулся положительным героем. Не сразу, с первой же секунды дал Соне понять, чего ему от неё надо. А начал бы красиво ухаживать, как в романтических мелодрамах, водить в кино, осторожно брать за руку, петь песни про вечную любовь… Соня бы обязательно влюбилась, отдалась без остатка вся целиком. И жестоко бы обманулась, обожглась.
А так — все ясно. Все на поверхности. Он не скрывает своих намерений в отношении Сони. Ему ее надо, во что бы то ни стало, поиметь. И точка. Потому что он не привык себе отказывать, о чем честно, сразу Соне и заявил.
И проблема в этой ситуации — не Моронский, как раз, а сама Соня. Он же не виноват, что она такая вся принципиальная, не приемлющая секс без обязательств, уверенная в том, что дарить себя нужно только хорошим, добрым, скромным и предсказуемым мальчикам. Которые сразу же женятся.
А он пришёл и перевернул всю ее жизнь с ног на голову. И теперь она запуталась. Что хорошо? Что плохо? Где мораль, где принципы? Все ее представления об отношениях между мужчиной и женщиной теперь, как будто, были поражены вирусом. Имя которому Макс Моронский.
Зайдя в квартиру, первым делом Соня отыскала свой телефон. Двадцать восемь пропущенных от Лёвы. Вот с кем меньше всего она сейчас хотела говорить! Написала сообщение маме, что она уже дома и что все в порядке. Пошла в ванную, приняла душ, помыла голову, надела все чистое. Помянула трусы. Не дешевые, между прочим.
На кухне налила горячего чаю, забралась с ногами на стул, обняла себя за колени. Надо было бы поработать, но перед глазами стоял образ Моронского. В очках. В трусах. БЕЗ трусов. На речке с травинкой в зубах. И спящий. И все эти Моронские калейдоскопом крутились у Сони в голове, мешая сосредоточиться на чём-то серьёзном.
Она заставила себя включить компьютер, долго сидела перед монитором, глядя сквозь него. Как вдруг в дверь позвонили. Шаркая тапками, Соня пошла в прихожую. В глазок она увидела Лёву. Внутри неё все сжалось. То ли от жалости, то ли от отчаяния, то ли от того, что меньше всего сейчас хотела видеть именно его…
— Привет. Заходи. — сказала Соня, открыв дверь.
— Здравствуй… — парень шагнул в квартиру.
Они стояли в прихожей и смотрели друг на друга, не зная, кто должен и что сказать. Во всяком случае, Соня не собиралась начинать первая. Она ждала, что скажет он.
— Я сто раз звонил! — начал Лев.
— Двадцать восемь — тихо поправила Соня и воткнула взгляд в коврик у порога.