Не надо обещаний

<<Впрочем, теперь её мнение не имеет никакого значения>>, – подумала Паола, повернувшись лицом к бухте и позволив морскому бризу играть её волосами.

Скорее всего, волнения оказались напрасны: Руна Рассел не найдёт никакой связи между ней и письмом Элиота. При тех высотах, каких певица достигла в мире музыки с того времени, как они расстались, Руна вообще вряд ли вспомнит её имя. В отчаянии Паола задавалась вопросом: почему не удаётся забыть эту лесбиянку? Ведь четырёх лет вполне достаточно, чтобы любые воспоминания утратили остроту. Наверное, так бы оно и произошло, успокаивала себя девушка, если бы не постоянные упоминания о знаменитости в газетах, её концертные шоу по телевидению и песни по радио. Но зачем обманывать себя? Даже если бы ничто и не напоминало о ней после их разрыва, образ возлюблённой, как клеймо, никогда не стереть из памяти. С того самого дня, когда Руна Рассел впервые назначила свидание – будто бы для обсуждения ряда деловых вопросов, – сильное чувство, почти страсть, вспыхнуло между ними. Руна тогда отодвинула в сторону приготовленные ручку и блокнот, протянула руки через стол и взяла ладони Паолы в свои.

– Я полагала, вы хотите обсудить вашу концертную программу, – запинаясь, произнесла Паола.

– А вы хотите обсуждать именно этот вопрос?

– Нет, – еле слышно ответила Паола.

– Превосходно. Тогда мы можем затронуть куда более важные вопросы, такие, например, как прекрасный цвет ваших глаз, или укладка ваших волос с такой замечательной завивкой. – Руна намотала один из локонов девушки на свой ухоженный артистичный палец.

В тот вечер, как и в остальное время, проведённое вместе, делам было уделено очень мало времени. Руна приносила билеты на концертные шоу своих друзей и расширяла познания Паолы в музыкальной сфере, подпевая шёпотом выступления, при этом нежно держа руки девушки в своих. Однако это не единственная область, в которой она преподала девушке уроки, подумала Паола и покраснела. Руна оказалась весьма сведуща в премудростях однополой любви и увлекала к таким высотам чувственности, каких Паола не могла себе и вообразить. Она была самой нежной, внимательной и возбуждающей любовницей, заставившей Паолу поверить, что для неё она – будто редчайший из драгоценных камней, ценимый превыше всего. Если бы четыре года назад она могла сопровождать их с Хельгой после вечеринки по случаю концертного шоу в Филадельфии!

Однако пресса и телевидение хотели получить интервью, и секретарша Руны Рассел спешила в отель. Паола вспоминала, что в тот злополучный вечер Хельга выпила больше своей нормы и нуждалась в том, чтобы кто-то отвёз её в гостиницу. Паола, на своё несчастье, согласилась её сопровождать. Она смутно помнила, как один из служащих подогнал к ним автомобиль, но всё, что было после, тонуло в сплошном тумане. Дождливая ночь. В памяти всплывали мокрые улицы с отражёнными в лужах фонарями и светофорами. Крики ужаса слились со страшным скрежетом врезавшейся во что-то машины. И потом – зловещая тишина. Придя в сознание, Паола с трудом смогла собрать воедино даже эти обрывки воспоминаний. Но Паола смутно помнила, как спорила с Хельгой относительно того, кому вести автомобиль. Неужели Руна права, утверждая, что во всём виновата она? По словам секретарши, всё так и происходило, и Паола находилась за рулём, когда Руна нашла их. Когда Паола говорила об этом с ней, девушке показалось, что Руна в ней разочаровалась, хотя и старалась это скрыть.

Затем начала упрекать Паолу за ту ночь, когда между ними случилась первая серьёзная размолвка. Такой поворот во взаимоотношениях людей был хорошо знаком Паоле по супружеской жизни её матери и отца. После того, как папа завёл роман с одной из своих коллег в художественной школе, где преподавал историю и искусство, мама, в конце концов, простила его, и брак не распался, только она попрекала неверного при каждой ссоре, до самой своей кончины. Паоле исполнилось тогда двенадцать лет. Дочери якобы ничего не знали о случившемся, только им трудно было оставаться в неведении, когда эта тема всегда поднималась… Воспоминания об упрёках, омрачавших жизнь родителей, заставили Паолу резко оборвать связь с Руной, хотя это доставило девушке невыносимую боль. Если она соберётся выйти замуж, то хотела бы начать новую жизнь, не омрачённую прошлыми прегрешениями, в которых её можно было бы упрекнуть. Погружённая в собственные мысли, Паола брела по тропе к беседке, прозванной в их семье “Лонг Стоун”. Это название она получила потому, что папа никак не мог решить, как постройка должна выглядеть, и долго выбирал рабочие эскизы, затем так же долго строил и перестраивал. Теперь беседка обветшала в окружении разросшихся кустов роз. Возле входа лежала опрокинутая садовая ваза в древнегреческом стиле. Наследница вздохнула: так много надо сделать, однако у неё еле хватало средств на поддержание усадьбы.

Доходы агента по авторским правам не настолько уж велики, а здание поглощало деньги подобно губке, впитывающей воду.

<<Посмотри правде в глаза, – упрекнула себя девушка, – в настоящий момент усадьба занимает тебя меньше всего. Ты стараешься не думать о том, что будет, если Руна ответит на письмо Элиота. Справишься ли ты с собственными чувствами, если увидишь её опять?>>

Скорее всего, она пришлёт формальный ответ с вежливым отказом. Теперь кумирша меломанов вращается в высоких сферах, и у неё вряд ли найдётся время для какого-то школьника, занимающегося пением. Она возглавляет большую звукозаписывающую студию, специализирующуюся на популярных хитах. Это всегда было её мечтой. Нет, уж лучше не думать о ней. Чёрт побери, почему Паола не убедила племянника выбрать другую персону из музыкального мира в качестве наставницы…

– Здравствуй, Паола!

Испуганно подняв глаза, Паола увидела изящную фигуру элегантной женщины, загородившей вход в беседку. Неужели бурные мысли Паолы вызвали к жизни образ давно минувших дней?

– Не-е-т… – с замеревшим сердцем, выдохнула Паола.

Не может быть, что перед ней Руна. Она не готова к встрече с прошлым!

Красивое и спокойное лицо нежданной гостьи на мгновение исказил гнев, но она подавила его.

– Нет? – брови самоуверенной красавицы иронично поднялись вверх. – Отказ, и так быстро, Паола? Но я ещё ничего не попросила.

Насмешка в голосе женщины заставила Паолу отшатнуться. Возможно, ей весело, но Паоле, когда она так внезапно появилась тут, в её убежище, вообще не до смеха.

– Я думаю, слово “нет” вполне подходит в качестве ответа на любой из твоих вопросов, – пришла наконец в себя Паола. Её голос предательски дрожал, а руки похолодели, и девушка сложила их, будто старалась защититься. – Это слово мы чаще всего использовали при нашей последней встрече.

– Слово, которое использовала ты, – холодно поправила Руна. – Видать, ничего не изменилось.

– Конечно, не изменилось, и я не понимаю, зачем ты тут? – Голос Паолы с трудом подчинялся ей.

– Ты пригласила меня приехать.

– Я пригласила тебя? Ты ошибаешься. Тебе писал мой племянник, Элиот Дорсо. Я только накидала текст для него.

– Ты забываешь, что мы работали одно время вместе. Я узнала твой стиль. Кроме того, лишь от тебя он мог узнать о концертном шоу “Прелюдии любви”.

Лицо Паолы ярко заалело.

– Но я не…

– Да, но мальчик добавил приписку, в которой говорится, что от моего исполнения “Прелюдии любви” у него бежит мороз по коже. Есть лишь одно место в мире, где он мог услышать эту песню и лишь один человек мог дать ему диск с записью.

Паола заволновалась, что пересохло во рту.

– Однажды Элиот слышал эти песни и спросил, кто их поёт. Мне казалось, он про это всё забыл.

– Похоже, нет. Очевидно, на него песни произвели огромное впечатление, нежели на ту особу, которой посвящались.

Но если бы только это было так! Паола слушала эти песни, когда ей было особенно горько. Волнующие, незабываемые слова, записанные без всяких технических ухищрений, будили чувства сильнее любых других песен, потому что каждое слово навевало воспоминания о личном и интимном… В один из тяжёлых для Паолы дней, когда исполнилась годовщина со дня смерти папы, девушка поставила диск, забыв, что племянник должен вот-вот прийти. Присутствие мальчика обнаружилось только после восторженного “ах!”, последовавшего за окончанием песни. Прежде чем Паола успела остановить Элиота, он подбежал к проигрывателю и, вынув диск, прочитал название, сделанное рукой автора. Он, конечно, не знал почерка, но уловил уникальный стиль исполнения.