Страница 34 из 35
– А это, Миша, отец Альберта и наш учитель, – остановился перед портретом капитан 3 ранга. – Так Павел Алексеевич что, и Новый год встречает на даче? – обернулся он ко Львову.
– На ней самой, – вычмокнул тот штопором пробку из бутылки. – У отца там целая компания ветеранов.
– А вот и мы! – появилась из двери Татьяна в сопровождении подруг. – Прошу всех к столу, – и на него водрузились душисто парящее блюдо вареных пельменей, а за ним соусницы с маслом, уксусом и сметаной.
– Никак сибирские? – вожделенно принюхался Майский и отодвинул один из стульев
– Именно, – белозубо рассмеялась Татьяна. – Ваши любимые, лепили под чутким руководством Альберта.
– Ну да, – сказал Львов, усаживаясь во главе стола. – Из трех сортов мяса. Итак, кавалеров прошу ухаживать за дамами, – значительно изрек он. – Проводим Старый год.
За столом возникло веселое оживление, послышались смех и звяк посуды, после чего, убедившись, что все готовы, Львов встал, держа в руке рюмку с коньяком.
– Друзья, я безмерно рад, что сегодня мы собрались вместе, – лучисто оглядел он присутствующих, – и пусть все наши заботы и печали останутся в уходящем году. За Него! – протянул руку к центру, и к потолку унесся тонкий звон хрусталя.
– Так, а теперь попробуем сибирских, – крякнув, прогудел помощник и навалился на пельмени.
– Однако! – издал спустя минуту он возглас восхищения, – могете!
– Не могем, а мОгем, – значительно поднял вверх вилку Львов, и в комнате возник хохот.
Затем последовал извечный морской тост, который офицеры выпили стоя и трижды прокричали «Ура!», а за ним третий – за присутствующих здесь дам. Обстановка стала праздничной, и под сводами то и дело гремел смех.
Без пяти двенадцать включили стоящий в углу «Панасоник», и на фоне Кремлевских башен, на экране возникло породистое лицо с безжизненными глазами.
– Ты смотри, вроде трезвый, – наклонился к Туроверу Майский.
– Так это ж запись и сделана накануне, – скептически хмыкнул тот.
В течение нескольких минут, значительно надувая щеки и издавая непрерывное «э», президент кратко излагал свои успехи в уходящем году, затем воздел кверху фужер с шампанским и поздравил россиян с Новым годом. После этого его лицо исчезло, и начали бить куранты.
– Бах-бах! – выпалили в потолок пробками Нечаев с Купрумом, и в подставленные бокалы полился искрящийся напиток.
– Ну, за Новый 1999-й! – поднялся со стула Туровер, и снова послышался звон хрусталя.
Спустя некоторое время Львов объявил перерыв и щелкнул кнопкой музыкального центра, Майский с Купрумом и Нечаевым пригласили дам на танец, а они с Туровером вышли на балкон. Там было морозно, небо усеяли колючие звезды, по набережной изредка пролетали одинокие автомобили.
– Вот и новый год начался, – щелкнул зажигалкой Альберт и дал прикурить Туроверу.
– Да, – глубоко затянулся тот беломориной. – Интересно, как он сложится?
– Если у нас все получится, нормально.
– Хотелось бы в это верить, – оперся капитан 3 ранга на перила.
Вдруг где-то раздался треск, над стоящей на Малой Невке «Авророй» вверх взлетела целая серия ракет и окрасила небо в причудливые цвета радуги.
– Красиво, – кивнул в ту сторону Туровер. – Это что, новая традиция?
– Вроде того, – саркастически произнес Львов. – Теперь отцы города устраивают на ней праздничные банкеты.
– ?!
– Ну да, для поднятия, так сказать, своего революционного порыва.
– Кощунство, – процедил сквозь зубы Туровер и погасил окурок в цветочной вазе.
– Мальчики, кончайте секретничать! – возникла в проеме двери стройная фигура Татьяны. – А ну – ка пойдемте танцевать! – и она потянула Туровера за собой.
В парке Чаир распускаются розы,
В парке Чаир зацветает миндаль,
Снятся твои золотистые косы,
Снится веселая, звонкая даль…
лились слова старого танго, и женщина положила руки Туроверу на плечи.
– А помнишь, Витя, как мы встречали Новый год в Западной Лице? – взглянула она на него карими глазами.
– Еще бы, – вздохнул капитан 3 ранга. – Мы тогда были молоды и полны надежд.
– Так ты расстался с Юлей окончательно?
– Да, Они с Ромкой теперь живут в Крыму, у родителей.
– А может стоит все обернуть назад? Ведь я знаю, что ты ее по прежнему любишь.
– Люблю, и ее и Ромку, – чуть улыбнулся Туровер. – А что будет дальше, покажет время.
«Милый, с тобой мы увидимся скоро»,-
Я замечтался над любимым письмом.
Пляшут метели в полярных просторах,
Северный ветер поет за окном…
уносила куда-то всех волшебная мелодия, и пары плавно скользили в танце.
– Хорошо то как, а Санек? Словно в старые добрые времена, – обратился Львов к сидящему рядом Майскому. – Ну что, давай дерябнем?
– Давай Альберт, – прогудел тот и набулькал коньяком рюмки.
В два часа ночи, когда веселье было в самом разгаре, кто-то из офицеров вспомнил старую, курсантских времен традицию, и все решили посетить Медного всадника.
В пару полиэтиленовых пакетов уложили несколько бутылок шампанского и водки, туда же поместили десяток оранжевых апельсинов, шоколад и пластиковые стаканчики, после чего все оделись и на лифте спустились вниз.
Между тем, город не спал. В разных его концах, вверх с треском взлетали шутихи* и петарды, на ярко освещенной набережной и Дворцовой площади бродили толпы гуляющих, и оттуда доносилась музыка.
– Так, щас дадим шапку дыма! – сдвинул на затылок фуражку Майский и, подхватив под руку хохочущую Вику, первым направился в сторону Сенатской площади. За ними, весело переговариваясь и радуясь погожей ночи, направилась вся компания.
На площади тоже было немало народу. Установленные на ее контрфорсах «юпитеры» причудливо выхватывали из темноты вздыбленный монолит Императора, простершего длань в сторону Европы.
На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел. Пред ним широко
Река неслася; бедный чёлн
По ней стремился одиноко.
По мшистым, топким берегам
Чернели избы здесь и там,
Приют убогого чухонца;
И лес, неведомый лучам
В тумане спрятанного солнца,
Кругом шумел!
остановившись рядом с памятником и обернувшись к подходящим друзьям, громко продекламировал Майский, и женщины с воодушевлением захлопали.
– Давай, Санек, давай дальше! – видя, что к декламации прислушивается группа стоящих неподалеку туристов, судя по виду, скандинавов, потребовал Альберт, а те подошли ближе.
И думал он! – энергично взмахнул громадным кулаком помощник
Отсель грозить мы будем шведу,
Здесь будет город заложён
На зло надменному соседу.
Природой здесь нам суждено
В Европу прорубить окно,
Ногою твёрдой стать при море.
Сюда по новым им волнам
Все флаги в гости будут к нам,
И запируем на просторе!
Теперь аплодировали скандинавы, а один, столь же монолитный как и помощник, выдал несколько ярких вспышек из висящего у него на шее «кодака».
Прошло сто лет, и юный град,
Полнощных стран краса и диво,
Из тьмы лесов, из топи блат
Вознёсся пышно, горделиво!
Где прежде финский рыболов,
Печальный пасынок природы,
Один у низких берегов
Бросал в неведомые воды
Свой ветхий невод, ныне там
По оживлённым берегам
Громады стройные теснятся
Дворцов и башен; корабли
Толпой со всех концов земли
К богатым пристаням стремятся;
В гранит оделася Нева;
Мосты повисли над водами;
Темно-зелёными садами
Её покрылись острова,
И перед младшею столицей