Страница 48 из 49
Он наклоняется и целует меня: крепко и быстро.
— О, принцесса, здесь не о чем переживать. Ты самая лучшая девушка в мире, и мне чертовски повезло, что я нашел тебе. Или что ты нашла меня, я не знаю. Но ты должна мне доверять. Ты милая, красивая, великолепная. И охренительно сексуальная.
— Но я не…
Следующий его поцелуй неспешный, мучительно медленный.
— Секс — это не только опыт или знания. Я думал, что научил тебя этому. Я… я хочу тебя по-настоящему долго. Ты, знаешь ли, недооцениваешь эти свои острые как бритва инстинкты.
Руки Раника начинают блуждать под моей одеждой, пытаясь потрогать все, до чего только могут достать. Эти прикосновения кожа к коже наполняют меня статическим напряжением, и я выгибаюсь. Мои бедра прижимаются к его паху, и он, шумно вдохнув, прислоняется лбом к моему. Золотисто-зеленые глаза глядят из-под отяжелевших век.
— Еще есть время, — выдыхает он. — Уходи, пока я не растерял свой самоконтроль.
Я накрываю его щеку ладонью и целую по-своему: мягко и медленно. А затем опускаю вторую руку и тру ею твердокаменный бугор в его джинсах.
— Нет, — просто говорю я. — Все, чего я хочу, находится прямо здесь.
Не знаю, как, но в перерывах между поцелуями мы возвращаемся в его машину. А затем, тоже между многими поцелуями, добираемся до квартиры. Как только мы оказываемся внутри, Раник проверяет, что никого нет, и набрасывается на меня, снова прижимая к стене. Похоже, это его любимая позиция.
Я отвечаю тем, что скольжу рукой к бугру в его джинсах, и Раник издает тихий стон, от которого меня бросает в дрожь. Потому что от моей ласки стонет сам Раник Мейсон. Осознание этого опьяняет меня, наполняет невиданной силой. Прежде чем я успеваю остановить себя, я расстегиваю его ширинку, вытаскиваю все восемь дюймов его плоти наружу и медленно поглаживаю ее. Раник опускает лицо, чтобы следить за моими движениями.
— Ч-черт, — стонет он, — Элис, это действительно ты?
Я улыбаюсь и целую его в шею.
— Это действительно я.
Его бедра дергаются, он нетерпеливо толкается в мой сжатый кулак. Всю его прежнюю сдержанность сметает волна лихорадочной страсти. Интересно, как долго он сдерживался? Скольких сил ему стоило скрывать свою тягу ко мне от меня?
Продолжая ласкать его, с улыбкой опускаюсь на колени. Его затуманенные желанием глаза смотрят с недоумением.
— Давай, — игриво прошу его, — подойди ближе.
Мне не приходится повторять дважды — он сразу придвигает свои бедра ближе ко мне. Его пульсирующий член вжимается в мою шею, и я, смеясь, целую его в головку. Тело Раника содрогается — без сомнения, от удовольствия. Я провожу по стволу языком до самого низа и вверх, чувствуя его сладкий мускусный запах. Его пальцы погружаются в мои волосы, а вторая рука упирается в стену напротив. Я покрываю его легкими поцелуями, потом смотрю вверх. Восторженное лицо Раника поднято к потолку, но почувствовав, что я остановилась, он переводит взгляд вниз. Секунду молчит, сосредоточенно упивается моим видом. И какой это, должно быть, вид…
***
Раник
Она самая красивая девушка на Земле, и сейчас она стоит на коленях перед моим членом. Ее лицо раскраснелось, голубые глаза ярко сверкают, а эта легкая улыбка на ее губах… Она делает меня не просто болезненно твердым, а превращает в безумца.
Она счастлива. Она наслаждается моим членом. Мы с Элис Уэллс вместе, и она этому рада.
О большем я и просить не мог.
— В-выглядишь ужасно довольной собой, — успеваю произнести, и меня окутывает тугая и влажная глубина ее рта. Мне требуется вся сила воли, чтобы не начать лихорадочно трахать ее ротик прямо здесь и сейчас.
Но вдруг меня осеняет.
Это не ночь моих удовольствий, нет, сэр. Все должно быть наоборот.
Я отталкиваю ее, и она, сбитая с толку, встает.
— Что-то… что-то не так?
Я стягиваю с себя куртку и рубашку, а с нее — джинсы. Поцелуями прокладываю свой путь вверх по ее бедрам и животу, и Элис смеется. Остановившись, я смотрю ей в глаза.
— Я бы хотел, чтобы у нас с тобой все было правильно, Элис Уэллс. Больше никакого дерьма. Никаких игр. Никаких других девушек. Никого, кроме тебя. Только ты. С головы до пят и все, что посередине. Ты — моя, а я — твой.
Я краснею — слова звучат слишком слащаво, — но смущение моментально проходит, как только Элис улыбается мне.
— Я за, — произносит она.
А потом наступает конец света.
Я проникаю рукой в ее трусики и раскрываю ее, два моих пальца входят без особых усилий. Она мягко вздыхает, обнимает меня за плечи. Расстегнув джинсы, я позволяю им упасть на пол, а она нетерпеливо стягивает мои боксеры. Мы оба смеемся, но едва увидев меня целиком, она замолкает. И ей определенно становится не до смеха, когда мой член на долю секунды задерживается у ее входа, а затем глубоко погружается внутрь. Она ахает, и я целую ее в шею.
— Извини, — бормочу я. — Это может…
— Нет, я знаю. Будет больно, но очень недолго. Я быстро привыкну.
Я отстраняюсь и улыбаюсь ей, убирая со лба прядки золотистых волос. Затем наклоняюсь, стягиваю с нее футболку и, расстегнув лифчик, играю с ее сосками, пытаясь отвлечь от боли. Она ерзает, стонет, а когда я втягиваю сосок в рот, чуть ли не брыкается. Мой член чувствует эти движения, и я не могу сдержать мучительный стон.
— Принцесса, не надо…
Она ухмыляется, снова дергает бедрами, и от наслаждения у меня закатываются глаза.
— Назови меня Элис, — просит она.
— Элис, — говорю я, сходя с ума от ее невероятно тугой влажности.
— Снова, — требует она, вращая бедрами.
— Элис, Элис, Элис, Элис… — Я замираю и сквозь туман удовольствия заставляю себя вернуть себе ведущую роль. Завожу ее руки за голову и ухмыляюсь ей. — Не-а. Сегодня ты будешь повторять мое имя, принцесса.
От моего первого толчка ее глаза округляются, а от второго она тоненько ахает.
— Все хорошо? — нервно спрашиваю я.
Никогда не нервничал в постели с девчонкой, но каждая частичка меня хочет одновременно ублажить ее и защитить. А это чертовски сбивает с толку.
— В-все о-отлично. — Я возобновляю движение, и она запрокидывает лицо. — Еще. О боже, Раник, пожалуйста, еще.
— Как пожелаешь, — ухмыляюсь я и целую ее хорошенький маленький ротик.
Эпилог
Месяц спустя
Раник Мейсон — осторожный водитель, и в этом смысле он полная противоположность того, что вы могли бы ожидать от него, татуированного парня в кожанке. Но пока мы едем по узким, многолюдным улицам Сан-Франциско, направляясь к тюрьме, я рада, что он не лихач, больше, чем когда бы то ни было.
Он одаривает меня кривоватой улыбкой, солнце искрится в его золотисто-зеленых глазах.
— Нервничаешь, принцесса?
Я рассеянно тереблю лежащий на коленях пакет с надписью «Для папы».
Киваю Ранику.
— Я бы соврала, если б сказала, что нет.
— Ну, послушай, — начинает он, — волноваться надо только о чуваках с именем Ганнибал. Не подходи к ним. Особенно, если их фамилия Лектор.
Я закатываю глаза, а Раник останавливается на светофоре. Вдали уже вырисовывается тюрьма: полностью из серого камня и устрашающей высоты. Здесь моего папу держат последние десять лет. Скоро я наконец-то увижу его.
И мои нервы уже на пределе.
Раник, должно быть, чувствует, что я сильно волнуюсь, потому что протягивает руку и переплетает свои пальцы с моими. Затем подносит их к губам и целует.
— Ты великолепна, Эл. Не волнуйся. Обещаю, он только увидит тебя и сразу начнет чертовски гордиться той красивой, потрясающей и дьявольски умной девушкой, которой ты стала.
— Это урок комплиментов? — дразню я.
Раник смеется и взъерошивает свои волосы.
— Только если тебе нужны уроки.
— Нужны, — отвечаю надменно. — Но другого рода.