Страница 17 из 21
- И в оригинале крошку зовут Марихен? - мгновенно догадывается умная Ксенька, получив подсказку. - Забавно. Ну что же, теперь я готова выполнить свою часть обязательств. Тебе как, рассказывать по порядку или сначала ответить на вопросы?
- Сначала на вопросы, - быстро решаю я. - Водопьянов - мой отец?
- Да.
- И он пытается меня убить?
- Нет. Извини, что заставила тебя так думать, напугала... Ума не приложу, что на меня нашло, как я могла не заметить очевидного неправдоподобия этой версии? Ещё вопросы имеются?
- Имеются, но с ними я потерплю до конца вашего рассказа.
- Ага, ну что ж... Всё началось с того, что Сергей Водопьянов, единственный сын - нет, не поварихи и лекальщика, но почти - кондитера-технолога и инженера-металлурга из Липецка поступил в московский пищевой институт. Шёл восемьдесят шестой год, Горбачёв уже был генсеком, свистопляска с развалом СССР и победой дикого капитализма ещё не началась, но веяния уже были. Водопьянову повезло (или не повезло, это как посмотреть) попасть в одну группу с дочерью большого партайгеноссе и вызвать в ней нежные чувства. Девушка настояла, чтобы Большой Папа дал согласие на её мезальянс с простым парнем из провинции.
Таким образом, в девяностом году, когда пошла вакханалия с разграблением народного добра и переделом собственности, везучий-невезучий юноша получил начальный капитал и полезные связи, позволившие ему заложить фундамент будущего благосостояния. Но вместе с бочкой мёда ему досталась неизбежная ложка дёгтя: ящер-тесть открытым текстом пообещал неприятную смерть близким парня и ему самому, если он позволит себе обидеть жену. Причём под обидой подразумевалась не измена как таковая (тесть сам питал слабость к шлюхам и не видел в этом ничего зазорного для мужчины), а серьёзные отношения, которые могли угрожать браку.
Десять лет изрядно напуганный Сергей был примерным мужем и отцом, а потом природа сказала своё веское слово, и парень влюбился до безумия.
- В Виталину? - недоверчиво спрашиваю я, окинув мысленным взором хорошенькую, но пустенькую мать Лизы.
- Нет, - понимающе усмехается Ксения. - Не настолько у твоего папеньки плохо с головой. Твою настоящую мать зовут Ириной.
- Но... Как же Рогалёвы? Они знали?..
Ксюха вздыхает.
- В том-то и дело, что нет. Ума не приложу, как теперь разгрести всё, что наворотил с перепугу твой отец, чтобы никто не подвинулся рассудком. Я бы точно подвинулась, если бы узнала, что мои дети на самом деле не мои, а моих воспитывают совершенно чужие дядя и тётя. Не могу выразить, до какой степени я тебе сочувствую, Лиза.
- Спасибо, - шепчу я и опускаю глаза. По совести, нужно бы утешить Ксеньку, дать ей понять, что мой рассудок её новость не сокрушит, но как это сделать, не признаваясь, что я не совсем Лиза? - Я не очень... Вы же знаете, мы с родителями никогда не были близки.
- И теперь этому находится объяснение, - говорит она сухо. Я съёживаюсь, но тут же понимаю, что её необрение относится не ко мне. - Хотя вообще-то эта история слишком драматична, чтобы судить её участников по стандартным нравственным меркам. Сама понятия не имею, как поступила бы на месте твоего отца. Ирина была на сносях, когда он, возвращаясь от неё как-то вечером, обнаружил за собой слежку. Нужно сказать, что он уже имел возможность убедиться - не на собственном, правда, примере, - что слов на ветер его тесть не бросает. Ирине, её ребёнку, родителям Сергея и ему самому действительно грозила смертельная опасность. Твой отец к тому времени был уже достаточно состоятелен, но возможности тестя превосходили его собственные на порядок. Сергей решил, что единственный, не самый верный, но всё же шанс защитить дорогих ему людей - покончить с собой.
И тут в игру вступает господин Мовсесян, доверенное лицо, которму твой отец поручил приобрести для него пистолет. Овсеп Вардгесович на десять лет моложе Сергея, при этом тонкость ума и прочие превосходные качества лучших сынов древнего народа позволили ему к двадцати годам не только стремительно взлететь по карьерной лестнице, но и завоевать сердечное расположение, практически дружбу босса. Сопоставив поручение с бледным цветом лица патрона, Мовсесян пришёл к правильным выводам и убедил Сергея полностью ему довериться. Он же был автором и исполнителем идеи, благодаря которой ты стала Елизаветой Рогалёвой. По его совету Сергей полностью прекратил общение с Ириной, доверив её судьбу и судьбу своего ребёнка Овсепу, который организовал подмену детей в роддоме, подкупив кого-то из персонала, а позже - эмиграцию Ирины с младенцем в Чехию.
До две тысячи четвёртого года Сергей честно держал данное помощнику слово, не пытаясь как-либо связаться с любимой женщиной или навести справки о родной дочери, а потом ящер-тесть преставился. Выждав полгода, Водопьянов развёлся с женой, переехал в Чехию, женился на Ирине и удочерил девочку, которую она считала их общей дочерью. Но счастливая жизнь у них не сложилась: твой отец, как ни старался, не смог по-настоящему привязаться к чужому ребёнку. Ирина интуитивно чувствовала его равнодушие, оно обижало её и ранило, а объясниться с ней начистоту Сергей не посмел - слишком велика была его вина. В десятом году они тихо - по взаимному согласию - развелись, Сергей вернулся в Москву и попытался как-то обустроиться в руинах, в которые превратил собственную жизнь.
Первым делом он помирился с сыном от первого брака. Григорий громогласно отрёкся от отца, когда тот развёлся с его матерью и женился на Ирине. Заклеймил предателем, отказался от общения в любой форме. Но тогда ему было пятнадцать, а к моменту возвращения Сергея исполнился двадцать один. Мальчик немного поумнел - не только из-за того, что стал старше, но и потому, что его мать, которой Водопьянов при разводе честно оставил половину имущества, вышла замуж за молодого человека тридцати с хвостиком лет и полностью доверила свои финансовые дела новому мужу. А когда Григорий попробовал протестовать, сообщила сыну, что он уже совершеннолетний, следовательно, на её деньги не имеет никакого права, и распоряжаться ими она будет так, как сочтёт нужным. Словом, возвращение блудного отца, готового подставить обиженному мальчику плечо и карман, пришлось Григорию как нельзя более кстати.
Помириться-то они помирились, только вот душевным теплом в их отношениях не пахло. Не нравятся они друг другу - чисто по-человечески, и с этим ничего нельзя поделать. М-да... Словом, Сергей всё чаще стал обращаться мыслями к дочери, которая его волей считала родителями чужих людей.