Страница 12 из 27
Сражение при Заме для понимающих ситуацию было актом отчаяния. Какой там повтор Канн! В лучшем случае можно было надеяться свести схватку вничью, и тогда появлялись неплохие шансы выторговать на переговорах более мягкие условия мира. Но горячившиеся на городских улицах и площадях ополченцы, завидев противника, сразу же перетрусили и лишили Ганнибала даже этого шанса. Вместо применения слонов по науке – против римской конницы, – ему пришлось растянуть их по всему фронту против пехоты с известным уже бесславным результатом, а без них и рассеять многочисленную конницу противника тоже не удалось. В результате, как и следовало ожидать, получились «Канны наоборот». Вырвался из римского окружения «Священный отряд» карфагенской «золотой молодёжи», пробился сам Ганнибал с конной свитой, прорвалось несколько отрядов его ветеранов, да прорубился сквозь нумидийцев Масиниссы отряд Арунтия, прочие же все легли под мечами легионеров.
Чудеса дипломатии и изворотливости пришлось ему потом проявить, спасая от выдачи римлянам примкнувших к нему этрусков-мятежников. Это только сам Арунтий, родившийся и выросший за пределами римских владений, а к началу войны имевший уже и карфагенское гражданство, воевал с Римом и его союзниками «по праву», и к нему у победителей претензий не было, а они, будучи формально союзниками Рима, а кое-кто и гражданами, считались изменниками и подлежали безусловной выдаче как перебежчики. Если выданный перебежчик был римским гражданином, его казнили, если италийским союзником – продавали в рабство. Немалого труда и немалых денег стоило договориться с римлянами о «заочном» суде над вывезенными из Италии этрусками и об их выкупе без выдачи – на взятки было роздано тогда едва ли меньше, чем уплачено потом официально за «рабов». В их числе были и Фуфлунс с Турмсом. Много ли удивительного в том, что у Арунтия нет недостатка в преданных ему людях? Пока Карфаген ныл, стонал и заливался слезами, собирая деньги на первые выплаты контрибуции Риму – при виде выведенного в море и подожжённого римлянами флота плакали куда меньше – наш «досточтимый», тоже знавший цену деньгам, но не делавший из них культа, закладывал основу своих будущих прибыльных дел. Гадес, вовремя переметнувшись под римский протекторат добровольно, разорительным поборам и конфискациям не подвергся, и своего имущества вне города Тарквинии не потеряли. И если карфагенское государство лишилось испанского серебра, то один скромный и неприметный карфагенский олигарх этрусского происхождения этого как-то не заметил, поскольку текущий к нему от отца серебряный ручеёк и не собирался иссякать. Не прекращались и поступления меди, а главное – драгоценной чёрной бронзы, в которой по-прежнему нуждались храмы как самого Карфагена, так и богатого Востока. Были у него тут и ещё какие-то особые дела, о которых просвещавшие меня рассказчики предпочитали таинственно помалкивать. Не будучи стеснённым в деньгах, Арунтий уже и свою торговую флотилию пополнил, и несколько загородных вилл по случаю прикупил, и людей подходящих нанял. В общем – к небесам не взмыл, из грязи в князи не вырвался, но приподнялся заметно. И останавливаться на достигнутом явно не собирался. Вот к такому человеку мы и угодили на службу…
Беседу с нами «досточтимый» начал с «политинформации»:
– Как вы оба, должно быть, уже наслышаны, ближайший сосед Карфагена – это Нумидия. Это варварское царство ливийцев образовалось из нескольких племён уже после того, как в этих местах обосновались финикийцы, и возвысилось над прочими ливийцами за счёт того, что кое-чему научилось у Карфагена. Но Масинисса мечтает покорить своей власти все ливийские племена, в том числе и давно подвластные Республике. По условиям мира с Римом, Карфаген должен был уладить с Масиниссой все разногласия о границах с Нумидией. И Нумидия, и Карфаген одинаково считаются сейчас друзьями и союзниками Рима, равными перед ним, но на деле Масинисса всегда получает поддержку от римлян во всех спорах. Недавно Республике пришлось отдать ему немало богатых земель, которые никогда не принадлежали его предкам и были почти бесполезны, покуда их не возделали финикийские поселенцы, – на расстеленной перед ним на столе карте Арунтий показал нам территорию, оттяпанную у Карфагена Нумидией, которая действительно впечатляла.
Ну, местных античных аборигенов, естественно, не владевших никаким нашим «попаданческим» послезнанием. Я-то, всегда увлекавшийся историей подробнее и точнее куцей школьной программы, знал, как возрастут аппетиты нумидийцев по мере того, как они убедятся в своей полной безнаказанности. Со временем Масинисса и сам-то Карфаген начнёт считать «исконно нумидийской землёй» и на этом основании захочет все его земли вместе с самим Городом присоединить к своему царству, дабы превратить его наконец в полноценную средиземноморскую державу, так что на фоне всех этих будущих запросов его нынешние, уже удовлетворённые притязания выглядели настолько скромно, что я аж присвистнул.
Но наш наниматель, моим послезнанием не обладавший, оценил моё удивление по-своему – в ключе своей лекции:
– Да, этот разбойник ограбил Республику так, как не грабил ещё никто, если не считать Рима. Но Рим победил нас в войне и взял своё по праву победителя, а этот шакал воспользовался удобным моментом и благосклонностью римлян. Хвала богам, он теперь удовлетворён и признал на переговорах, что Карфаген больше ничего ему не должен.
– Навсегда ли, досточтимый? – поинтересовался я.
– Не думаю – варвар есть варвар. Но сейчас возле границ размещены крупные отряды ветеранов Ганнибала, которого этот разбойник всё же боится. Ганнибал теперь – суффет и формально войсками не командует, но по старой памяти его воины по-прежнему готовы ему повиноваться. А часть их он нанял вообще на собственную службу и платит им жалованье из собственных доходов. Они расквартированы во всех его поместьях возле Гадрумета и выполнят любой его приказ. До тех пор, пока у нас остаётся Ганнибал и его воины, Масинисса нам не опасен.
– А его подданные? – это я спросил как бы невзначай, но с хитрой улыбочкой, намекающей на скрытый смысл.
– Подданные? Ну, добропорядочные подданные обязаны уважать и соблюдать договоры своего царя, – проговорил «досточтимый» с такой же хитрой улыбочкой. – А преступники, дерзнувшие нарушить царскую волю – вне закона, и на нашей земле мы вправе поступить с ними так, как они того заслуживают. Ну, если нам сил на это хватит, – улыбка Арунтия стала ещё шире. – В Испании вы и сами видели, как бывает на деле. Цари и вожди договариваются между собой и с городами о взаимном уважении и мире, но вот некоторые из их недостойных подданных не считаются с договорами. То же самое бывает и в Нумидии. Эти пастухи – разбойничий народ, и к набегам они привыкли настолько, что их царь не в силах остановить их, если бы даже и захотел. Раньше Республика нанимала этот беспокойный сброд на службу и спроваживала на очередную войну далеко отсюда. Но теперь Карфагену запрещено завоёвывать и удерживать чужую землю, и ему не нужна больше такая армия, как прежде. Нет у него и лишних денег, чтобы платить их дармоедам. Мелких шаек настолько много, что за всеми не уследить, и мы уже не можем полностью полагаться на нынешнюю маленькую армию. А наши земли с каждым годом становятся всё богаче и соблазнительнее для разбойников.
– Начали развивать хозяйство? – догадался и Васькин.
– Ну, почему же начали? Всегда развивали. Но раньше мы больше торговлей и завоеваниями занимались, а зерно проще было на Сицилии или в Египте купить. Виноград выращивали для вина, оливки для масла, а зерно – так, рабов на месте кормить. Теперь-то лишних денег на закупки нет, всё Рим высасывает, испанского серебра тоже нет, торговлю расширять уже некуда – что ещё развивать, кроме хозяйства на земле? Начнём сами зерно и прочее вывозить – появятся и дополнительные деньги. Если, конечно, от нумидийских разбойников отобьёмся.
– И мы понадобились тебе для этого, досточтимый? – откровенно говоря, у меня были несколько иные планы, но не спорить же с нанимателем, едва поступив на службу и не выслужив ещё достаточного авторитета. Ладно уж, потерпим, а там видно будет.