Страница 17 из 26
– Да, так и есть, – выдавил Грегори, с трудом сглотнув комок в горле.
– Думаю, маме это понравится. А ты как считаешь?
Грегори умудрился кивнуть.
– Она, вероятно, скажет, чтобы мы назвали малышку еще в чью-то честь. Наша мама – сама доброта.
– Знаю, поэтому мы должны это сделать, пока она спит и не может поспорить. Ты же понимаешь, что она будет возражать.
Он усмехнулся.
– Она будет твердить, что мы не должны были, но в глубине души обрадуется, – заметила Кэтрин.
Грегори сглотнул еще один комок в горле, но этот, к счастью, был вызван отцовской любовью.
– Похоже, ты права.
Кэтрин просияла.
Грегори взъерошил ей волосы. Скоро она станет совсем взрослой для подобных проявлений внимания и попросит не портить ей прическу. Однако пока что он будет гладить ее по волосам столько, сколько пожелает.
Он улыбнулся своей умнице:
– Откуда ты так хорошо знаешь маму?
Девочка снисходительно посмотрела на него, ведь они уже говорили об этом раньше:
– Потому что я ее копия.
– Точно, – согласился он. Они посидели еще немного, держась за руки, пока ему не пришло в голову поинтересоваться: – Люси или Люсинда?
– О, Люси. Она не похожа на Люсинду, – заявила Кэтрин, точно зная, о чем спрашивает отец.
Грегори вздохнул и посмотрел на все еще спящую жену.
– Нет, не похожа, – прошептал он и сжал маленькую теплую ладошку дочери.
– Ла-ла-ла Люси, – произнесла Кэтрин со спокойной улыбкой в голосе.
– Ла-ла-ла Люси, – повторил Грегори и, к своему удивлению, также улыбнулся.
Несколько часов спустя вернулся усталый и взъерошенный доктор Джарвис, принявший еще одни роды в деревне. Хозяин дома был хорошо знаком с врачом; Питер Джарвис только-только закончил обучение, когда Грегори и Люси решили обосноваться возле Уинкфилда, и с тех пор стал их семейным доктором. Они с Грегори были ровесниками и много раз ужинали вместе, миссис Джарвис была хорошей подругой Люси, а их дети часто играли с отпрысками Бриджертонов.
Но за все годы дружбы Грегори не видел у Питера такого выражения лица: плотно сжатые уголки губ и никаких любезностей, пока осмотр молодой матери не подошел к концу.
Гиацинта тоже находилась в спальне, настаивая, что Люси нужна поддержка еще одной женщины.
– Будто кто-то из вас может понять тяготы родов, – несколько презрительно заявила она.
Грегори не произнес ни слова, а просто отступил, пропуская сестру в комнату. Ее энергичность каким-то образом его успокаивала. И, возможно, даже вдохновляла. В Гиацинте чувствовалось столько напора – он почти не сомневался, что она может заставить Люси исцелиться одной силой воли.
Брат и сестра отступили, пока доктор считал пульс больной и слушал ее сердце. А потом, к несказанному изумлению Грегори, Питер крепко схватил Люси за плечо и начал трясти.
– Что вы делаете? – закричал Грегори, бросившись к кровати, чтобы остановить врача.
– Бужу ее, – решительно пояснил Питер.
– Но разве ей не нужно отдыхать?
– Ей нужнее очнуться.
– Но…
Грегори не знал, почему спорит, и, по правде сказать, это не имело значения, потому что Питер тут же его перебил:
– Бога ради, Бриджертон, нам надо выяснить, сможет ли она очнуться. – Врач снова потряс пациентку и на этот раз громко окликнул: – Леди Люсинда! Леди Люсинда!
– Ее зовут не Люсинда, – выпалил Грегори, а потом приблизился к жене и позвал: – Люси? Люси?
Она пошевелилась, что-то бормоча во сне.
Грегори быстро поднял глаза на Питера, выражая взглядом накопившиеся вопросы.
– Попробуйте добиться от нее ответа, – сказал доктор.
– Дайте я попробую, – встряла Гиацианта и на глазах брата наклонилась и что-то прошептала Люси на ухо.
– Что ты сказала? – спросил он.
Гиацинта покачала головой.
– Тебе лучше не знать.
– О, ради бога, – пробормотал Грегори и отодвинул сестру. Он взял Люси за руку и сжал чуть сильнее, чем раньше.
– Люси! Сколько ступенек на черной лестнице от кухни до второго этажа?
Жена не открыла глаз, но издала нечто похожее на…
– Ты сказала «пятнадцать»? – переспросил он.
Люси фыркнула и на этот раз произнесла четче:
– Шестнадцать.
– О, слава тебе Господи! – Грегори отпустил руку жены и упал в кресло у постели. – Ну вот, – выдохнул он. – Ну вот, с ней все будет хорошо. Все будет хорошо.
– Грегори… – В голосе Питера не было подобной уверенности.
– Вы же сказали, что нам надо ее разбудить.
– И мы это сделали, – сурово признал врач. – И очень хорошо, что у нас получилось, но это не значит…
– Не говорите этого, – глухо пробормотал Грегори.
– Но вы должны…
– Молчите!
Питер безмолвно замер на месте и посмотрел на друга с ужасным выражением. На его лице смешались жалость, сочувствие, сожаление и прочие эмоции, которые несчастному мужу совершенно не хотелось видеть на лице доктора.
Грегори поник. Он сделал все, о чем его просили: разбудил Люси, пусть даже всего на мгновение. Теперь она снова спала, повернувшись на бок спиной к нему.
– Я сделал все, что вы просили, – прошептал он и, снова посмотрев на Питера, резко повторил: – Я сделал все, что вы просили.
– Знаю, и передать не могу, как хорошо, что она заговорила. Но мы не можем считать это гарантией выздоровления, – тихо ответил доктор.
Грегори попытался издать хотя бы звук, но его горло сжималось. Ужасное удушье снова охватывало его. Оставалось только дышать, потому что в этом случае он, наверное, все же сумеет сдержаться и не заплакать на глазах у друга.
– Тело должно собраться с силами после кровопотери. Она еще какое-то время поспит. И может… – Доктор откашлялся. – Она может так и не очнуться.
– Разумеется, она очнется, – резко парировала Гиацинта. – Ей удалось один раз, значит, сможет сделать это снова.
Доктор бросил мимолетный взгляд на Гиацинту, а потом опять обратился к Грегори:
– Если все пойдет хорошо, думаю, она оправится, как и всегда. Только это займет какое-то время, – предупредил он. – Я не знаю, сколько крови она потеряла, возможно, пройдет несколько месяцев, прежде чем ее тело восполнит необходимое количество жидкости.
Грегори медленно кивнул.
– Она будет слаба. Вероятно, ей придется оставаться в постели по меньшей мере месяц.
– Ей это не понравится.
Питер неловко кашлянул.
– Вы пришлете кого-нибудь сообщить мне, если что-то изменится?
Грегори молча кивнул.
– Нет, у меня есть еще несколько вопросов, – заявила Гиацинта, вставая перед дверью.
– Извините, но у меня больше нет ответов, – прошептал доктор.
И даже Гиацинта не смогла с этим поспорить.
***
Ярким и непостижимо жизнерадостным утром Грегори проснулся в кресле подле кровати больной Люси. Жена спала беспокойно, как обычно посапывая, когда шевелилась во сне. И вдруг, к его изумлению, открыла глаза.
– Люси? – Грегори стиснул ее руку, но заставил себя ослабить хватку.
– Пить хочу, – еле слышно прошептала ему жена.
Грегори кивнул и поспешил за стаканом воды.
– Я так… я не… – Но он ничего больше не мог выговорить, его голос сорвался, разбившись на тысячу осколков, и из горла вырвался лишь душераздирающий всхлип. Грегори застыл, стоя спиной к жене, и попытался восстановить самообладание. Его рука дрожала так, что вода выплеснулась на рукав.
Грегори слышал, как жена звала его по имени, и понимал, что должен взять себя в руки. Это она чуть не умерла, и не стоит ему расклеиваться, когда он так ей нужен.
Он сделал глубокий вздох, затем еще один.
– Вот, держи, – попытавшись вложить в голос побольше веселья, сказал он и повернулся, протягивая ей стакан, но тут же осознал свою оплошность: Люси была слишком слаба, чтобы держать стакан в руках и уж тем более чтобы принять сидячее положение.
Заботливый муж поставил воду на столик, а потом нежно обнял больную и помог ей сесть.