Миссия

 - Отравить...- вдруг сменив ярость на безразличие, бесцветным голосом повторил визирь.

 - Да, господин, - кивнул Никита Алексеев, - по всей видимости, в кувшин влили сок цикуты.

 Сулейман-паша помолчал, а потом вздохнул.

 - Хорошо. Но говорить с супругой будешь ты, - визирь окинул взглядом подьячего, выглядевшего старше своих лет.

 - Позвольте моему товарищу за ширмой вести записи, чтобы сказанные слова не пропали даром.

 Великий визирь лишь кивнул и прикрыл глаза.

 Гостей провели через сад в беседку, украшенную пестрой мозаикой. За китайской ширмой был приготовлен столик и все необходимое для письма. Лисица нырнул туда, а Никита присел на низкую скамью. Послышалось шуршание платьев, и в сопровождении евнуха вошли две женщины, закутанные с ног до головы. Лицо евнуха выражало нескрываемое презрение ко всему происходящему. Та, что была одета заметно богаче, изящно опустилась на подушки напротив подьячего, вторая - по одежде та, что встречалась в саду с кетхюдой - стала позади супруги визиря.

 Никита говорил по-турецки медленно, чтобы Иван успевал писать на родном языке. Он цветисто извинился перед госпожой и, сославшись на визиря, попросил позволить задать несколько вопросов о недавнем событии. Та согласно кивнула и чарующим голосом ответила, что выполнит пожелание супруга беспрекословно.

 Сперва она отвечала легко и без малейшего беспокойства. Да, она послала служанку на кухню за кувшином шербета, та передала его госпоже Нурай (стоящая позади женщина наклонила голову, подтверждая эти слова). Нет, посланная на кухню служанка ничего не знала о находящемся под стражей родственнике своей госпожи. Нет, кувшин не оставался без присмотра ни на секунду и его принесли тогда, когда евнух получил от визиря разрешение посетить узника. Но по какой-то причине следующий вопрос смутил супругу визиря.

 - Скажите, госпожа, а кто входил в покои пленника? Втроем или вы одна?

 Женщина пошевелилась, удобнее устраиваясь среди подушек, и с ее ножки упала туфелька. Остроносая, без задника, она как-то неловко притулилась на ковре, а Никита Алексеев не мог отвести глаз от маленькой ступни, понимая, что это выглядит оскорбительно. Но нежная ножка выглядела так беззащитно! Супруга визиря почти незаметным движением набросила подол и оглянулась на евнуха, и тот возмущенно закатил глаза. Подьячий примирительно покачал головой и чуть добавил твердости в голос.

 - Прошу меня простить, но это важно! Ведь яд каким-то образом попал в кувшин, значит, злоумышленник должен был носить его с собой. А ваш евнух, насколько я помню, что-то прятал в своем тюрбане, когда господин разрешил ему отвести вас к родственнику. Поэтому я должен знать, кто заходил к арестанту.

 Супруга визиря не успела ответить, как евнух заверещал:

 - Конечно, мы все! Я не мог позволить госпоже и Нурай-хатун остаться наедине с мужчиной! И я ничего не прятал в тюрбане, а поправлял его!

 Никита спокойно наблюдал за брызжущим слюной евнухом, а потом опять негромко спросил:

 - Так значит, вы находились внутри, пока госпожа разговаривала со своим родственником?

 - Что? Я не понимаю, что вы говорите, вы, верно, плохо знаете язык и мелете невесть что!

 Подьячий повторил вопрос громче, евнух замялся лишь на секунду и прошипел:

 - Я не оставлял госпожу ни на секунду!.. И ничего не прятал в тюрбане.

 Госпожа Тангюль подалась вперед и очень тихо проговорила:

 - Простите его, господин. Он долго служил в доме моего отца, стал стареть, слышит плохо. Но он верный человек, и я не хочу, чтобы у него были неприятности. Он не мог никого отравить.

 - Но он знал о пойманном... об узнике и причине, по которой ваш родственник оказался под замком?

 - Да, конечно, как только супруг мне рассказал, евнух тоже обо всем узнал.

 Никита попросил женщин подождать и удалился за ширму к Лисице.

 - Что думаешь, Ваня?

 - Что же, выходит, этот жирный боров только и мог подлить яд? Тогда убить шпиона ему приказал отец госпожи Тангюль.

 - Да, для такого дела тесть визиря скорее бы использовал верного слугу и не стал обращаться к дочери. И значит, отец госпожи Тангюль тоже предатель? Опасаясь разоблачения...

 - Так-то оно так, а вот ежели с другой стороны, то тестю и зятю было бы проще сговориться и не убивать несчастного, который к тому же еще и родственник. Если предатель - отец госпожи, то, разоблачив его, визирь и сам подвергнется нешуточной опасности. Его враги убедили бы падишаха, что нет дыма без огня. Визирь мог сколь угодно возмущаться предательством тестя, но прикрыл бы его, разве нет?

 - Твоя правда, - подьячий потер подбородок, - но тогда зачем евнуху травить пойманного шпиона?

 - А может он сам... Сам решил помочь хозяину? Ты говоришь, он что-то в тюрбане прятал? А если он вылил яд в кувшин, то склянку куда дел? Во дворце за всеми и за каждым шагом не по одной паре глаз следит. А вдруг у него в чалме до сих пор...

 - А давай посмотрим, - подмигнул Ивану товарищ и шагнул из-за ширмы.

 - Что? Да где это видано, чтобы ничтожные гуяры приказывали правоверным! Снять тюрбан перед неверным сыном шакала и ослицы?! Да обрушатся на...

 Никита лишь вздохнул и сказал, что говорит он в эту минуту от имени и по воле Сулейма-паши.

 - Вы могли вылить яд в кувшин, раз были в покоях родственника госпожи Тангюль. Позвольте же осмотреть вашу чалму и одежду, - проговорил подьячий, расправив плечи и надвигаясь на евнуха. - Если я не найду ничего подозрительного...