Чудеса в решете

Все уселись в торце стола. Торвал, как самый проворный, сразу стал наполнять стаканы. Франси подняла свой, полный янтарной жидкости.

– Спасибо вам, милорд, вы оказали честь моему мужу и мне, посадив за стол рядом. Мы за все годы службы вашему батюшке такой чести не удостаивались. Видимо, судьба к нам наконец-то стала милостива, раз послала вашему чокнутому отцу такого мудрого сына. За вас, милорд!

После стакана настойки и закуски, которую Антон лопал в три глотки, он повеселел.

– Франси! А почему отца все считают чокнутым?

– Ну а кто он, милорд? Как есть ненормальный. Как выпьет, бывало, так рассказывает небылицы. Что он жил где-то не тут, а где, сам рассказать не может. И жизнь там другая, и люди тоже. А то забывал, что жизнь его рядом с нами прошла. А вся дурь эта от книжек, милорд. Накупил книжек, начитался и поглупел. Мой муж говорит, что если много читать, дураком станешь…

– Ну да, – кивнул Антон и повторил любимую присказку Флапия: – И это все знают.

Шер, разгадав, что он шутит, забулькал в беззвучном смехе, а Франси радостно подтвердила:

– Точно подмечено, милорд. И мой муж тоже так говорит. Вы поменьше читайте. Вы, сразу видно, из другого теста сделаны. Из вас благородство наружу лезет.

– Это как? – удивился Антон.

– Ну, вы белокожий, на солнце мало бываете. К физическому труду не приучены. Руки чистые, без мозолей. А такое только у господ бывает. Но что мне нравится в вас, так это то, что душа у вас не светлая.

– А какая? – спросил сбитый с толку Антон и поставил на стол вновь наполненный стакан. – Черная, что ли?

– Зачем черная? – в свою очередь удивилась кухарка. Она раскраснелась от выпитого. И то надо заметить, пила наравне с мужчинами. – Серая.

– Серая?

– Да, серая. Вы просто так на костер человека не потащите и слуг мордовать не будете. Вы сохранили еще человечность. Ну, это и понятно. У греков воспитывались. Они хоть и чудаки, но не Светлые. И посвятили вас Закату, это тоже о чем-то говорит.

Антон поднял стакан, залпом выпил. Сунул в рот желтый кусок плода и разжевал, шмыгнул носом и с интересом спросил:

– И о чем это говорит?

– А мне почем знать? – спокойно отозвалась Франси, выпив свой стакан. Поставила его, утерла рот рукавом ночнушки и потянулась к зелени. – О чем-то.

– А я не знал, ваша милость, что вы Закатный. – удивленно посмотрел на Антона шер.

– Я сам не знал. Только когда сюда прибыл, узнал об этом.

– Надо же! – Глаза Франси вспыхнули настоящим пламенем. Антон в испуге отшатнулся и посмотрел на Торвала. Заметил ли он это пламя? Но тот спокойно жевал колбасу и, когда Антон глянул на жену Флапия, та уже была прежней.

«Показалось», – успокоился он.

– Тайный ритуал! – почти закатив глаза, в странном экстазе произнесла Франси. – От вас скрывали это. Почему? И тут же сама ответила: – Сила. Для того, чтобы скрыть дар. Не иначе.

Франси уже была хорошо подвыпившей и не сдерживалась. Она вытянула руку и резко разжала кулак. Всмотрелась в Антона и разочарованно произнесла:

– Нет… Силы в вас я не вижу.

Антон не обращал внимания на ее путаную речь и жесты. Хочет, пусть машет руками.

– А мой отец, он какой был, тоже серый? – спросил он.

– Ха! Рыцарь Робарт, – с плохо скрытой ненавистью произнесла Франси, – сначала был Светлым и состоял в ордене Рассвета. В Святой земле он находил и сжигал всех, кто имел дар. Это он, как сам говорил, творил добро, очищая землю от скверны. К старости душа его стала черной. – Франси нагнулась к Антону и зашептала: – И он обратился к колдунам-прорицателям. К тем, кого он хватал и тащил на костер. Светлый всегда чернеет, запомни это и не доверяй им.

Все на них спустил, старый козел. И помер, как и жил, бестолково.

– Вы, я смотрю, его не больно любили, – заметил Антон.

– Любили? – презрительно фыркнула Франси. – А за что его любить? Он господин, мы слуги. Чернь. Наше дело служить. Она пьяным взором посмотрела на Антона. – Но вас, мой господин, я уже полюбила. Вы за один вечер сделали для нас с мужем то, чего никогда не делал ваш отец.

– И что же это? – прервал молчание Торвал.

Женщина выпрямилась и посмотрела на шера.

– Милорд посчитал нас за людей, а не за вещь. Тебе, шер, этого не понять ты не человек.

Антон поглядел на Торвала. Широкий и низкий. Но черты лица человеческие. Фигура тоже.

– А что в нем не так? – спросил Антон, разглядывая шера. – Из-за чего Торвал не может считаться человеком? У тебя, Торвал, есть хвост?

Шер и Франси замерли как громом пораженные. Антон переводил взгляд с одного остолбеневшего собутыльника на другого и не мог понять, от чего они замерли?

– По-моему, Торвал очень похож на человека.

Франси ухватила руку шера.

– Не убивай его, Торвал! Он молод еще…

От этих слов спина у Антона похолодела.

– Простите, если я что-то не так сказал, – смиренно произнес он и пожалел, что не взял с собой пистолет. Но кто знал, что, казалось бы, безобидные на первый взгляд слова заставят невысокого шера попытаться его убить.

Но шер неожиданно громко расхохотался. Он смеялся долго, и слезы ручьями текли по его бороде.

– Хвост! – повторял он снова и снова и хохотал. – Остановите ме… ха-ха… меня. Я сейчас… Ох… Умру. Ха-ха! От смеха. Ха. Ой. ой. Живот болит.

– На, выпей. – Франси сунула ему в руку стакан настойки. Торвал выпил и стал успокаиваться.

– Нет, Франси, скорее я умру от смеха, чем убью нашего лорда. Ох. Как весело стало жить… Да-а. Хвост… Ох, твоя милость…

– Вы лучше помогите мне вжиться в этот…. – Антон остановился на полуслове. Он хотел сказать «мир», но вспомнил, как отзывались о его мнимом отце и о его словах о другом мире, и сказал: – получше узнать, как тут живут и вообще, что можно говорить, а о чем лучше промолчать.

– Золотые слова, милорд, – восхищенно произнесла Франси. – Поможем. Правда, шер?

– Конечно, Франси, – разливая остатки настойки и улыбаясь, отозвался Торвал. – Тем боле, что его милость причислила меня к своим товарищам. А товарищ – это, знаешь, почти друг.

– Ну, тогда по последней, и расходимся спать. Завтра поутру выезжаем, – с материнской нежностью глядя на Антона, одобрительно произнесла Франси.

Антон одним махом выпил и произнес:

– Я тут спать буду, на столе, в комнату не пойду, там клопы.

– Тогда уж лучше на сеновале, – подумав, произнесла Франси. – Я вам шкуру медвежью дам, а Торвал проводит.

Утром Антона нещадно трясли за плечо. Он отмахивался и спросонья ворчал:

– Сегодня выходной…

– Вставайте, милорд, завтракаем и выезжаем. Уже рассвело.

– Куда выезжаем? На происшествие? А где Панченко?

– Происшествий, слава Рассвету и Закату, нет, и Панченко тоже. Вставайте, милорд.

Антон с трудом разлепил глаза. С непониманием огляделся.

– Ты кто? – недоуменно глядя на странного старика, спросил он. – Я где? Мы что вчера пили? И с кем? Черт, что это за место? Дача, что ли?

– Пили, милорд, пили. Вставайте. Франси вас подлечит. Это она умеет. А я Флапий, ваш слуга и сенешаль.

– Слуга? Синяя шаль? Я не нанимал слуг. Иди, старик. Дай поспать, – и попытался снова улечься. Но тут он вспомнил все и, мгновенно протрезвев, сел.

– Твою мать… – Антон схватился за голову. – Так это был не сон, и спьяну ему не показалось, что он переселился… – Я в замке? Да? – как-то с недоверием и обреченностью одновременно спросил он. Антон еще хранил робкую надежду, что все, что с ним произошло, это лишь сон.

– Да, милорд, поднимайтесь. Дорога неблизкая, до вечера должны добраться до местной обители Заката.

Антон, опустошенный осознанием случившегося, склонил голову на грудь и пустыми безжизненными глазами уставился на медвежью голову. Из-под шкуры выбрался спаниель, зевнул, потянулся и скачками стал спускаться с сена. Антон блекло улыбнулся, посмотрел ему вслед и поднялся.

– Пошли, Флапий, умываться. Жаль, нечем зубы почистить. У тебя мел есть?