Что скрывает незнакомец

Ник хочет познакомить меня со своими родителями! Не могу поверить – между нами и вправду все серьезно.

Я встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.

– Спасибо, Ник. За все, что ты для меня делаешь. Я очень это ценю, – сказала я с благодарностью в голосе.

– Без проблем, – ответил он. – Я делаю это для нас.

Дорога к Мюллерам заняла полчаса – по швейцарским меркам, это целое путешествие. В машине мы хохотали над тем, что синяк Ника идеально сочетается с синим цветом моего платья. Здорово, что мы с ним на одной волне.

Ханс и Эрика Мюллеры жили в Люцерне, в красивом доме на берегу озера. Их пара произвела на меня приятное впечатление: они были по-прежнему влюблены друг в друга и вышли к нам, держась за руки. Надеюсь, через двадцать лет мы с Ником будем такими же, как они, – счастливыми и безумно влюбленными друг в друга.

Вместо сухого швейцарского рукопожатия Эрика тепло обняла меня и пригласила в дом. От нее пахло цветами и домашней выпечкой.

– Ники, а ты молодец! Какую девушку к нам привел, – сказала Эрика, обнимая Ника.

Ник крепче сжал мою руку. Я смущенно улыбнулась.

Эрика сказала, что ей нравится мое платье, и провела нас на задний двор, где был накрыт стол с закусками для раклета[2]. Я вызвалась помочь расставить тарелки. Ник стоял рядом и оживленно беседовал с Хансом.

– Ник много о тебе рассказывал, – с улыбкой сказала Эрика. – Говорил, что ты работаешь в женском журнале. Когда-то я тоже хотела стать журналисткой. Но потом встретила Ханса, и все пошло кувырком. Дом, дети… правда, сейчас они уже взрослые.

Я призналась Эрике, что тоже мечтаю о семье и детях. В голове невольно всплыли картинки нашей счастливой семейной жизни с Ником.

– Ты очень хорошо говоришь по-немецки. Давно живешь в Швейцарии? – с любопытством спросила Эрика.

Не люблю, когда мне задают этот вопрос. Приходится подолгу объяснять, что вообще-то я живу в Москве, а в Швейцарию приехала погостить у своего парня. Сочувственное молчание вместо ответа раздражает не меньше самого вопроса. Все сразу видят в тебе авантюристку, которая охотится за европейским паспортом. Но я не такая. Я искренне любила всех мужчин, с которыми встречалась.

Прежде чем я успела сказать это вслух, в разговор вмешался Ник. Он жестом дал понять, что сам объяснит Эрике, что к чему.

– Анна пока живет в Москве, но очень скоро переедет жить ко мне.

Вот это да! Такого ответа я не ожидала. Я одарила Ника лучезарной улыбкой. Он подмигнул мне.

– Я очень рада за вас обоих, – сказала Эрика. – Любовь – это прекрасно.

Она подняла бокал, и мы чокнулись.

С каждой минутой Мюллеры нравились мне все больше. Ханс производил впечатление сдержанного человека, а вот Эрика, наоборот, была очень страстной и увлекающейся натурой. Уверена, что в молодости она жила на полную катушку – курила травку, с завидной регулярностью меняла парней и много путешествовала.

Несмотря на буйную молодость, Эрика стала образцовой мамой. Я видела, с какой любовью она говорит о своих детях, как тепло отзывается о Нике: неудивительно, что он вырос таким заботливым и добрым. Эрика легко располагала к себе людей: с ней можно было говорить на любые темы и поделиться любым, даже самым постыдным, секретом – она бы все равно выслушала тебя и не стала бы осуждать.

Мне всегда хотелось, чтобы моя мама тоже была такой. Мы не были с ней подругами даже в детстве: всякий раз, когда я просила у нее совета или делилась тем, что меня тревожит, мама одаривала меня осуждающим взглядом. Неудивительно, что в какой-то момент я просто перестала с ней откровенничать.

До сих пор не знаю, как рассказать ей, что я рассталась с Леоном и начала встречаться с Ником. Каким бы идеальным ни был Ник, мама точно не сможет смириться с тем, что я потерпела очередное поражение в отношениях с мужчинами. Когда-нибудь она, конечно, с этим смирится (разве у нее есть выбор?), но перед этим изрядно потреплет мне нервы. А этого мне хотелось меньше всего на свете.

После ланча Эрика принесла фотоальбом. Она рассказала, что в детстве Ник мечтал стать фотографом. На шестнадцатилетие они с Хансом подарили ему пленочную камеру: в течение двух лет Ник ходил с камерой наперевес и снимал буквально все вокруг, пока ему это не наскучило, и он не стал проявлять интерес к цифрам.

– Посмотри, какой он был хорошенький.

Я взяла протянутую фотографию. Ник и вправду был красивым мальчиком – с густой копной каштановых волос и огромными голубыми глазами.

– Ты совсем не изменился, – сказала я Нику.

– Только постарел немного.

– Мы все не молодеем, – заметил Ханс. – Анна, поверь, меня на фотографиях ты уже не узнаешь.

Мы хором рассмеялись. Я попросила Эрику показать Ханса в молодости. Она протянула мне черно-белую фотокарточку с красивым худощавым мужчиной в военной форме. Я без труда узнала в нем Ханса.

– Вылитый Марлон Брандо, – с улыбкой сказала я.

Ханс зарделся, а Эрика игриво хлопнула его по плечу.

– Ник, ты лучше смотри в оба, а то Ханси уведет у тебя Анну, – пошутила Эрика.

Мы с Хансом и Эрикой вновь начали смеяться. Краем глаза я заметила, что Ник немного напрягся: кажется, шутка Эрики ему не понравилась.

Я решила сменить тему и попросила Эрику показать мне фотографии ее детей. Она охотно согласилась и принялась листать семейный альбом.

– Смотри, это Лена. А это моя младшая, Карин.

У сестер были зеленые глаза, которые они унаследовали от Ханса. Густые волнистые волосы достались им от матери: в молодости Эрику легко можно было спутать с Шер.

– Они тоже живут Люцерне? – спросила я.

– Карин живет в Люцерне, да, а Лена в прошлом году переехала в Берн. Ник, вы с ней общаетесь?

Эрика вопросительно посмотрела на Ника.

– Да, – сказал он. – Но не очень часто.

– Вы так и не помирились? – тонкие брови Эрики удивленно взлетели вверх. Прижав пальцы к губам, она снова повернулась ко мне. – Лена что-то не поделила с бывшей девушкой Ника. Как же ее звали… ах да, Анастасья.

– Анастасья Орлова, – зачем-то добавил Ханс.

Должна признаться, что бывшая Ника успела мне порядком надоесть. Я представила, как она сидела здесь, на моем месте, смеялась над шутками Эрики и пила за здоровье Ханса. Воображение рисовало красочные сцены, в которых Ник признавался ей в любви, держал ее за руку, целовал, трахал…

Я заставила себя прекратить эти мысли. Повернулась к Нику в надежде на ободряющую улыбку и… не смогла его узнать. У него были сжаты челюсти, и во всем теле ощущалось заметное напряжение. Голубые глаза превратились в узенькие щелки – совсем как тогда, на парковке. Только сейчас было светло, и я не могла ошибиться. Лицо Ника перекосило злобой. От мальчишеской улыбки Тома Круза не осталось и следа.

– Я же просил не говорить о ней, – процедил Ник сквозь зубы.

Он говорил медленно, делая паузу после каждого слова, словно хотел удостовериться, что его точно правильно поняли.

За столом воцарилось неловкое молчание.

– Ник, прости, я забылась, – виновато произнесла Эрика. Она поспешно сложила фотографии и унесла альбомы в дом.

– Эй, все в порядке, – прошептала я, погладив Ника по руке.

Он криво усмехнулся.

– Думаю, нам пора.

– Ник, но мы же хотели показать Анне Люцерн, – попытался возразить Ханс.

– В другой раз, – отрезал Ник. – Анна, собирайся, мы уезжаем.

Дорога домой растянулась на целый час из-за пробок. Ник все время молчал, погрузившись в свои мысли. Я тоже не проронила ни слова. День был безнадежно испорчен.

2

Швейцарское национальное блюдо, которое готовится из расплавленного жирного сыра.