Страница 41 из 49
Она качает головой, все еще улыбаясь. После всего, что она по моей милости пережила за последние несколько дней, это кажется мне чертовым рождественским чудом. Она не хмурится и не смотрит сердито, а улыбается искренней, чистой улыбкой.
Поправив простыни на груди, она склоняет голову набок.
— Итак, что еще? Запах, вкус и…
— Звуки, — немедленно подхватываю я. — Звуки, которые ты издаешь, когда тебя трахают. Черт, перефразирую — звуки, которые ты издаешь, когда испытываешь удовольствие. Именно это, м-м, заводит больше всего.
— Тебя? Или мужчин в целом?
Мое лицо горит. И это просто смешно, что я так сильно смущен. Раник Мейсон, блин, никогда не смущается, так что я просто игнорирую эту реакцию.
— Черт, принцесса, я не могу говорить за каждого скользкого чувака. Я просто рассказываю тебе общие вещи о парнях.
— Но тебе больше всего нравятся звуки.
Больше всего мне нравишься ты. Но пока рядом Тео, ты на меня никогда не посмотришь. И мне придется жить с этой дерьмовой, вырывающей сердце херней до конца моей никчемной жизни.
— Да, мне нравятся звуки. Блин, ну подай на меня за это в суд.
— Я не стану. Подавать на тебя в суд. У тебя нет денег, — ухмыляется она.
— Слушай, суть в том… черт, короче, ты должна получить столько же наслаждения, сколько доставишь, прикасаясь к члену, окей? Если Тео чего-то стоит, если ты ему дорога, то он возбудится, как сумасшедший, лишь увидев, как тебе классно.
Она вся становится розовой. Наверное, представляет Тео со стояком и становится мокрой. Пытаюсь избавиться от давления на ширинку. Не совсем подходящее время, приятель. Она даже не думает о тебе.
Она думала этим утром, — отвечает мой член. Просто посмотри на нее. Какая она горячая, взволнованная и роскошная.
Я знаю, что она такая, придурок. Но ей нужны не мы.
Встаю и натягиваю футболку.
— Ну что, на сегодня все. Мне пора в универ.
— Х-хорошо, — говорит она, чуть задыхаясь. — Мне тоже.
Я должен уйти, просто уйти, прямо сейчас, но я оборачиваюсь, и от увиденного у меня чуть не останавливается сердце. Ее золотистые волосы выбились из пучка, и растрепанные завитки обрамляют ее покрасневшие щеки. Местечко под шеей, которое я целовал, все еще красное, влажное. Бедра под одеялом плотно прижаты друг к другу, а джинсовые шорты еще расстегнуты. Мне виден кусочек ее трусиков — розовых с ленточками по бокам. Тех, что я выбрал для нее.
Тех, что мы выбрали вместе.
Весь контроль, который я имел над своим членом, вылетает в трубу, потому что это я туда его вышвырнул. В мгновение ока я снова склоняюсь над ней. Потому что она мне нужна. По-настоящему. Она нужна мне, нужна…
Элис смущенно глядит на меня, вновь ерзая бедрами.
— Я… я привыкла делать это сама, — начинает она. — Но я… я думаю, что будет полезно… узнать, каково это, когда кто-то другой… делает это тебе.
— Ты уверена? — хрипло спрашиваю я.
— Да, — кивает она. — Пожалуйста.
Другого разрешения мне и не нужно. Я целую ее, крепко и быстро, и она с тихим стоном берет меня за руку и толкает ее в свои шорты. Я чувствую ее жар, мягкость тонкого шелка, очертания ее складок. Там она маленькая, аккуратная, а ее трусики такие чертовски милые, что я еле удерживаюсь от того, чтобы не встать на колени и не осыпать ее поцелуями ниже талии.
Пробно давлю на ее холмик, и она издает легкий вздох. Мои пальцы движутся по кругу, отчаянно пытаясь найти ее самые чувствительные точки. Отчаянно? Это я о себе? Проклятье. С другими девчонками я никогда не теряю самоконтроль. Так почему же сейчас я лезу из кожи вон, чтобы доставить ей удовольствие? Чтобы произвести на нее впечатление? Или потому что этот момент — мой единственный шанс сделать ей хорошо? Или потому что она — все, чего я хочу, но никогда не смогу получить?
Или же потому что я…
Дыхание Элис становится тяжелым, и вырвавшийся у нее обрывистый стон предупреждает, что скоро мне выпадет джекпот. Я выдыхаю, зарывшись лицом в ее шею, ласкаю ее с легким нажимом. Запах сливок и роз одурманивает меня, сладкие стоны пьянят. Еще. Я хочу, чтобы она стонала чаще, громче, быстрее. Хочу, чтобы она потеряла контроль, чтобы кончила под моей рукой. Хочу видеть ее лицо, когда удовольствие опалит ее изнутри.
А еще я хочу, чтобы она знала безо всяких сомнений, что я люблю ее.
Бедра Элис сжимаются, и я перемещаюсь ниже, позволяя влаге внутри ее трусиков направлять меня.
— А внутри? — бормочу я. — Там ты что-нибудь делаешь?
— И-иногда, — выдыхает она. — Но… а-ах!
Мой палец легко входит внутрь. Там она гладкая и горячая, текстура хоть и знакомая, но совершенно другая.
— Но что? — мягко спрашиваю ее. Она извивается, ее голубые глаза подернуты дымкой.
— Не хочу, чтобы ты д-делал то… то, что не хочешь…
Гортанно смеюсь, будто счастливый лев.
— Поверь мне, принцесса, — шепчу, — я очень давно хочу это сделать.
Говорить ей такое неправильно, очень неправильно, но она, кажется, больше не обращает внимания на мою болтовню, и я дико этому рад. Я продвигаюсь глубже, и ее голова откидывается назад, обнажая бледную шею. Наклоняюсь и медленно целую ее, пока пальцем то выхожу, то погружаюсь еще глубже. Она вознаграждает меня стоном, громким и восхитительно удивленным, и я усмехаюсь ей в горло. Для большего эффекта сгибаю палец крючком, и она, дернувшись, ахает. Потом, широко распахнув глаза, смотрит вниз.
— Ч-что это было… — Я повторяю маневр — только сильнее, и она со стоном выгибает спину. — Раник…
— Ты должна знать, ботанка. — Склоняюсь к ее уху. — Там точка G. У тебя точно пятерка по биологии?
Она хмурится, собираясь заспорить, но я обхватываю губами мочку ее уха и нежно прикусываю ее, вворачиваясь еще глубже внутрь, и вся ее хмурость тут же превращается в шок. Ее тело дрожит, сообщая мне все, что надо. Ей нужно больше: еще один толчок, еще один палец. Моя рука полностью влажная, и вся комната пропитана запахом — полностью женским, полностью ее. Я становлюсь настолько болезненно твердым, что джинсы уже дерьмово справляются с задачей сокрытия улик.
Смотрю на ее черный лифчик — он самый обычный, его легко будет снять. И призываю все свою силу воли, чтобы не тронуть его и не позволить ее грудям выпасть наружу. Чтобы не раздвинуть ее ноги и не попробовать ее там на вкус. Не расстегнуть молнию на джинсах и не выпустить член на свободу. Хочу втираться в нее, но запрещаю себе. Горю желанием сделать гораздо больше, но ласки пальцами — это все, что она мне позволит. И это больше, чем я, черт возьми, заслуживаю.
— О-о, — выдыхает она. Ее веки трепещут, когда я подвожу ее к краю. — Раник!
Мое имя на ее опьяненных страстью губах — одурманивающий звук, от которого мои бедра без разрешения дергаются. Чтобы отвлечься от неистового желания раздеть ее прямо сейчас и проскользнуть внутрь, я зарываюсь лицом в ее шею. Мягко прикусываю нежную плоть, чувствуя ее судороги вокруг своих пальцев. Она задыхается, и все внутри нее в этот момент восхитительно напрягается. Стонет, и сладкий, протяжный, высокий звук заполняет собой все пространство.
Я отстраняюсь и смотрю на ее лицо — покрасневшее и сонное, удовлетворенное и восторженное. Оно такое из-за омывающего ее удовольствия, которое постепенно сходит на нет. Она больше не выглядит грустной, это уж точно. Но это не навсегда.
Пока она приходит в себя, я продолжаю играть с ней снаружи, лениво потираю и смотрю, как она вздрагивает. С нею здорово, правда здорово. Я никогда таких не встречал. Медленно-медленно ее дыхание начинает выравниваться. А я впервые осознаю, что все это время задыхалась не только она, но и я.
Ее голубые глаза встречаются с моими, и я внезапно осознаю, как, черт побери, мы сейчас выглядим: моя рука глубоко в ее трусиках, и она, распластанная, лежит у меня на постели. Немедленно отстраняюсь, откашливаюсь и поднимаюсь с кровати.
— Мне надо… короче, мне правда надо идти. Надеюсь, э-э, надеюсь, урок был полезным. Ну, ты же знаешь, мы здесь, чтобы помочь тебе всему научиться.