Страница 17 из 117
Было в нем что-то такое, что притягивало. Этого Соня никак не могла отрицать. Его внешность (а сейчас Соня, наконец, набралась смелости признать себе, что Моронский чрезвычайно красив), внутренняя сила, мощь, власть, ум — редкое сочетание качеств, от которого легко можно потерять голову. И сама Соня чувствовала, что силы на исходе. Поддаться искушению, отдаться в его власть — так сладко, запретно. И она знала, что ощущения будут ни с чем не сравнимые, яркие, незабываемые. Чувствовала. И боялась. Знала, что перешагнув черту, пропадёт целиком, без остатка. А как жить после? Когда его игра закончится и он насытится? Что делать? В монастырь уходить?
— Ты сама-то знаешь, что такое любовь? — вопрос прозвучал неожиданно.
Соня, повернула голову в его сторону. С этого относительно безопасного расстояния она позволила себе тихонько разглядывать Макса. Он полулежал на траве, опираясь на локти и смотрел на спокойное течение реки. Да, он красив, как дьявол-искуситель. Длинные ноги, мускулистые крепкие бёдра обтягивала ткань чёрных джинсов. Широченные плечи, крепкий рельефный торс угадывался под чёрной простой футболкой. Разрозненные вкрапления рисунков на рельефных руках не портили его, а усиливали эффект дьявольского обаяния. Крупная цепь на мощной шее, часы на запястье — наверняка дорогие, — просто кричали о его финансовом состоянии. Соня никогда раньше не видела и не встречала таких мужчин. И как с такими себя вести — не знала. Его красота пугала и завораживала. Бешеный магнетизм. Опасный. Неудивительно, что он не привык к отказам.
— Любовь… — начала Соня, тоже присаживаясь на траву, — это доверие, взаимопонимание. Это когда знаешь, что человек не предаст ни при каких обстоятельствах и знаешь, что и ты не предашь любимого человека.
— Скучно… Соня. — он оторвал травинку и закусил ее стебель зубами. — Ты перечислила вещи, которые абсолютно нормальны в любых отношениях. В дружеских, например, в партнёрских.
— А что тогда по-твоему «любовь»? — Соня подняла взгляд, чтобы посмотреть на его лицо.
Он как-то странно впился в неё цепким взглядом, будто размышляя, стоит ли развивать эту тему. Стоит ли Соня того…
— Не люблю разговоров о любви. Это напрасное сотрясение воздуха, бесполезная трата времени, — произнёс Макс, наконец. — Нет любви. Есть служение. Служение другому, которого ты считаешь достойным этого. Служение — это забота. Желание сделать жизнь этого человека ярче, вкуснее… желание, Соня. То, от чего никуда не денешься, не убежишь. Однажды пазл складывается и все. Намертво! Но это редкость, как паргелий или как двойная радуга.
У Сони почему-то защипало глаза.
— Но женщине необходима любовь… слова, нежность…
— Женщине необходима крепкая рука, которая сможет ее поддержать и направить, согреть или остудить. Мужчина, который может взять на себя ответственность за нее. Женщине необходимо знать, что ради нее кто-то будет действовать, а не болтать языком.
— И ты знаешь примеры? — спросила она, сглатывая вставший в горле комок.
— Конечно, — уверенно ответил он, — мои предки. Служение, Соня. Все остальное — это прилагающиеся эмоции. Найти человека, разделяющего эти понятия — один шанс на миллион.
— Значит ты не нашёл и сублимируешь в секс? Правильно?
Моронский усмехнулся и отбросил травинку. Перевёл взгляд темных глаз на Соню и сказал:
— Нет, Соня, неправильно. Я ничего не ищу. Меня все устраивает, я просто беру от жизни то, что хочу.
Снова у неё возникло какое-то горькое чувство разочарования. В который раз уже… Только у неё забрезжит надежда, что он способен быть нормальным, как Моронский произносит очередную свою циничную гадость и наступает тяжёлое похмелье. С ним нельзя терять бдительность, нельзя расслабляться. Нельзя очаровываться!
— Кстати, где твой любимый Арнольдыч со своей заботой и преданностью? — он повернулся к ней и глаза его зло вспыхнули. — Почему он не ищет тебя с собаками, вертолетами и Интерполом? Какой-то хер похитил его женщину, а он сидит — лапки склеил?
Соня не нашла, что ответить. Отвернулась и сникла.
— Только не говори, что сама не задаёшь себе этот вопрос! — услышала она после некоторой паузы. — Если бы ты была моей женщиной, ни один яйценосец не приблизился бы к тебе ближе ста метров.
— Это не забота! — резко выпалила она.
— Да? А что?
— Не знаю! — Она дёрнула плечом. — Собственничество. Желание показать, кто сильнее. У кого член больше!
— Тогда зачем тебе мужик с таким крохотным членом? — хохотнул Моронский. — Все ж было понятно, когда он дёру дал из ресторана.
— Я не хочу, чтобы ты говорил о Нем в таком тоне! — зло отрезала Соня.
— Да я вообще не хочу говорить, если честно. — Он медленно поднялся, сунув руки в карманы джинсов и подошёл к Соне. Навис над ней чёрной скалой. — Я бы сейчас с бОльшим удовольствием стянул бы с тебя штаны, нагнул над байком и вытрахал бы из тебя даже малейшее воспоминание об этом ванильном мальчике с хроническим гайморитом.
Соня бы залепила ему пощечину, да физиономия Моронского была высоко, а соревноваться в острословии уже не осталось сил, к тому же она была голодна. Все на что хватило энергии — смерить нахала уничтожающим, полным презрения взглядом.
— Однако, здесь комары вечером зверски жрут, — он звонко хлопнул себя по шее, будто вовсе не заметив этого взгляда, — а мне бы совсем не хотелось делить твою голую задницу даже с этими кровососами.
Он протянул ей руку, чтобы помочь встать. Но она проигнорировала жест, поднялась сама и отряхнула треники.
— Не ври хотя бы себе, Соня — услышала она уже совсем рядом, — ты хочешь меня не меньше, чем я тебя. И мы бы уже давно наслаждались друг другом, если бы не твоя порядочность по отношению к недостойному тебя человеку и обязательства, которые ты сама себе выдумала.
— Я так не умею, Моронский! — гордо вскинула Соня подбородок. — Человеческие отношения — это не игра. Не переустановишь. Память не сотрёшь.
С минуту он смотрел на девушку не моргая, играя желваками.
— Я есть хочу, — заявила Соня, не дожидаясь очередной его колкости, — ты мне мясо обещал.
***
Обратная дорога уже не вызвала такого леденящего душу ужаса, как в самый первый заезд. Терять уже было нечего. Поэтому держалась Соня за Моронского так крепко, как только могла, изо всех сил прижимаясь к стальному торсу. Удивительно, как он ещё при этом мог дышать. На виражах Соня старательно сжимала челюсти, чтобы не доставлять чудовищу ожидаемого наслаждения своими воплями. Обойдётся!
Но когда, наконец, она обрела под ногами ровную твёрдую поверхность, колени невольно подогнулись и она бы, наверное упала, если бы Макс не поддержал ее вовремя за талию.
— Сногсшибательные ощущения, правда? — шепнул он ей на ухо. — Почти, как оргазм.
— Моронский, — выдохнула Соня, — я очень устала и голодная. Поэтому информацию про твои оргазмы просто не воспринимаю. Нормальные ловеласы девушку сначала кормят, а потом соблазняют. — Соня мягко убрала его руку со своей талии и, неуклюже шагая в больших неудобных ботинках, двинулась в сторону гаража.
Макс не отставал. Неожиданно для Сони легко подхватил ее на руки и быстро понёс к дому. Она задохнулась от запаха, ударившего в ноздри. Головокружительного, мужского запаха, который проникал в тело, как дурман. Соня перестала дышать, чтобы не впускать его в себя, чтобы ненароком не угореть в кумаре.
Всё это плохо. Неправильно. У неё есть парень. А она…
Внутри гаража Макс поставил ее на ноги, взялся за собачку молнии куртки и медленно потянул вниз, глядя при этом Соне в глаза. Так, будто она под ней была совсем голая. Развёл полы куртки и стянул ее с Сониных плеч. Затем так же медленно начал опускаться вниз, проводя ладонями вдоль ее тела. Большие пальцы чуть слегка коснулись выпуклости груди под объёмной толстовкой и чуть задержались. Потом двинулись дальше к талии, затем к бёдрам. У Сони было чувство, что за руками Моронского тянется огненный след. Сердце бешено неслось. Мышцы внизу живота снова сильно скрутило. Дыхание перехватило, когда он чуть сдавил руками ее бедра. Но в слух она сказала: