Страница 2 из 3
Я еще не успел прийти ни к какому решению относительно своей дальнейшей позиции, когда мы выехали на плато – огромную равнину на вершине скалы, освещенную поразительно ярким лунным светом, позволявшим без всяких усилий разглядеть ее поверхность.
Вершина не была пустой и безжизненной, как я предполагал, она была покрыта множеством растений, высокими мощными деревьями, в гуще которых виднелась просторная гладкая дорога. По ней мы и помчались с такой скоростью, что я даже не рискнул снова высунуться в окно. Казалось даже невероятным, что лошади, только что преодолевшие тяжелейший подъем, были все еще в состоянии скакать так быстро.
А потом деревья расступились, и я увидел впереди, посреди глубокой темной долины… большой величественный замок. И тут меня будто молнией пронзило! Я внезапно осознал, куда попал! Это место было довольно знаменитым, хоть и мало кому доводилось бывать здесь.
Орлиный Удел – одно из самых старинных и необычных поместий рода Рейнхарт! Я ни секунды не сомневался в том, что это было именно оно. Другого такого больше не было нигде. Когда я понял, где нахожусь, мне немного полегчало, но потом… всё стало еще непонятнее и тревожнее. Ведь не было никаких явных причин для моего присутствия здесь сейчас, да еще в такое время и при таких странных обстоятельствах!
Я полагал, что, как только выйду из экипажа, немедленно получу объяснение, но какое там! Трое слуг, что меня встретили (не хрупкие служанки, а вполне себе крепкие мужчины, напоминавшие скорее телохранителей, чем домашнюю прислугу), не ответили ни на один из моих вопросов. Нет, они были очень вежливы, но эта вежливость в итоге разъярила меня так, что я готов был опуститься до свалки с ними. Однако до этого не дошло. Казалось, они были наслышаны о моем характере и потому успели препроводить меня в одну из гостевых комнат до того, как я окончательно рассвирепел.
Не стану описывать, что я почувствовал, когда осознал, что меня заперли. Я бы воспротивился, если бы мог, если бы не был так ошеломлен и обескуражен всем происходящим, но я позорно упустил из внимания тот момент, когда в скважине повернулся ключ, надежно заточив меня в этой роскошной чужой комнате.
Никто мне ничего не объяснил, и сейчас я пишу эти строки (к счастью, утром что-то дернуло меня прихватить дневник с собой, иначе я бы точно спятил), злясь, ничего не понимая и не имея ни малейшего представления о том, что я вообще здесь делаю и какая участь мне уготована.
Как бы то ни было, кто бы ни замыслил против меня это зло, пусть даже не думает, что я сдамся без боя. Я вырвусь отсюда во что бы то ни стало. Хотя бы ради Стефана, которому нужна моя помощь. Не сдамся, черт возьми!
А сейчас мне стоит попытаться уснуть. Чем спокойнее и увереннее я буду вести себя завтра, тем выше вероятность того, что мне удастся вырваться.
Должен сказать, по-настоящему меня пугает только одно. Почему я оказался именно здесь, в одном из родовых поместий семьи Рейнхарт? Вероятно, я сейчас слишком зол и озадачен, потому что у меня нет ни одной здравой мысли в голове. Но это неважно. Завтра я обо всем узнаю. Чем бы оно ни было. И тогда решу, как мне действовать дальше. Я найду выход. Обязательно. Стефану не придется ждать слишком долго.
ГЛАВА 2
Дневник Анзельма Линвуда
10 октября
У меня слегка подрагивают руки, снова от сдерживаемой ярости, но я должен выплеснуть свои мысли на бумагу, иначе они просто разорвут меня изнутри.
Пусть с трудом, но мне удалось выспаться этой ночью. Хотя выспаться – это, пожалуй, слишком громко сказано. Я часто просыпался, все еще не вполне веря в свой статус пленника, несколько раз даже проверял дверь, как будто сомневаясь в том, что она действительно была заперта. Была. Да так надежно, что без лома или каких-нибудь других слесарных инструментов выбить ее не представлялось возможным. В комнате, где меня заперли, ничего такого, конечно, не нашлось.
Ближе к рассвету я, видимо, достаточно измучился, чтобы проспать до позднего утра без ежеминутных пробуждений. Собственно, сам я не проснулся, меня разбудил довольно громкий стук в дверь, который вызвал во мне что-то вроде мрачной досады, когда я его услышал. Что за нелепость – стучаться в дверь к запертому пленнику? Все-таки я встал и – о чудо! – обнаружил дверь незапертой!
Мне всегда было нелегко сдерживать свой взрывной характер, но в этот раз самообладание почти полностью оставило меня. Я готов был либо помчаться на поиски хозяина дома, чтобы немедленно разобраться с ним, либо просто броситься вон и хоть пешком по скале покинуть это место. И тут меня снова охватило ощущение, словно тот, с кем я имел дело, прекрасно знал мой характер и поистине виртуозным образом избегал крайних точек моей ярости. Молодая девушка, стоявшая на пороге, с почтительной улыбкой сообщила мне:
– Его сиятельство виконт Рейнхарт ожидает вас в столовой. Он хочет поговорить с вами. Если вам угодно, я провожу вас.
Трудно сказать, почему я так удивился. Наверно, я вообще полагал, что никого из Рейнхартов в настоящий момент не было в замке, а мои злоключения происходили без их ведома и были связаны с какими-то совершенно посторонними людьми, получившими доступ к их владениям преступным путем. Но теперь эта теория рассеялась, и я, конечно, не мог отказаться от возможности узнать, что от меня могло понадобиться такой могущественной и влиятельной личности, как Калеб Рейнхарт.
Естественно, я был знаком со старшим братом Стефана, но близкими друзьями мы не были. Несмотря на свой еще довольно юный возраст (ему только недавно исполнилось двадцать семь, всего четыре года разницы между мной и Стефаном), Калеб уже занимал весьма высокую должность при дворе. Он был одним из руководителей Королевской Финансовой Гильдии, что было исключительным достижением даже для куда более зрелых дворян, не говоря уж о таком юнце, каким, как ни крути, все еще оставался Калеб.
Однако он вполне этого заслуживал. Его способности с ранних лет всех поражали, а теперь, став взрослым, он отточил свой ум настолько, что, кажется, ничто не могло застать его врасплох. Говорят, он чертовски дальновиден, умеет предугадывать действия всех вокруг и далеко не только это. Когда Стефан был младше, он злился на Калеба из-за вечного превосходства, но с годами перерос эту слабость, и между ними установились превосходные отношения.
– Он совершенен, – сказал мне как-то друг без всякой обиды, но даже с искренним восхищением. – Нет смысла воевать с совершенством. Им можно только восхищаться.
Я тогда лишь посмеялся, а теперь и вовсе злюсь на Стефана за такие слова. Может, его брат и совершенен, но восхищения это не вызывает ни малейшего. По крайней мере, во мне уж точно.
Должен признать, Калеба нельзя назвать высокомерным. Он не смотрит на людей свысока, но в нем есть какая-то странная холодность, что-то бесконечно суровое и подавляющее, что-то, что почему-то злит меня до безумия.
Он уже сидел за столом, когда я пришел в столовую. Его вид, как всегда, был безупречен: дорогой, но не вычурный темный костюм, густые черные волосы, изящно обрамляющие бледное лицо, бесстрастный и при этом пронизывающий взгляд. Взгляд…
Все Рейнхарты в той или иной степени красивы, но Калеб выделяется даже в кругу собственного рода. Нет, в нем нет ни намека на женственность, но его глазам могут позавидовать многие представительницы прекрасного пола. Ни у одной девушки я не видел таких роскошных густых ресниц, делавших как будто его взгляд еще более ярким и выразительным, и странного умения смотреть словно и не в лицо вовсе, а в самую душу, без шанса скрыть что-либо от него.
Сдается мне, эти глаза будоражат фантазии многих зрелых и не очень девиц, а может, и некоторых мужчин тоже. Аристократия Триветта лояльно относится к подобной любви, существуют даже законные способы, с помощью которых влюбленные одного пола могут обзавестись наследниками (главное, чтобы социальный круг был одинаковым), поэтому я бы совсем не удивился, если бы кто-то мне сказал, что у Калеба имеются не только воздыхательницы, но и воздыхатели.