Я сновидящая

– То есть… Вы не колдун?

– Ха! Вот бабы! – дед Егор стукнул кулаком по столу вроде бы не сильно, но кружка с компотом всё равно подпрыгнула, расплескав содержимое по пёстрой клеёнке. – Всё с ног на голову перевернут! Колдун… Никакой я не колдун. С нечистью не якшаюсь, с потусторонними силами дел не имею, слов заговорных не знаю. Ты где таких колдунов видала?

– Я их вообще не видала – огорчилась Вероника.

– Да ты нос-то не вешай, Ника Николавна. Будем думать, зачем я тебе пригодиться могу. Дар-то у меня есть, но не колдовской он. Тьму я внутри человека вижу и вытянуть её умею.

– И во мне видите?

– И в тебе вижу. В голове твоя тьма сидит. Чёрная, беспросветная…

– Круто… Мне нравилось думать, что у меня там мозг.

– Ёрничаешь? – усмехнулся дед Егор. – Это хорошо. Ежели у человека после трагедии такой чувство юмора не совсем пропало, то и вкус к жизни со временем вернётся.

– Знаете… А я ведь фотографию дочки привезла. Думала, что вы, как другие, станете по фотографии мне о прошлом и будущем рассказывать. А по фотоснимку вы можете увидеть эту… ну… тьму?

– Не умею я этого, – признался дед Егор. – И не скажу, жив человек или нет.

– Жаль. Тогда я тоже не понимаю, чем вы мне помочь можете.

– А ты мне про дар свой расскажи, – предложил он. – Юлька говорила что-то про сны, но я толком ничего не понял.

– Дар… – Вероника усмехнулась и вытащила из кармана упаковку бумажных платков, чтобы вытереть лужицу компота на столе. – Это не дар, а наказание. Правда, не понимаю, за какие грехи. Вот сейчас мне снилось море. Хороший был сон, уютный, тёплый… А потом в нём какая-то тётка начала у кого-то требовать переоформить дом на какого-то Славика. Я только голос слышала, но уверена, что это не моё воспоминание, а ваше.

– Хм… – дед Егор сдвинул кустистые брови на переносице и задумчиво почесал бороду. – А ну-ка давай с самого начала рассказывай про сны эти.

– Что, прямо с детства начинать?

– Угу…

* * *

За окном уже клубился предрассветный туман, когда Вероника начала своё невесёлое повествование. Понимая, что собеседника вряд ли устроят общие фразы и короткие замечания, она начала вытаскивать из своей памяти всё-всё, что только могла. И про лагерь рассказала, и про то, как позже рассталась с парнем потому, что увидела во сне, что он с другой целуется… Какие-то детали, касающиеся личной жизни посторонних, упускала, потому что нехорошо это – лезть в чужую душу. Особое внимание она уделила сну о дочери, увиденному в больнице после аварии.

Дед Егор слушал её молча, не перебивая. Иногда кивал, иногда удивлённо приподнимал правую бровь.

– Потрясающе! – восхищённо изрёк он, когда Вероника выдохнула, закончив свою двухчасовую исповедь. – Впервые вижу настолько бескорыстного человека. Ты хоть понимаешь, дурында, чего твой дар стоит?

– Если бы его можно было продать, я бы с радостью от него избавилась. Навсегда. И не обзывайтесь, пожалуйста.

– Прости, не хотел обидеть. Но ты и правда никогда, ни разу не задумалась о том, сколько денег можно заработать на чужих тайнах? Да это же золотая жила!

– Ага. И преждевременная смерть. Спасибо, но нет. Я вовремя извлекла нужный урок, – девушка потёрла горбинку на переносице и разочарованно посмотрела на хозяина. – Не думала, что такое от вас услышу. Чего-то другого ждала, но, наверное, ошиблась.

Дед Егор удивлённо моргнул, соображая, чем мог обидеть гостью. Ну правда ведь – с таким даром можно было… Да что угодно можно было, если с осторожностью к делу подходить. Правда, достанься такой дар ему, он бы тоже не стал его для собственного обогащения использовать. Не так воспитан был. И Вероника, похоже, из того же теста слеплена.

– Не знаю, что ты там себе надумала, но я имел в виду, что такие бескорыстные люди, как ты, редко встречаются, – виновато пробормотал он, смекнув, в чём дело. – Просто нынче принято извлекать выгоду из всего, что деньгами пахнет.

– Но вы же тоже не берёте оплату, когда другим помогаете, – возразила Вероника.

– Ну да, – согласился дед Егор. – Не беру. До сегодняшнего дня думал, что я один такой дурак, ан нет. Есть ещё люди, которые не деньгами всё измеряют.

– Не пойму, вы этим фактом опечалены или наоборот?

– Рад я. И озадачен.

– Чем? Что я чужими тайнами торговать не хочу?

– Да ну нет же! Чего ты всё так близко к сердцу принимаешь? Злишься вот, за слова цепляешься… Я похвалить тебя хотел, а вона как всё вывернулось. Нельзя так, Ника. Ежели ты весь мир будешь в штыки воспринимать и в каждом слове обиду искать, то и мир к тебе никогда лицом не повернётся.

Вероника и сама понимала, что разозлилась на пустом месте. Задумывалась ли она о том, что на даре своём заработать может? Да! Только это были бы грязные деньги. Воровство это и вмешательство в личную жизнь. Полы в супермаркете мыть или утки за лежачими больными выносить – и то чище, чем такое. Потому никогда и не делилась ни с кем своей тайной, что много желающих нашлось бы попользоваться её возможностями. Она же не настолько наивная дура, чтобы не понимать этого. В детстве, может, и не понимала, но сейчас-то ей уже двадцать семь! И мозги имеются, хоть дед Егор и сказал, что у неё в голове вместо них тьма.

– Дед Егор, а тьма, что у меня в голове, от травмы может быть? – примирительным тоном сменила тему девушка, чтобы выбраться из возникшей неловкости. – Я во время аварии знатно так приложилась…

– От болезней тьма иная, – принял её капитуляцию хозяин. – Ежели сравнивать, то болезнь выглядит как…

Входная дверь скрипнула, и на пороге появилась высокая женщина в домашнем халате. Должно быть, та самая, которая присматривала за домом в отсутствие хозяина и накануне впустила Веронику внутрь.

– Господь Всемогущий! – симпатичное круглое лицо посерело, а рука визитёрши сама собой начала выписывать в воздухе кресты. – Егор! Ты ж помер!

– Да тьфу на тебя! – вместо приветствия отозвался дед, а Вероника прыснула в кулак, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.

– Но… А «скорая»? Зойка сказала…

– А ты её больше слушай, она ещё не такое скажет, – перебил соседку дед Егор. – Чего тебе не спится-то?

– Так шесть часов же. Козу твою доить пришла и гостью завтраком покормить… – изумлённое выражение никак не хотело покидать ставшее пунцовым лицо женщины. – Ой, как неловко-то…

– Неловко штаны через голову надевать, – сообщил дед Егор и весело подмигнул Веронике. – Спасибо за заботу, но мы с козой сами справимся. Да, Ника? Пойдём, уж и правда пора хозяйством заниматься. А ты ступай, Мария, к себе. И Зойке скажи, пусть поменьше языком мелет, а то сотрёт его скоро.

– Ну и дела-а-а… – соседка ещё раз перекрестилась и исчезла за дверью.

– Вот так и живём, – развёл руками дед Егор, вставая из-за стола. – Зато с перемытыми костьми ходить легче.

– И часто вас хоронят? – не скрывая улыбки, поинтересовалась девушка.

– А всякий раз, как в больницу попадаю. Не знаю, откуда слухи пошли, но все почему-то решили, что я со дня на день на тот свет отправлюсь. И сон тот, что ты видела… Это жена моя первая приезжала требовать, чтоб я на сына дарственную на дом оформил. Мол, после смерти наследства долго ждать, а у меня от второй супруги ещё двое наследников имеется. Кто-то наболтал, что помирать я собираюсь, вот и примчалась заранее похлопотать, чтоб никому больше дом этот не достался. И смешно, и горько… Ты, ежели хочешь, в доме оставайся, поспи ещё. А я пойду, дел невпроворот.

– А можно с вами? Я помочь могу чем-нибудь, – предложила Вероника.

– Ну, пойдём, коль так. Птицу покормишь, пока я с Дуськой насчёт молока договорюсь.

– В смысле?

– Козу подою. Могу и тебя научить.

Вероника на это предложение ничего не ответила. Козу подоить она и сама могла – бабушка у себя в деревне не только коз, но и корову держала, так что опыт имелся. Вообще ей деревенская жизнь всегда больше городской по душе была, только вот муж этого пристрастия не понимал и не разделял. Отдыхать – пожалуйста, но чтоб огород держать или живность какую-нибудь разводить, даже речи быть не могло. Бабушка Вероники называла это потребительским отношением к жизни, а сама девушка считала, что каждый имеет право жить так, как хочет.