Страница 5 из 7
С точки зрения психоанализа отношений, сопротивление успеху, наблюдающееся у Декстера, – это симптом двух его первичных форм отношений: конкуренции и эксплуатации, каждый из которых связан со сложной конфигурацией, включающей в себя одного из родителей. Декстер боится, что эмоциональная близость с другими людьми чревата требованиями и ожиданиями, которым он не сможет соответствовать. После попытки управлять своими отношениями с матерью, избегая ситуаций, где можно было потерпеть неудачу, и преуспевая там, где у него были все основания для уверенности в успехе, Декстер продолжал следовать этой схеме. Особенно это проявилось в его учебе. Желая создать отношения, снижающие страх неудачи и в то же время не угрожающие его целостности, он решает добиваться успеха только в тех делах, где он гарантирован. Рассмотрим его решение бросить футбол, чтобы не быть вторым игроком. Этот поступок можно расценивать как межличностную тактику, позволяющую избегать ситуации, когда он не может удовлетворить ожиданиям матери. По иронии судьбы, стратегия избегания неудачи приводит именно к многочисленным неудачам. Например, чтобы избежать провала в учебе, он неоднократно бросает колледж и не пишет курсовую работу. Его беспорядочная учеба отражает его движение по узкой грани: он избегает работы, которую боится не выполнить с полным успехом, и в то же время делает достаточно для того, чтобы не превратиться в законченного неудачника.
Другая первичная конфигурация Декстера, связанная с его отношениями с отцом, представляет собой схему неудачи, необходимой для того, чтобы не ставить отца под угрозу. Успех пробуждает тревогу, и Декстер убежден, что не сможет добиться успеха там, где это не удалось другому. Следовательно, для того чтобы уменьшить тревогу в межличностных отношениях, он саботирует собственную деятельность всякий раз, когда чувствует, что успех близок. Действие этой пораженческой стратегии особенно заметно в его отношениях с отцом. Этот паттерн вступает в конфликт с его желанием достичь успеха, чтобы победить другого и удовлетворить ожидания, т. е. с паттерном отношений с матерью. Две эти схемы отношений противоречат друг другу. Успех означает удовлетворение людей, которых он идентифицирует с материнской фигурой, но угрожает отношениям с отцом. Поражение приводит к противоположному результату. Чтобы удержать равновесие между обеими конфигурациями, каждая из которых ставит под угрозу значимые отношения, Декстер выбирает сложный паттерн, предполагающий достижение частичного успеха и саботаж собственной деятельности. С этой точки зрения, его симптомы можно рассматривать как компромисс, но компромисс между конфликтующими паттернами отношений, а не противоборствующими интрапсихическими силами, как принято считать в эго-психологии. Два этих подхода объединяет общий принцип, согласно которому симптоматический паттерн представляет собой попытку минимизировать тревогу, вызываемую конфликтом, но, с точки зрения эго-психологии, источник тревоги и конфликт находятся внутри психики, а с точки зрения анализа отношений – в отношениях.
С этих позиций проблема состоит не только в том, что между конфигурациями существует конфликт, но и в том, что эти паттерны отношений слишком ограничивают личность. Декстер располагает весьма бедным набором способов формирования отношений; его первичные паттерны – конкуренция и страх эксплуатации. Ограниченные модели подобного рода, с точки зрения психоанализа отношений, составляют ядро проблемы, поскольку приводят к сужению межличностных отношений. Основная цель анализа Декстера – расширение паттернов межличностного взаимодействия. Следовательно, лечение должно быть направлено не только на разрешение конфликта между этими противоборствующими способами взаимодействия, но и на прекращение их главенства в сфере межличностных отношений.
С точки зрения психоанализа отношений, единица анализа – это конфигурация отношений между пациентом и аналитиком. В этом состоит еще одно расхождение между данным подходом и эго-психологией, в которой делается акцент на интрапсихической жизни пациента. С точки зрения анализа отношений, эго-психология слишком сосредоточена на той роли, которую играет в терапевтических отношениях пациент, а вклад аналитика остается практически без внимания. Согласно анализу отношений, аналитик не меньше пациента участвует в создании аналитических отношений, и самой первой его задачей должно стать выяснение той роли, которую отводит ему пациент в рамках устойчивых форм своего поведения. Например, в случае Декстера аналитик не пытается оставаться вне пространства соперничества и страха эксплуатации, но признает неизбежность своего участия.
Аналитик, работающий в русле этого подхода, попытался бы выяснить, какие действия терапевта приводят к возникновению у пациента страха быть использованным. Зачем аналитику нужен успешный результат анализа? Все аналитики в некоторой степени чувствуют необходимость успешного завершения терапии. Реагирует ли пациент на его желание добиться успеха? Не заставляло ли что-нибудь аналитика оказывать особенно сильное давление? Кроме того, уверенность пациента в том, что он конкурирует с аналитиком, должна вызывать с его стороны ту или иную реакцию. Не состязается ли и аналитик с пациентом? Пациент выискивает сферы, в которых превосходит аналитика. Но не ведет ли и сам аналитик аналогичный «счет»? Можно поставить вопрос еще более остро: не была ли конкуренция со стороны Декстера спровоцирована конкуренцией с стороны аналитика? С позиций анализа отношений следовало бы предположить, что аналитик оказался в некотором роде вовлечен в конкурентную борьбу, и бессознательные попытки пациента саботировать анализ, совершая ошибки якобы по рассеянности, представляют собой не столько симптом внутренней борьбы, сколько результат обоюдного соперничества.
В таком случае восприятие Декстером моих интерпретаций как критики – это только одна сторона проблемы. Его жалобы на нарциссическую эксплуатацию с моей стороны можно рассматривать как критику в мой адрес. Если заострить вопрос: возможно, я относился к нему и в самом деле критически, раз он это почувствовал? Не оказались ли мы вовлечены во взаимную критику? С точки зрения психоанализа отношений, я неизбежно буду относиться к пациенту с определенной долей критицизма(например, в ответ на обвинения Декстера в критическом к нему отношении), поддерживая таким образом свойственную Декстеру тактику самообесценивания. Все это должно быть использовано для выяснения того, почему аналитическая диада оказалась вовлеченной во взаимную критику.
Если бы деятельность аналитика не выходила за пределы мира пациента, никакой прогресс не был бы возможен. Чтобы добиться изменений, аналитик старается вовлечь пациента в новые формы взаимодействия внутри их общего пространства. Для этого он обращается к отношениям, существующим в жизни пациента. Ключевая интервенция, которую осуществляет аналитик, должна прояснить, почему только эти конкретные формы отношений (в случае Декстера эксплуатация и конкуренция) доступны в аналитическом процессе? Например, аналитик может включиться в борьбу за «победы» и «поражения», но затем он создает ситуацию, когда пациент оказывается перед вопросом, почему определенная форма отношений стала основной и устойчивой для их взаимодействия. Если использовать метафору из сновидения Декстера, то вопрос аналитика прозвучит следующим образом: «Почему аналитик и пациент втянулись в гонку, победа в которой настолько важна, что для ее достижения соперника сталкивают с обрыва?»
С этой точки зрения, камень преткновения в аналитическом процессе – не сопротивление Декстера, а проблема аналитической пары. Главное заключается в том, что, когда становится возможен прорыв, Декстер возвращается к своим старым схемам поведения. Иными словами, мы с Декстером создали тупиковую ситуацию, из которой ни он, ни я не могли выйти. Аналитик, мыслящий в данной парадигме, предположил бы, что во мне и в пациенте есть что-то такое, что мешает нам установить новые отношения. То, что Декстер реагирует усилением тревоги в ответ на сближение со мной, свидетельствует о проблеме близости, актуальной для нас обоих. Поэтому моей задачей должна стать работа как с его тревогой, так и с моей собственной, и когда я задаюсь вопросом, почему после кажущейся близости отношения стали более отстраненными, я должен также бороться с моей собственной потребностью в дистанцировании.