Страница 4 из 19
– Спальня, – констатирует факт спутница.
Ну, а как ещё может называться небольшая комната с кроватью? Спальня значительно меньше зала, метра… стоп! Стоп-стоп-стоп! Не метра! Щас скажу! В длину, пожалуй, две целых сажени, или шесть аршинов. Блин! Вот я – тормоз! Ведь сажень – это ровно три аршина! Блин! А в ширину метра два с половиной. А в аршинах сколько?
Пока я беру в уме сложный тройной криволинейный интеграл восьмого порядка, Лерка идет в правый дальний угол и, отодвинув ногой ненужный сейчас табурет, начинает придирчиво осматривать себя в зеркале. Я не сказал? Там трюмо. Ни одна девушка в здравом уме не упустит такой возможности.
Между трюмо и кроватью, которая стоит вдоль правой стены, одиноко скучает стул, совершенно такой же, как в зале. А что удивляться, с одного гарнитура, наверное. В левом дальнем углу почти у окна стоит платяной шкаф. Всё. В комнате больше ничего нет.
Лерка продолжает самоосмотр, а я выхожу в коридор и открываю дверь на правой стене. Свет моментально вспыхивает. Прямо как в холодильнике. «Концевик», машинально констатирую я. Блин! Ну, какой концевик?! Да, не так просто расставаться со стереотипами мышления.
Осматриваюсь. На стене висит рукомойник, под ним на столике деревянный тазик с небольшим отверстием в середине. Это, наверное, местный аналог раковины. А вода, значит стекает… наклоняюсь, так и есть: пустая деревянная бадейка. Вот в неё вода и стекает. Рядом на табурете, наверное, чтобы не наклонятся, другая бадейка. А вот она почти до самого верха наполнена водой. И ковшик сверху плавает. С другой стороны от умывальника висит полотенце. К стене прибита небольшая перекладинка, вот на ней оно и висит.
За спиной у меня возникает Лерка.
– Ванная? – в её вопросе больше утверждения, но я всё равно отвечаю.
– Типа, да.
Мы разворачиваемся и выходим. Лерка опять впереди. Она открывает вторую правую дверь. А-а-а! Ну, конечно! Лерка резко поворачивается ко мне. Её ледяная ладонь упирается мне в грудь, и с неумолимой решительностью в глазах девушка выталкивает меня из коридора в зал.
– Посиди вон пока на диванчике! – с этими словами Дверь закрывается, и я слышу, как Лерка запирает её какой-то задвижкой.
Блин! А ведь мне тоже туда надо.
Я не сажусь на диван, а начинаю ходить по комнате.
Опаньки! Да я же по ковру хожу, как-то раньше не обратил внимания. Ковров на самом деле два. Один побольше почти квадратный от дивана до секретера и от стены до серванта. На нем стоят стол и стулья, кстати, а на столе-то скатерть, как и положено скатертям – белая. Второй ковер поменьше лежит у окна, от секретера до правой стены. На нем стоят секретерский стул, оба кресла и журнальный.
Так. А окно-то не зашторено. Родители приучили меня окна на ночь зашторивать, а то из темноты улицы освещенная комната как на ладони. Иду зашторивать.
– Ко-ко-ко-ко… – похоже я опять разбудил нашу курицу. Надо её утром куда-нибудь пристроить. И чего я вообще её таскаю-то? Орнитолог хренов!
– Спи-спи, – успокаиваю я птицу, как будто она и вправду может понять.
Занавесок две. Нет, не так. Два ряда. Ну, или две пары, два комплекта… Короче, две занавески, одна справа, одна слева и две шторы, тоже по одной слева и справа. Занавески тонкие, белые без рисунков, шторы шоколадно-коричневые, плотные тоже без узоров. Наверное, узоры здесь не в тренде, а может ещё не придумали. Задергиваю шторы. Кстати, от выражения «в тренде» лучше отказаться, звучит как-то корявенько, вдруг местные не правильно расслышат и поймут по-другому. Рассуждения о местных напомнили мне об одной нерешенной проблеме. И я погружаюсь в раздумья.
Звук открывающейся двери вернул меня в реальность.
– Слушай, Лер. Я вот, что подумал, – начал было я. Сделал паузу, соображая с что сказать дальше. – Мы же для местных брат и сестра?
– Да! Поэтому я на кровати, а ты на диване! – последовал моментальный ответ.
– Не-ет!
– Какой на хрен нет! На диване! – Лерка прямо вспыхнула, думал, убьёт.
– Нет, в смысле, что я не про это, – я постарался говорить как можно миролюбивее.
На счет того, что Лерка и вправду прибить может, ни разу не шутка. На черный пояс она ещё не сдала, но и коричневый совсем не мало.
– А про чё? – Девушка немного подостыла, но именно, что немного, потому что когда у неё «руки в боки», то ей по фигу, как у кого тюбетейка надета.
– Ну, видишь ли, если мы брат с сестрой, то у нас должны быть одинаковые фамилия и отчество, – я подумал, что мне удалось придать диалогу конструктивности. – Вот у тебя как отчество?
– Я – Игоревна. Значит, и ты Игоревич, – делает заключение «сестра».
– Это почему?! Может лучше ты – Анатольевна? – моё возмущение хоть и натуральное, но какое-то неуверенное.
На самом деле я и правда, не уверен, что так лучше. Но сказать об этом я не успеваю, а Лерка уже начинает горячиться.
– Это чем эта Анатольевна лучше?! – щас меня убьют!
– Чем Игоревич! – иду ва-банк я.
Как ни странно помогло. «Сестра» поняла шутку и добродушно улыбается.
– Чё предлагаешь? – Лерка отсмеялась, и её вопрос уже как бы по делу.
– Ну, надо придумать себе историю. В смысле историю про то, кто мы, откуда, как и зачем попали сюда. Понимаешь? – я смотрю на девушку, похоже, мои слова на неё подействовали.
Валери больше не улыбается. Я молча стою у окна, там где шторы задергивал, а она в задумчивости подходит ко мне.
– Ты на хрена курицу сюда притащил, Игоревич? – похоже у меня теперь будет погоняло на случай действий, мягко говоря, не разумных.
Лерка смотрит на курицу, потом на меня, и, похоже, ей нужен ответ. Я смотрю на Лерку, потом на курицу, та не шевелится, наверное, уснула. Перевожу взгляд на Лерку. В её глазах вопрос не просто застыл, он там. В общем отвечать придется, и поскорее.
– Не знаю. Спасти хотел, – говорю и поминаю, что нет у меня внятного объяснения, своей неадекватности. Может согласиться на Игоревича пока не поздно?
– От кого? – «сестра» смотрит на меня в упор. И не дождавшись ответа, а как ей ответить, если я и сам не знаю, выносит диагноз: – Бэтмен дебильный! Куда хочешь девай, но чтоб завтра её здесь не было!
Я молчу и киваю.
– Эй! Спасатель! – Лерка опять готова к диалогу. – Чью фамилию брать будем?
– Настоящие давай не будем говорить, – умнее я пока ничего не успел придумать.
Чтобы ускорить мыслительный процесс, начал чесать затылок. Говорят, что дураки всегда чешут затылок, когда думают. Я не то что бы считал себя дураком, но ощущал, это точно. По крайней мере сейчас. Нет, ну, правда, столько фамилий, а мне ничего умного в голову не приходит. Чтобы сказать хоть что-нибудь, а говорю:
– Да любую сказать можно, – и выжидающе смотрю на Лерку.
– Ага, например, Романовы или Рюриковичи! – её голос, не то что полон сарказма, там аж презрением повеяло. – Сашенька, нельзя любую! – теперь она как первокласснику разъясняет. – Здесь народу живет раз в сто меньше, чем в нашем мире. Здесь в такие совпадения не поверят.
Я это уже и сам понял. Ага! Сам! Сразу после «Рюриковичи» просто моментально. Чтобы хоть как-то реабилитироваться озвучиваю очевидную теперь вещь:
– Значит, Шереметьевы, Меньшиковы и Апраксины тоже не подходят.
– И не только они, – отвечает «сестра» и садится в кресло у серванта.
Шар-плафон моментально загорается. Магия…
– А может, утром придумаем? – вопрошаю я, подходя к другому креслу.
– Нет уж! Давай сейчас! И сядь ты уже! Что я снизу вверх говорить, что ль должна?
– Спать очень хочется, – делаю я страдальческое лицо, но всё же сажусь.
– Ты же сам только что сказал, что историю надо придумать, – говорит Лерка, и мне становится стыдно. А «сестра» продолжает: – История эта может завтра прямо с утра понадобиться. И мы с тобой должны в ёлочку трещать, а то расколют.
– В ёлочку трещать?! – изумляюсь я.
– Показания фигурантов не должны разниться, – Лерка разъясняет для дебилов.