М 3

— С чего бы вдруг такая осторожность? — ухмыльнулся Сергей. — На тебя как-то не шибко похоже, ты ж у нас завсегда впереди с шашкой наголо, а позади хоть трава не расти. Да ладно, не хмурься, шучу я. Товарищи нас проводят. Пошли, времени в обрез. А время нам ох как понадобится.

— Серега, а они вообще согласятся?

— Кто? — не оборачиваясь, спросил идущий первым особист. — Ардашев с Филимоновым?

— Ну да, кто ж еще?

— Согласятся, — безапелляционно ответил Шохин. — В крайней случае, приму командование, подобные полномочия у меня имеются. Хотя и не хотелось бы, бойцы могут не понять. Так что я уж постараюсь убедить их прислушаться к нашему плану.

— К нашему? — с улыбкой хмыкнул Степан.

— Нашему, понятно, какому ж еще? — капитан снова не обернулся, но старлей отчего-то не сомневался, что в этот момент он досадливо поморщился. — Поскольку никакого другого все равно не имеется. Я тут еще раз все обдумал — прав ты, как ни странно. Если останутся — перебьют их, и нас вместе с ними. А так хоть какой-то шанс.

Догнав контрразведчика, Алексеев придержал его за плечо:

— Не какой-то, Серега, а достаточно серьезный. Знаешь, я тут еще кое-чего вспомнил — не было в боевой истории отряда «Ворон» сегодняшнего нападения на штабной эшелон, об этом после войны наверняка бы подробно написали — мол, крупный успех местного партизанского движения, все дела. Значит, что-то всерьез изменилось, как-то иначе пошло. Понимаешь?

Резко остановившись, Шохин, прищурившись, внимательно взглянул морпеху в глаза:

— Думаешь?

— Практически уверен. Мы уже что-то изменили в истории, и именно поэтому эти офицеры на сутки застряли на станции и попали под сегодняшний удар. А наш рейд к Новороссийску может еще больше изменить.

Контрразведчик медленно кивнул:

— Надеюсь, ты не ошибаешься, очень надеюсь. Все, пошли, вон наш провожатый. После поговорим…

Надолго бой не затянулся. Спустя примерно полчаса последние фрицы, укрывшиеся в железнодорожных мастерских, сложили оружие; румыны же сдались еще раньше. И тех, и других уцелело совсем немного, меньше полутора десятка — с противником бойцы не церемонились, предпочитая уничтожать на месте, поскольку тактика партизанской войны взятие пленных не предусматривала. Четверых захваченных при штурме эшелона фашистских офицеров это, понятно, не касалось, поскольку изначально являлось частью поставленной командованием боевой задачи.

Собственно, на этом операция благополучно бы и завершилась — если бы не появившиеся «гости», с приходом которых все буквально встало с ног на голову.

Отыскать командиров отрядов оказалось не слишком сложно — непосредственно в бою они участия не принимали, координируя действия бойцов из импровизированного штаба, в качестве которого был выбран полуразрушенный во время одной из бомбардировок пакгауз, один их нескольких на территории станции.

Сказать, что майор Ардашев удивился внезапному появлению оставленного на базе старого товарища, значит не сказать ничего. Филимонов удивился ничуть не меньше, поскольку никак не ожидал увидеть в глубоком вражеском тылу одного из своих бывших кураторов, полгода назад занимавшихся организацией местного партизанского движения. Да еще и в подобном виде: взбудораженного боем, со сбитыми до крови костяшками правой руки и с остро воняющим свежей пороховой гарью ППШ в руках — уже на подходе к заветному пакгаузу Шохин с морпехом и проводником практически лоб в лоб напоролись на троих гитлеровцев. Короткая перестрелка, плавно перешедшая в рукопашную, завершилась не в их пользу, но нервы фрицы потрепать успели, заодно еще ухитрившись ранить партизана, к счастью, легко.

А вот стоящего за спиной старого знакомца бойца во флотском бушлате и с трофейным автоматом Филимонов раньше ни разу не видел, хоть опытным взглядом мигом определил, что тот отнюдь не простой краснофлотец, а наверняка командир, скорее всего — тоже из органов.

На то, чтобы обрисовать ситуацию, Шохину хватило пяти минут.

Как и предполагал Степан, с ходу принимать предложение контрразведчика партизаны не спешили:

— Это как же так, товарищ капитан? — растерянно пробормотал Ардашев, переглянувшись с командиром «Ворона». — На базе ведь раненые остались, и гражданские из местных? Неужто бросить их?

— Нет там уже ни раненых, ни гражданских, — тяжело вздохнул Сергей. — Каратели в живых никого не оставляют, будто сам не знаешь. Нет там уцелевших, Андреич, вообще никого нет. И лагеря вашего тоже больше не существует.

— Так это что ж выходит, предательство, значит? — закаменел лицом майор, зло играя желваками.

— Выходит, предательство, — кивнул особист. — Сдали вас с потрохами. Кто — тебе виднее, но с этим позже будем разбираться. Тщательнее нужно было с людьми работать, тщательнее. Где-то недоглядел, где-то бдительность потерял — и вот результат. Ладно, не о том сейчас речь.

— А с нами тогда как? — подал голос Филимонов, до сего момента не произнесший ни единого слова. — Значит, вы, товарищ капитан, говорите, что нам тоже обратно в лагерь ходу нет?

— Говорю. По моим данным, — последнее Шохин интонировал особо, безо всякого зазрения совести озвучив недавно услышанную от морпеха информацию, — среди ваших связных из станицы как минимум двое работают на фашистов. Так что координаты базы противнику или уже известны, или это произойдет в самое ближайшее время. Сам понимаешь, Николай Васильевич, возвращаться в лагерь — бессмысленный риск, и сам сгинешь, и бойцов своих погубишь. Если он еще вообще существует, лагерь этот. Вот и думай, я свое предложение озвучил, но давить на вас не стану. И прямой приказ тоже отдавать не хочу — решение вы с товарищем майором сами должны принять, поскольку так правильно будет. Меня вы знаете лично, документы — те самые, в которых полномочия обозначены, — видели и даже в руках подержали. Вопрос, верите ли вы мне, очень на то надеюсь, не стоит?

— Да причем тут «веришь — не веришь»?! — досадливо поморщился Филимонов; нахмурившийся Ардашев просто промолчал. — В нашем лагере тоже люди остались — с ними-то как поступить?

— Послать нескольких надежных и опытных бойцов, забрать или уничтожить радиостанцию и документы, и вместе с остальными уходить на соединение с ближайшим отрядом партизанского куста, поскольку нас они догнать вряд ли успеют. Другого выхода в сложившейся ситуации не вижу.

Молча подпиравший стену пакгауза старлей в который раз подивился профессионализму контрразведчика, буквально двумя фразами лишившего обоих командиров особого выбора. Или они принимают его предложение, тем самым перекладывая всю ответственность за последствия на самого Шохина, либо не принимают. И, если отряды будут разгромлены карателями, как и произошло в реальности Степана, оказываются виновными в гибели бойцов. Третьего, как говорится, не дано, исключительно «или — или». Молодец, лично он так просто бы не сумел…

— Добро, Сергей Николаевич, поступим по-твоему, — согласился Филимонов, снова переглянувшись с товарищем (майор Ардашев согласно кивнул). — Что от нас требуется, мы в целом поняли, давай обсудим детали? К слову, а товарища своего ты нам представить не желаешь?

— Желаю, — с заметным облегчением кивнул Шохин: профессионализм — профессионализмом, но и исключить варианта, что партизаны все ж таки решат рискнуть, поступив по-своему, он не мог. — Зовут Степаном, звание — старший лейтенант, доверяю, как себе самому, поскольку товарищ в наших делах более чем опытный. А большего вам лучше не знать. Не из недоверия, понятно, а просто не знать. Так всем нам будет спокойнее.

— Понятно, — кивнул командир «Ворона». — Тогда другой вопрос: в том эшелоне — и на самом деле оружие с боеприпасами?

— Как минимум на батальон. И еще обмундирование, так что можем не только пленных, но и твоих бойцов в трофеи переодеть. Короче, товарищи командиры, давайте зря времени не терять, его у нас совсем немного осталось. Но в первую очередь, обеспечьте мне радиосвязь — местный радиоузел ваши бойцы, надеюсь, еще не разнесли? Делайте, что хотите, но я должен доложить моему командованию о происходящем!..