Страница 2 из 9
Лукас: Случай этот интересен и удивляет нас тем, что мужчина до сих пор, несмотря ни на что, имеет страх перед встречей с сыном. Хотелось бы в качестве преддверия сказать две вещи относительно этой проблематики. Мы часто применяем в работе так называемый «внутренний диалог». Что принципиально в данном случае? Человек противопоставляет себе нечто и вступает с этим «нечто» в диалог. Если нет такого противопоставления, нет противоположной стороны, то и диалога не будет. Само слово «диалог» означает «два смысла».
Самый классический вариант внутреннего диалога бывает при применении метода парадоксальной интенции (правда, к этому случаю парадоксальная интенция не подходит). В парадоксальной интенции человек, можно так сказать, ведет беседу с частью самого себя. Духовная личность как таковая находится в диалоге со своим страхом (личность и страх этой личности). В отдельных случаях мы пытаемся побудить человека к этому диалогу на базе противоречий.
Например, «фантастический диалог». Автором его является Йозеф Фабри, один из учеников Виктора Франкла. В «фантастическом диалоге» присутствует попытка провести беседу между двумя умершими людьми. Не помню, говорила ли я об этом на прошлом семинаре. Если нет, то в течение этой неделе мы еще можем уделить внимание этой теме. То, что пыталась сделать терапевт, это была попытка диалога между живущим человеком и умершим, погибшим. Прежде чем мы предложим человеку такой диалог, мы должны выяснить, что именно этот живущий человек хотел бы сообщить умершему. Нужен про-мотив, который придает силу.
В каких-то случаях, например, для преодоления своих страхов, человеку требуется сила. Здесь мы видим типичный страх невротического характера, который вращается вокруг собственного «я». Мысль следующая: если я разговариваю с сыном, мне становится хуже. Это страх за самого себя. Вот почему надо открыть самотрансцендентность и выяснить, почему мне от этого будет хуже? Потому что я печален или горюю. А почему у меня печаль, когда я думаю о своем погибшем сыне? Потому что я его любил. Получается, что мы уже сталкиваемся с аспектом «любовь к сыну». Ведь и печаль, и горе, и любовь взаимосвязаны. Человек печалится по поводу потери другого, любимого человека. Если бы сын был ему безразличен, то и не было бы этого горевания.
А теперь давайте подойдем к вопросу с другой, несколько философской точки зрения. Когда мы имеем дело с ударами судьбы, всегда есть причина за что-то благодарить. Удар судьбы вызывает либо страшное и ужасное переживание, либо потерю чего-то чудесного, но при этом одновременно у нас появляется повод для благодарности. Если вы пережили что-то ужасное, тогда получается, что вы выжили в этой ситуации. Вы не умерли, не погибли. В случае гибели и проблемы такой не возникло бы! Тот факт, что вы выжили, дает вам новые шансы для новой жизни. Здесь мы имеем дело с благодарностью за выживание. В другом случае, если вы потеряли что-то дорогое и чудесное, значит, вы потеряли то, чем вы ранее обладали. Значит до этой потери вы имели возможность пережить нечто великолепное. И это тоже дает повод для выражения благодарности.
Хочу сказать, что целебная сила благодарности невероятно велика. В книге Виктора Франкла «Психолог в концлагере» речь идет о человеке, который пережил ужасный период своей жизни. Как же он сумел пережить этот посттравматический симптом? Только умея испытывать благодарность. Вы читали книгу и помните, как развивались события. Он преклонил колено и благодарил за свое освобождение: «Моя предыдущая жизнь закончилась, погибла в концлагере, но мне дарована вторая жизнь, и я хочу приложить все усилия, чтобы доказать, что я достоин этой жизни». Эта благодарность и спасла его.
В описанном выше случае мы имеем другую ситуацию. Этот мужчина жил с сыном долгое время, целых 27 лет. Мы понимаем, что сын для него много значил, иначе бы он не стал таким каменным от его потери. Эта окаменелость – типичный признак реактивной депрессии. Окаменелость, ригидность – классическое ее проявление. Это не просто горевание или печаль. Если мы говорим о нормальном, обычном переживании горя, то оно сопровождает нас без этого проявления. А вот в данном случае опускаются жалюзи, человек закрыт, как улитка в своем домике, полностью закрыт от внешнего мира. Реактивная депрессия – это отказ от внешнего мира: «Ничего не хочу иметь общего с внешним миром. Если у меня нет сына – не полагайтесь на меня».
Это можно разрушить, если привлечь сюда элемент благодарения. Человек должен осознать, как было здо́рово, когда в течение 27 лет у него был этот контакт, было совместное проживание с сыном. Теперь можно применить другую технику: «Что было бы, если?». Предположим, мы бы спросили его: «Что было бы лучше, если бы (давайте спросим в сослагательном наклонении) была возможность выбирать? Представьте ситуацию, что у вас никогда бы не было сына. Если бы он не родился, если бы у вас не было никакого общения, никакой связи с этим сыном…».
Представьте себе, что этого совместного проживания просто не было. Здесь, получается, и горевать не о чем. Никакого шока по поводу потери, никакого переживания. И вторая часть вопроса: «У вас был сын, в течение 27 лет вы сопровождали его по жизни и испытывали радость от этого. Но дальше придется горевать и оплакивать его. Что было бы для вас лучше?». Техника альтернативного вопроса. Спрашивали об этом?
Из зала: Он ответил: «Не знаю». Но мы будем еще встречаться и вернемся к этому вопросу.
Лукас: Думаю, что ему придется размышлять над этим вопросом. Ему можно немного помогать в те моменты, когда он рассказывает о своем сыне. Пусть он расскажет о том, что было особенно приятно. Какие были сильные впечатления, когда сын был жив? Какие были ситуации, когда он выступал в качестве отца? Может быть, у них было совместное альпинистское восхождение? И вообще, как они проводили вместе время как отец и сын?
Чем больше он будет вспоминать о тех переживаниях, связанных с его сыном, тем меньше у него будет сожаления по поводу того, что эти события не вернутся. Он будет меньше переживать, вспоминая эти подробности. Ведите его к мысли, что его жизнь стала существенно богаче именно благодаря тому, что в этой жизни был сын. Ведь если бы его не было, жизнь оказалась бы намного беднее. Если дать ему возможность больше рассказывать о том, что он предпринимал совместно с сыном, у него появится больше содержательной стороны этого диалога.
Думаю, что нужно сопровождать этого мужчину до того момента, пока у него не появится идея того, что он хотел бы сказать своему сыну. Он должен это сказать независимо от того, причиняет ему это боль или нет, независимо от собственного страдания.
Предположим, сын к нему еще вернется, что он ему скажет в случае такого визита. Может быть, поблагодарит. Призна́ет какие-то его поступки. А может быть, извинится за какие-то свои. Образ ценности сына следует перевести в реальность, в действительность, и попытаться сделать так, чтобы отец с любовью попрощался с сыном. И не просто ради себя, а ради сына, так, будто это его, сына, желание.
Из зала: Я хотела ему предложить написать книгу в таком ключе. Чтобы это стало смыслом его жизни – книга, обращенная к сыну.
Лукас: А какого содержания книгу?
Из зала: «Разговор с сыном».
Лукас: Слишком много требуете от него. Это непосильная для него задача.
Из зала: Может быть, но он очень одаренный человек.
Лукас: Понимаю, но ведь у него нет пока содержательной стороны, что бы он хотел сказать сыну. Он все-таки должен представить содержание. Прежде чем писать книгу, нужно представлять, каким содержанием она будет наполнена. Сам процесс написания далеко не так прост. Надо же нести какой-то «месседж», посыл. Он должен знать, что он хочет сказать сыну, найти ответ на вопрос: «Что в моей жизни значил сын?». Он должен это осознать. А вот в письменной ли или устной форме это сделать – неважно. Главное, он должен осознать: хорошо, что сын был в его жизни. Понять: лучше, что сын был, чем если бы его не было.